Михаил Делягин - Россия для россиян

Изучая примеры эффективного государственного управления, мы видим с обескураживающей ясностью, что государство, завися от общества и соизмеряя свои действия с его мнениями и даже предрассудками, не обслуга и не придаток общества.

Государство — самостоятельный субъект, созданный обществом и обособившийся от него для выполнения принципиально новых функций, неподвластных самому обществу.

Главной из таких функций является развитие или, если акцентировать внимание на качественной стороне дела, преображение общества: необходимость его может ощущаться изнутри, давая импульс мысли и действию, но само это действие и даже осмысление могут осуществляться только извне общества — со стороны государства.

Возможно, это выглядит кощунством, однако эффективное исполнение любой из признаваемых либералами функций государства приводит нас к признанию его самостоятельной, творческой сущности. И трагедия либерализма заключается именно в том, что в силу догматичности и идеологической ограниченности он последовательно требует половинчатого и непоследовательного, а значит, и неэффективного исполнения этих функций.

В самом деле: возьмем, например, создание производственной инфраструктуры. Даже цитадель самого оголтелого либерализма в современном мире — МВФ — признает, что при слабости национальной экономики государство должно, заняться развитием инфраструктуры.

А теперь посмотрим, каковы масштабы этого процесса.

В сегодняшней России — отнюдь не самой слаборазвитой стране, каким бы ни был ее регресс, — скорейшей модернизации подлежат следующие виды инфраструктуры:

• линии электропередач, как магистральные, так и распределительные;

• автомобильные дороги, в том числе внутри населенных пунктов;

• железные дороги;

• аэропортовое хозяйство;

• речные и морские порты, не используемые для экспорта;

• инфраструктура жилищно-коммунального хозяйства;

• значительная часть гидротехнических сооружений;

• часть газораспределительной сети;

• значительная часть стационарной телефонной связи;

• почта.

Отказ от решения задачи модернизации инфраструктуры означает продолжение сокращения территориальной связности страны, реально угрожающей ее территориальной дезинтеграцией.

В то же время масштабность задачи такова, что даже одно только начало ее сознательной реализации кардинальным образом изменит весь деловой и инвестиционный климат страны.

И это особенность не России — это особенность инфраструктуры. Она в силу самой своей специфики, с одной стороны, как правило, исключительно капиталоемка (и потому требует значительных усилий и затрат), а с другой — играет принципиально нерыночную роль, создавая рыночную среду для других участников рынка (характерно в этом отношении определение свободы как избыточности инфраструктуры), но допуская внутри самой себя лишь ограниченную конкуренцию.

С другой стороны, при модернизации инфраструктуры немедленно возникает вопрос о том, как именно ее следует модернизировать. Железную дорогу нельзя тянуть в пустоту: строя ее, мы либо подразумеваем освоение соответствующей территории, либо воздвигаем монумент собственной глупости, разбазаривая средства, силы и время нации.

А это значит, что модернизация инфраструктуры уже подразумевает наличие программы развития и размещения производительных сил, которую некому создать, кроме государства (естественно, при тесном сотрудничестве с бизнесом по моделям от США и Франции до Японии).

Конечно, эта модель будет несовершенной и неточной. Однако, как показывает опыт той же Японии (в которой оказалась реалистичной лишь половина определенных в 50е годы приоритетов), сам факт ее реализации настолько оздоровляет экономическую обстановку и настолько оживляет бизнес, предоставляя ему новые возможности, что он оказывается в силах не только исправлять ошибки государства, но и развивать качественно новые отрасли, создавая качественно новые сферы конкурентоспособности, по вполне понятным причинам просто не предвиденные государством.

Но ярче всего творческое призвание — творческая природа и функция государства — видно в стимулировании технологического прогресса. Создание новых технологий по определению имеет нерыночный характер, так как колоссальные средства вкладываются в полную неопределенность, без каких-либо реальных возможностей оценить риски их потери.

Попытка формирования рыночных костылей в виде венчурного бизнеса достигла лишь ограниченного успеха, касающегося прикладной сферы, то есть воплощения на практике уже созданных технологических принципов; ключевая же сфера создания этих принципов остается наиболее рискованной и потому нерыночной, доступной преимущественно государству. Недаром основным инструментом технологического прогресса остаются, как это ни прискорбно, военные расходы: только страх уничтожения в войне оказывается достаточно сильным для переламывания страха перед высокими рисками инвестиций в создание новых технологических принципов.

А осуществлять эти инвестиции и уж тем более организовывать, направлять их может только государство.

Эти примеры бесспорны, но они представляют собой лишь частные проявления творческой функции государства. Суть же ее заключается в непосредственной организации общественного развития как такового и в создании многочисленных предпосылок для него, многие из которых (например, создание системы образования) требуют десятилетий.

Таким образом, государство преобразует общество для самого общества, с максимальным учетом его мнений и интересов (достижение этой цели, собственно, и является демократией), но в отделенности от него и при необходимости — вопреки его сиюминутным желаниям и требованиям.

«Очень сложно гражданскому обществу бороться с терроризмом против собственного государства»

Уважаемые коллеги, дамы и господа, товарищи!

Прежде всего позвольте мне высказать несколько комментариев к предыдущему выступлению, которое мне очень понравилось.

Начнем с того, что, прежде чем в рамках развития толерантности уважать национальные обычаи, их надо сначала узнать.

Потому что обычаи бывают разными.

Есть, например, такой обычай — рабовладение.

С другой стороны, если вы не знаете обычаев, вас могут просто ввести в заблуждение. В конце 1991 года из одного субъекта Российской Федерации пришла бумага о том, что граната «Ф-1» является неотъемлемой частью национального костюма и потому ношение ее не может трактоваться как незаконное ношение оружия.

И не надо бояться, что наша недостаточная толерантность испортит отношения России и США. Они таковы, что вряд ли их вообще что-то сможет еще больше ухудшить.

И бархатной революции бояться не надо. Бархатной революции в России не будет, потому что в нашем обществе вообще ничего бархатного не бывает.

Наконец, последнее: мы все справедливо негодуем по поводу западных, как здесь было сказано, «бизнесменов от политики», которые под видом демократии насаждают прозападные режимы.

Простите пожалуйста, а где наши такие «бизнесмены от политики»? Почему никто и нигде не насаждает наши ценности? Почему я не слышу из-за бугра визга о том, что проклятая Россия опять установила дружественный себе режим в очередной стратегически важной стране?

Теперь от во многом риторических вопросов перейдем к делу.

Террористическое действие сочетает в себе три квалификационных признака. В отсутствие любого из них то или иное действие может вызывать любые эмоции, но с научной точки зрения терроризмом не будет.

Первый признак — принуждение управляющей системы или общества в целом к тем или иным действиям или к отказу от них.

Второй признак — это принуждение должно осуществляться при помощи насилия или действенной угрозы применения насилия.

И, наконец, третье — принуждение должно осуществляться в нарушение действующих правовых норм или общепринятых норм поведения.

Здесь важны нюансы. Так, забыв о возможной направленности терроризма на общество в целом, мы забудем тем самым и о государственном терроризме, и о запугивании, деморализации целых обществ.

Забыв о таком критерии, как действенность угрозы насилия, мы ставим на одну доску слова «я убью тебя», произнесенные дурно воспитанным пятилетним мальчиком в состоянии истерики и тоже дурно воспитанным тридцатилетним молодцом с автоматом на шее или ножом в руке.