Михаил Кривоносов - История гражданского общества России от Рюрика до наших дней
Избранная Рада (или, как она называлась в русских источниках того времени, Синклит) сумела ввести серьезные, в том числе и законодательные ограничения царской власти: с помощью своих ставленников Сильвестра и Адашева лишила Ивана Грозного права жаловать боярский сан и присвоила это право себе; самовольно и в нарушение прежних законов раздавала звания и вотчины, покупая, таким образом, новых сторонников, наполняя ими госадминистрацию и настраивая против царя, вела собственную теневую государственную политику втайне от него.
«Без совещания с этими людьми Иван не только ничего не устраивал, но даже не смел мыслить. Сильвестр до такой степени напугал его, что Иван не делал шагу, не спросив у него совета; Сильвестр вмешивался даже в его супружеские отношения», – писал Костомаров.[72]
Историк, конечно, преувеличивал. Царь был не напуган, но осторожен и просто искал средства противодействия княжеско-боярской партии. Этим и вызвана необходимость Земских соборов, которые сторонники централизации и жесткой вертикали власти во главе с царем видели орудием консолидации нации и достижения своих целей: национализации вотчинных и церковных земель, предоставление их в пользование «служилым» – государственным – людям и создание на этой основе нового типа государства – сословной народной монархии.
* * *Состояние двоевластия (Избранная Рада – царь) сохранялось до начала 60-х гг. Зримым концом неформального олигархического правления Избранной Рады стало удаление из Москвы Сильвестра и смерть А. Адашева (1560), опала удельного князя Владимира Старицкого (1563) и бегство в Литву польского шпиона князя А. Курбского (1564).
На этом княжеско-боярская партия прекратила попытки добиться власти путем реформ и перешла от условно-легитимных форм борьбы за свои интересы к практике политических заговоров и сговора с внешним врагом – на фоне Ливонской войны и постоянной угрозы с юга – со стороны Крымского ханства и Османской империи – это угрожало существованию единого Русского государства как такового.
При этом Земские соборы, вместе с которыми царь и его сторонники во власти проводили, в противовес закулисной олигархической политике «Избранной рады», гласную и открытую государственную политику, цели и задачи которой выборными представителями собора доносились до самых дальних краев страны, стали гарантом сохранения гражданского мира в стране. А когда политических гарантий не хватило, Земский собор санкционировал введение «чрезвычайного положения» – опричнины.
Земские соборы и опричная власть
Вопрос об опричнине – ее характер, задачи, цели, результаты – один из самых острых и «водораздельных» для исследователей вопросов, поставленных перед исторической наукой эпохой правления Ивана Грозного.
«С. М. Соловьёв, автор знаменитой «Истории государства российского», видел в опричнине форму борьбы государственного строя с боярским, который выходит если не антигосударственным, то негосударственным. В. О. Ключевский вообще не считал опричнину чем-то закономерным и целенаправленным, а видел в ней проявление страха царя, его паранойи. С. Ф. Платонов, ничтоже сумняшеся, квалифицировал опричнину как средство пресечения княжебоярского сепаратизма. Н. А. Рожков результаты опричнины усматривал в землевладельческом и политическом перевороте. М. Н. Покровский – вполне в духе своего подхода – трактовал опричнину как средство перехода от феодализма к торговому капитализму, и от вотчины – к прогрессивному мелкопоместному хозяйству. Советские историки в своей массе рассматривали опричнину сквозь классовую (а часто – вульгарно-классовую капиталоцентричную) призму, трактуя самодержавие как классовый орган дворянства и подчёркивая его антибоярскую направленность, причём главной сферой борьбы объявлялась собственность, землевладение».[73]
В последнее время о Земских соборах и местных земских учреждениях все чаще упоминают как о нереализованной модели государственного устройства, имевшей парламентский потенциал, но уступившей место абсолютистской форме правления.
Однако – и раньше, и теперь – для многих историков время опричнины – это «царство террора», порождение «полоумного» человека, не имеющее ни смысла, ни оправдания, «вакханалия казней, убийств… десятков тысяч ни в чем не повинных людей». Прямо противоположного мнения придерживался митрополит Иоанн (Снычев): «Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV. Опричные полки сыграли заметную роль в отражении набегов Девлет-Гирея в 1571 и 1572 годах… с помощью опричников были раскрыты и обезврежены заговоры в Новгороде и Пскове, ставившие своей целью отложение от России под власть Литвы… Россия окончательно и бесповоротно встала на путь служения, очищенная и обновленная опричниной».[74]
А. И. Фурсов как основной результат опричнины указывает преодоление в целом и основном еще «не стертые» к середине XVI века «многие дефекты-реликты киевской, владимирской и ордынско-удельной эпох, которые пришлось «кусать» и «выметать» опричнине… Опричнина до конца «дотёрла» удельную систему, устранив даже её следы; окончательно «переварила» Новгород и в значительной степени поставила под контроль церковь».[75]
Иван Грозный выбрал «удар по верхам (впрочем, и низам досталось) и национально-ориентированный курс. Земщина (боярские фамилии) против своей воли профинансировала опричнину.
…Опричный принцип власти возник как преодоление олигархического и, в свою очередь, породил самодержавный, после чего все принципы зажили собственной жизнью, вступая в непростые отношения друг с другом и сформировав своеобразную триаду или, если угодно, треугольник – самую устойчивую фигуру».[76]
Среди пострадавших «олигархов» – хорошо известный и по сей день широким массам князь Курбский, как впрочем, и другие, менее известные ныне, важные политические фигуры середины XVI века: Шуйские, Лобановы-Ростовские, Приимковы и многие другие царские «лиходеи и изменники», которые были не столь уж отдаленными потомками удельных князей Ярославских, Ростовских, Суздальских. Пострадала и старомосковская знать, помнившая влияние своих недавних предков на Великого князя (Шереметевы, Морозовы, Головины), но далеко не так серьезно, как потомки удельных князей, чье политическое влияние и претензии были неизмеримо выше. Именно на подрыв политического и экономического влияния «княжеско-боярского комбайна», в первую очередь, и была направлена опричнина.
В политическом смысле опричнина была тем, что сейчас называется чрезвычайным или военным положением. Царю предоставлялось право без совета и приговора Боярской думы судить и казнить бояр, реквизировать их имущество, отправлять в ссылку и даже казнить. Освященный собор вкупе с Боярской думой утвердил эти особые полномочия.
Но ряд известных историков полагает, что опричнина была утверждена и гипотетическим Земским собором 1564 года. Как указывает в своей работе «Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв.»[77] академик Л. В. Черепнин, такого мнения придерживаются Н. И. Костомаров,[78] А. А. Зимин,[79] С. О. Шмидт,[80] Р. Г. Скрынников.[81] Решает его отрицательно Н. И. Павленко.[82]
И. Таубе и Э. Крузе сообщают о некоем «выступлении» царя «в большой палате» «в присутствии представителей всех чинов» в конце 1564 г. Однако, по другим данным, это выступление относится к 1566 г.[83] Первая дата подтверждается тем фактом, что, по Таубе и Крузе, царь заявил об отречении от престола и снял с себя «царскую корону, жезл и царское облачение». Сообщение Таубе и Крузе подтверждаются и другими исследователями, которые предполагают, что Собор мог открыться за две недели до даты отъезда Ивана Грозного из Москвы – 3 декабря 1564 года. Как утверждают немецкие авантюристы, «через две недели Грозный «приказал всем духовным и светским чинам» явиться на митрополичье богослужение в Успенский собор. Выйдя из церкви, царь благословил собравшихся «первых лиц в государстве», сел с семьей в сани и уехал в Александрову слободу.[84]
Как справедливо указывает Л. В. Черепнин, «Послание Таубе и Крузе – источник мутный, с неточными датами. Делать на его основе выводы трудно. Но он зафиксировал слухи о каких-то сословных совещаниях. Неизвестно, что за «чины» заседали в «большой палате», возможно, члены боярской думы и «освященного собора», т. е. высшие государственные и церковные сановники. Собрание в церкви было более широким (при прощании с царем присутствовали митрополит, архиепископы, архиереи, игумены, священники, монахи, высшие чиновники, военачальники, бояре, купцы). Очевидно, церковная служба, устроенная царем, была задумана им как политическая демонстрация перед сословиями. Если те, кто был на богослужении, присутствовали и на царском «совете», то это – представительное совещание соборного типа, сопровождаемое церковной церемонией.
