Михаил Кривоносов - История гражданского общества России от Рюрика до наших дней
Как справедливо указывает Л. В. Черепнин, «Послание Таубе и Крузе – источник мутный, с неточными датами. Делать на его основе выводы трудно. Но он зафиксировал слухи о каких-то сословных совещаниях. Неизвестно, что за «чины» заседали в «большой палате», возможно, члены боярской думы и «освященного собора», т. е. высшие государственные и церковные сановники. Собрание в церкви было более широким (при прощании с царем присутствовали митрополит, архиепископы, архиереи, игумены, священники, монахи, высшие чиновники, военачальники, бояре, купцы). Очевидно, церковная служба, устроенная царем, была задумана им как политическая демонстрация перед сословиями. Если те, кто был на богослужении, присутствовали и на царском «совете», то это – представительное совещание соборного типа, сопровождаемое церковной церемонией.
В распоряжении исследователей – две версии об обстоятельствах отъезда царя из Москвы в Александрову слободу: одна (иностранная информация) говорит о предварительной подготовке; другая (летописная версия) утверждает, что Грозный покинул Москву неожиданно для населения. Так или иначе, сношения Грозного с населением Москвы происходили в формах обращения царя к сословиям. Но это не дает права говорить о деятельности в то время организованного земского собора.»[85]
Однако, неопровержимым фактом является обращение царя на протяжении всего политического кризиса 1564–1565 гг. не просто к сословным представителям, но непосредственно к народу.
3 января 1565 г. в Москву были доставлены Константином Поливановым две царских грамоты. «В грамоте, посланной митрополиту, царь пишет о своем гневе и опале на архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов, бояр, дворецкого, конюшего, окольничих, казначеев, дьяков, детей боярских, приказных людей. Бояре и приказные люди обвинялись в злоупотреблениях властью, в пренебрежении государственной пользой, в своекорыстных поступках, духовенство – в заступничестве за них. Царь заканчивал свое послание словами: «не хотя их многих изменных дел терпети», он «оставил свое государьство и поехал, где вселитися, иде же его, государя, бог наставит».
В послании (прочитанном дьяками Путилой Михайловым и Андреем Васильевым) «к гостем же, и к купцом, и ко всему православному крестиянству града Москвы» Иван IV заявляет, что на них он опалы и гнева не держит. Имеется ли в виду под «православным крестиянством» все тяглое население Москвы или специально «купецкий чин», сословный принцип остается в силе».[86]
Л. В. Черепнин указывает, что для обсуждения царских грамот на митрополичьем дворе собрались не только представители всех сословий («1) высшие церковные иерархи; 2) бояре, окольничие, дети боярские, приказные люди, «священнический и иноческий чин»; 3) «гости и купцы и все граждане града Москвы»), но и простой народ («просто любопытствующие». Их летопись обозначает словами «множество народа»).
Таким образом, мы можем говорить о проявлении в условиях безвластия вечевых традиций (как добавляет Черепнин, «собрание сословий могло перейти в вечевую сходку») с одной стороны, и земской соборности – с другой («В описании январских событий в Москве уже можно видеть указание на земский собор»).[87]
Именно в результате давления веча и представителей (не совсем корректно говоря) третьего сословия, митрополит и бояре пошли на переговоры с царем. Причем в Александрову слободу, где обосновался Иван Грозный после отъезда из Москвы, отправились две независимых делегации: от Освященного собора (новгородский архиепископ Пимен и чудовский архимандрита Левкий) и от Земского (представители всех трех вышеуказанных сословных групп).[88]
С 5 января и, видимо, до начала февраля 1565 г. с делегатами из Москвы велись переговоры, как предполагается, об устройстве опричнины. Во всяком случае, царь выступал перед представителями сословий по этому вопросу дважды: в середине января в Александровой слободе, и в феврале – в Москве.
Указ был «опубликован», видимо, после возвращения Ивана Грозного в столицу 15 февраля (в описи Царского архива о нем говорится так: «…Указ, как государь приехал из Слободы, о опришнине»[89]) и утвержден Земским собором («Если он и был принят царем на заседании боярской думы и «освященного собора», то предварительно, вероятно, был согласован с земским собором»[90]) на царских условиях: «Архиепископы же и епископы и архимандриты и игумены и весь освященный собор, да и бояре и приказные люди то все положили на государьскои воле».[91]
Л. В. Черепнин по поводу январско-февральского Земского собора 1565 г. пишет: «Трудно сказать, связан ли собор, сведения о котором относятся к январю 1565 г., с предшествующим обращением Грозного к сословиям в декабре 1564 г. С. О. Шмидт считает, что собор начал действовать не в 1565 г., а в 1564 г., но в декабре этого года его деятельность была прервана «и на дальнейших заседаниях собора царь не присутствовал» вплоть до февраля 1565 г., «когда соборно был утвержден указ об опричнине. Однако и в эти месяцы царь, несомненно, оказывал какое-то влияние на деятельность собора.
Гипотеза Шмидта неполна. Ряд вопросов оставлен без ответа. Зачем созван собор? Какие дела на нем обсуждались? Каков срок действия? Ответить на эти вопросы за неимением материала и нельзя. А потому и от гипотезы о соборе 1564 г. приходится отказаться. Особенность земского собора 1565 г. заключается в том, что он собрался не по инициативе царя, а по инициативе сословий, в отсутствие царя. Демонстративное заявление Грозного «духовным и светским чинам» о «передаче им своего правления», церковное молебствие и публичное «благословение народа» (если все так и было) – это акты, еще не связанные с деятельностью земского собора, но подготовившие для него почву.
Несмотря на недостаточность и неясность источниковедческой базы, имеются все основания утверждать, что отъезд Грозного из столицы вызвал активизацию действий сословных групп, причем отнюдь не стихийного характера, а в организованных формах собора. Этот собор, рожденный к жизни необходимостью решить основной государственный вопрос – о главе государства, нельзя назвать иначе как «земским» (он рассматривал «великое земское дело»)
С отъездом из Москвы царя, части господствующего класса, государственного аппарата, военных сил административная система в городе расшаталась, военно-политическая власть ослабла: «…все приказные люди приказы государьские отставиша и град отставиша, никим же брегом…». В этих условиях представители сословий, бывших в Москве, взяли на себя инициативу восстановления подорванного порядка и сконструировались в земский собор. Это не значит, что между ними было единство. Напротив, социально-политические противоречия вскрылись сразу. Представители господствующего класса феодалов в ответ на послание Ивана IV заявили себя приверженцами монархии: «Како могут быть овцы без пастыря? егда волки видят овца без пастуха, и волки восхитят овца, кто изметца от них? Такоже и нам как быти без государя?» Что касается гостей, купцов и «всех гражан града Москвы», то они, помимо заявлений монархического порядка, проявили антибоярские настроения. Они били челом, чтобы царь «их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук силных избавлял; а хто будет государьских лиходеев и изменников, и они за тех не стоят и сами тех потребят».
Отсутствие единства в среде земского собора сказалось и в том, что не было организовано общее посольство в Слободу. Представители отдельных сословных групп отправились «сами о собе».
Земский собор 1564–1565 гг. обозначил окончание открытой политической борьбы между прежней боярско-княжеской элитой и новой, нарождающейся элитой – поместным дворянством, ставшим опорой «народной монархии» Ивана Грозного. Но эта политическая победа была бы невозможна без поддержки Земского собора извне – «черным» народом, воспитанным на традиции древнерусского веча.
Второй важный вывод из событий зимы 1564/65 гг. заключается в том, что Земский собор перешел на новую ступень в отношениях «власть-народ», стал напрямую влиять на выбор лица, представляющего высшую власть в государстве. Ведь непосредственное давление демократических элементов Земского собора и стихийного веча 3 января 1565 г. привели к посылке делегаций, обратившихся к Ивану Грозному с просьбой вновь занять царский престол.
Еще более четко эта функция Земского собора просматривается в дальнейшем, когда именно Земский собор утверждал на царство Федора Ивановича, Бориса Годунова и Михаила Романова (Шуйский в этом ряду стоит особняком).
На такие исторические аналогии указывает и академик Черепнин: «Обмен посланиями и посланцами между Александровой слободой – резиденцией царя Ивана и Москвой – столицей государства весьма напоминает хождения делегаций земских соборов в 1598 г. в Новодевичий, а в 1613 г. – в Ипатьевский монастырь с приглашениями на царство в одном случае Бориса Годунова, а в другом – Михаила Романова. В январе 1565 г. земский собор в Москве действует не как совещание при царе, а как орган, ведущий переговоры с царем».[92]
