Все, что было у нас - Сантоли Ал
Какой-то чувак из Си-Би-Эс или Эн-Би-Си сказал: 'Чёрт, как жаль, что меня тут не было'. А Эбервайн поглядел на него и говорит: 'Ага, сучара, чёрт возьми, как мне-то жаль, что тебя тут с нами не было!' Тот сразу же заткнулся на хер. А Эбервайн был в одном из треков, что там уделали.
Скотт Хиггинс
Снабженец
Штаб II полевого корпуса
Бьенхоа
Октябрь 1967 г. ― октябрь 1968 г.
Джеймс Хеброн
Скаут-снайпер, командир огневой группы
1-й батальон 26-го полка морской пехоты
Кхесань
Август 1967 г. ― февраль 1968 г.
БОТИНКИ ДВЕНАДЦАТОГО РАЗМЕРА, ВОЙНА ДЕСЯТОГО РАЗМЕРА
Скотт Хиггинс: я уехал туда в октябре 1967 года и вернулся год спустя. Я служил в Бьенхоа, в двадцати милях к северо-востоку от Сайгона, в штабе 2-го полевого корпуса, из которого осуществлялось руководство действиями в зоне III корпуса, окружавшей Сайгон. Месяца четыре я проработал координатором объекта, отвечал за обеспечение объекта жильём, продовольствием, водой и электричеством. Позднее мы выдвинулись поближе к штабу сухопутных войск США во Вьетнаме - между Бьенхоа и Лонгбинем. Мне был тогда двадцать один год, и от всего происходившего голова шла кругом. Я был произведён в офицеры по окончании курсов офицеров запаса в Геттисбергском колледже. Я пошёл туда, чтобы не попасть на войну, потому что считал её ошибкой, но это все равно меня не спасло. Раз призвали - значит, пойду. Наверное, думал так из-за своеобразного патриотизма, который разделяли в те годы многие.
Нас пятерых из числа курсантов военно-хозяйственного училища в Форт-Ли, штат Виргиния, отобрали для отправки во Вьетнам сразу же после шести недель начальной офицерской подготовки. В силу 'чрезвычайной ситуации' - так сказали. Во Вьетнаме я прибыл в 90-й батальон подготовки пополнений и провёл там несколько дней, потом меня вызвали в артиллерийское подразделение. Тамошний майор со мной побеседовал и сообщил, что у меня на выбор две должности. Первая ― командир прожекторного взвода. В голове у меня завертелась одна мысль: как только включишь свет, все узнают, где ты есть. Другая должность-командир взвода сопровождения колонн в III корпусе. Я сказал: 'Послушайте, я ведь только что из колледжа, проучился шесть месяцев в военно-хозяйственном училище, и уже здесь. Какую бы должность ни занял - из-за меня наверняка много народу погибнет, включая меня самого. Я вам не подхожу'. Я и в самом деле так считал, к тому же не хотел, чтобы мне яйца отстрелили. Мы этот вопрос перетирали, перетирали, и, в конце концов, я его убедил. Я вернулся в 90-й батальон подготовки пополнений, и три-четыре дня спустя меня вызвал начальник по тылу штабной роты 2-го полевого корпуса. Им нужен был заместитель начальника клуба. Первое, что мне поручили - отправиться в Сайгон и набрать официанток для бара. Выполнял я это задание недели три.
Джеймс Хеброн: Я отправился во Вьетнам в августе 1967 года и получил назначение в 1-й батальон 26-го полка морской пехоты - 1-26, как это называлось - в Кхесань. Когда я приехал во Вьетнам, мне только-только стукнуло восемнадцать, потому что до восемнадцати лет в районы боевых действий отправлять запрещено. Я поступил на службу в морскую пехоту, когда мне было семнадцать, а за год до того кончил среднюю школу. В том возрасте я был супернаивный. Я был под впечатлением описаний битв, составленных людьми не воевавшими, например, Стивеном Крейном, автором книги 'Красный знак мужества'. Вот это плюс бравада - ну, понятно: морская пехота, кровь, изнасилования, убийства, грабежи, все такое прочее. Пока меня не отправили во Вьетнам, оставалось только предаваться фантазиям. Я был на Окинаве с января, и мне пришлось дожидаться июля, своего восемнадцатилетия, прежде чем меня отправили во Вьетнам.
До Вьетнама я добирался двадцать два часа. Индивидуальное назначение. Из-за этого я чувствовал себя неуютно - кроме всего прочего. Наверное, так пополнять личный состав удобнее, но я так и не прочувствовал, что такое боевое братство однополчан. Чтобы оно возникло, столько времени надо. Там ощущаешь нечто вроде химической реакции, это что-то вроде шестого чувства, например, когда близкий друг с тобой разговаривает, а я знаю, что он скажет, прежде чем закончит предложение. Такую дружбу и надо развивать в боевых подразделениях, чтобы потом в горячей ЗВ никаких проблем не возникало. Смотришь, что человек делает, и понимаешь, что происходит, вроде как читаешь между строк. Чтоб такое возникло, много времени требуется. Такого просто не происходит, когда приходишь по индивидуальному назначению. Это ощущение просто отсутствует. Как будто в новый район переехал - всем новичкам на выходах приходилось ходить головными.
ХИГГИНС: Я ходил по сайгонским барам, беседовал с девушками, выяснял, достаточно ли они милы в обращении, подыскивал оркестры, чтобы нанять их потом на работу в офицерском клубе в Бьенхоа. Первые три недели, пока я этим занимался, я вставал в десять утра, добирался на джипе до Сайгона, обходил всякие бары, оценивая группы и девушек, пару-тройку нанимал и возвращался. Вечера я проводил в офицерском клубе в Бьенхоа.
Сайгон - невероятный город, невероятно активное, бурлящее место. Ко времени моего отъезда там было тысяч пятьдесят проституток. По-прежнему работали несколько невообразимых французских ресторанов. В принципе, можно было зайти в элегантный французский ресторан с пистолетом 45-го калибра на боку. Там по-прежнему оставались кое-какие пережитки времен французской оккупации.
В Бьенхоа делать, собственно, было особо нечего. Начальник клуба был капитан, я - лейтенант. Мы жили на старой вилле на самой дорогой улице в Бьенхоа. В то время Бьенхоа считался безопасным городом. Никаких комендантских часов. Это был один из самых больших городов, с населением где-то в полмиллиона - да что там, может, и в миллион. Большой город.
Там у нас была крупная база ВВС. Правительство по астрономическим расценкам арендовало лучшие здания на самой богатой улице Бьенхоа, Конгвей-стрит. Это были старые оштукатуренные здания с высокими потолками, в таких жили городские богатеи. Французская архитектура - французы очень сильно повлияли на развитие города. Мы приходили и либо занимали здания, либо как-то договаривались. Я видел некоторые из соглашений об аренде, и они просто поражали воображение. За офицерский клуб мы платили какому-то землевладельцу сорок тысяч долларов в год за пользование превосходным старым зданием. Мы в буквальном смысле слова завладели целой улицей, и весь этот участок обнесли колючей проволокой.
Сначала, первую пару месяцев, меня преследовало ощущение нереальности происходящего - живу на объекте, в комнате с вентилятором под высоким потолком, да еще и на вилле. Тогда у каждого офицера была отдельная комната, или попарно устраивались. Когда как, но места всегда хватало.
ХЕБРОН: Я был рядовой, рядовой первого класса. Мне никто ни черта не рассказывал. То, как я всё себе представлял, и как оказалось на самом деле - совершенно ничего общего. Романтики вовсе никакой. Абсолютно никакой. Это немедленно предстало предо мною во всей своей наготе. Мне это дали понять, когда я прибыл в Кхесань. Лейтенант распахнул палатку, и, кроме его руки, я ничего больше не увидел. Я и подумал, что эту руку протянули типа 'Добро пожаловать на борт'. Пошел туда, уже собирался руку навстречу протянуть. Он говорит: 'Хера ли ты телишься, Хеброн'. Господи Исусе, я же еще и облажаться не успел, не сделал ничего не так, вообще ничего ещё не сделал, а он уже со мною так. Сказал я себе: 'Блин'. К тому же был я тогда не в форме, потому что на Окинаве шесть месяцев гулял напропалую. Мне выдали бронежилет, ранец, прочую всякую хрень, и, понятно, не было у меня привычки топать со всей этой амуницией по такой жаре. Мне пришлось добираться до ЗВ и дожидаться, пока не подбросят до высоты 860, оттуда уже отправляться пешком.
