Маргарет Тэтчер - Искусство управления государством.
• Единственный путь добиться этого — создать глобальную систему противоракетной обороны.
ЧУВСТВО ОТВЕТСТВЕННОСТИ
Америке нужны решительные и дальновидные лидеры и поддержка союзников, а уж материальные ресурсы для обеспечения господствующего положения у нее найдутся. Возникает вопрос: а есть ли у нее боевой дух? Уверена, что этот вопрос будет звучать еще чаще после террористического акта 11 сентября. Террористы целились в самое сердце американской культуры, ее ценностей и убеждений.
Усама бен Ладен как-то раз отозвался об американцах как о «нездоровой нации, не имеющей понятия о морали»[62]. Как показала практика, его презрение к американскому боевому духу оказалось совершенно напрасным. Но что сказать по поводу пренебрежительного отношения бен Ладена и его собратьев-фанатиков к нашему либеральному обществу?
Следует сразу же отметить, что на удивление мало жителей стран Запада считают слагаемые сегодняшнего западного общества идеальными. Самокритика — наша вторая натура. Мы не скрываем своего беспокойства в отношении распада института семьи, подчиненности культуры, детской преступности, распространения наркотиков и преступлений против личности. Мы ясно сознаем, что повышение уровня жизни не всегда влечет за собой повышение ее качества.
Однако далее наши взгляды и мнение критиков и врагов нашего общества расходятся. Чего добиваются консервативно настроенные жители западных стран, так это повышения роли персональной ответственности в обеспечении функционирования нашего свободного общества. Наши недруги требуют прямо противоположного — установления диктаторской системы, в которой свобода и ответственность теряют свое значение, а от человека требуется лишь подчинение.
Отцы-основатели полагали, что, хотя республиканская форма правления, основу которой они заложили, призвана бороться с пороками человека, она все же ни в коей мере не заменяет его добродетелей. Для них американское самоуправление означало буквально управление людьми и во благо этим людям. Джеймсу Медисону было известно, что демократия должна предполагать наличие добродетелей в массе людей, иначе она не сможет действовать. В 55-м выпуске «Федералистских документов» он писал:
Порочность рода человеческого требует изрядной доли осмотрительности и недоверия, но есть и другие свойства человеческой натуры, которые заслуживают уважения и веры. Республиканское правительство исходит из того, что эти качества преобладают над другими[63] (курсив автора).
Отцы-основатели и те, кто пришел после них, имели разное вероисповедание, а некоторые вообще не верили в Бога. Однако они были убеждены, что лишь религия позволяет взрастить добродетели, которые сделали Америку такой сильной.
История сложных и до настоящего времени развивающихся отношений между Церковью и государством в Америке выходит за рамки моей книги[64]. Однако Алексис де Токвиль был совершенно прав, когда в 1835 году написал, что американцы считают религию «неотъемлемым средством поддержания республиканских институтов».
Каждый раз, когда я приезжаю в Америку, меня поражает та непринужденность, с которой достоинство проявляется в политических речах. Это отражение глубокой религиозности многих американцев. По данным исследований, две трети американцев называют религию важнейшим или очень важным элементом своей жизни. Америка — страна, где церковь посещают намного чаще, чем в Великобритании или континентальной Европе[65]. Естественной реакцией американцев на трагедию 11 сентября стало обращение к Богу: церкви в тот день, а также в последующие дни были переполнены. Вера Америки в Бога, вера в себя и свою миссию — основа ее чувства долга.
Именно в этом причина, по которой мы, неамериканцы, не всегда способны понять слова Генри Лонгфелло:
Корабль государства, счастливый путь!Плыви, союз, великим будь!Мечты, надежды всех людейЗависят от судьбы твоей![66]
Глава 3
Российская загадка
ВИЗИТ В НИЖНИЙ НОВГОРОД
Россия настолько велика, что о ее общем состоянии практически невозможно судить на основании отдельных оценок. Вероятно, единственно верный способ понять российские реалии — это знакомиться с ними постепенно. Естественно, впечатления, которые я получила во время визита в июле 1993 года, оказались не менее ценными, чем все, что мне пришлось читать о России как до того, так и впоследствии.
Меня пригласили в Москву в связи с присвоением мне почетной степени в Институте имени Менделеева, который специализируется на химических технологиях и является одним из ведущих российских научных учреждений. Учитывая, что когда-то я сама была химиком-исследователем, подобное приглашение представляло для меня особый интерес. Кроме того, мне очень хотелось увидеть собственными глазами, как изменилась Россия после без малого двухлетнего правления Бориса Ельцина и его реформ. На Западе циркулировало такое количество противоречивой информации, что трудно было понять, где правда, а где ложь. Сэр Брайан Фолл, один из лучших британских послов, подготовил программу пребывания, которая охватывала и старое, и новое. Однако даже я не ожидала увидеть такой контраст.
Во второй половине первого дня моего пребывания в Москве (это была среда, 21 июля) мне показали старый торговый центр на одной из окраин города. На прилавках лежали продукты, однако их выбор был очень небольшим, а качество, в том числе и свежей продукции, — низким. Окрестности выглядели так мрачно, как только могли выглядеть творения социалистической архитектуры. Местные жители держались дружелюбно, но получасового общения со всем этим мне было вполне достаточно. Возвращаясь в британское посольство на рабочий ужин, я размышляла о том, что, несмотря на очевидное отсутствие дефицита, явные признаки реформы тоже отсутствовали. Я ожидала большего; большего, по словам собравшихся за столом экспертов, ожидало и большинство россиян.
На следующий день у меня была другая, более вдохновляющая встреча с прошлым — продолжительная беседа с Михаилом и Раисой Горбачевыми сначала в роскошном помещении Фонда Горбачева (цель которого я так до конца и не поняла), а затем и у них дома за ленчем. Мне было приятно найти их в добром здравии, хотя меня в какой-то мере и обескуражили обстоятельства отстранения г-на Горбачева от власти. Раиса рассказала о лишениях трех дней крымской «ссылки» во время неудавшегося переворота в августе 1991 года. Тогда им практически нечего было есть; к счастью, у нее в сумочке оказалось несколько конфет, которые она отдала внучке. Позже я узнала, что в результате нервного напряжения, пережитого в тот момент, у Раисы случился удар[67].
После ленча мы все отправились в Менделеевский институт. Церемония прошла великолепно; было много выступавших. В своей речи я отметила тесную взаимосвязь между наукой, истиной и свободой. Эта связь на деле была не всегда лишь теоретической и в старом Советском Союзе, где свободомыслящие честные ученые нередко пытались найти убежище в естественных науках, менее засоренных и искаженных марксистской догмой.
В завершение мероприятия в сопровождении оркестра были исполнены несколько удивительных русских песен. Мне бросилось в глаза, что многие из присутствующих откровенно игнорировали Горбачевых. Даже торжественная обстановка не могла сгладить глубоких политических противоречий.
За ужином в тот вечер у меня впервые появилась возможность поговорить о правительственной программе реформ с одним из ее главных поборников и инициаторов — способным экономистом Анатолием Чубайсом. Его идеи звучали превосходно. Однако я не могла забыть вчерашнего посещения магазина. Какая она, российская реальность? И, что более важно, какое будущее ждет Россию?
Ранним утром следующего дня мы с Дэнисом и нашей дочерью Кэрол, взявшейся освещать наш визит в газете European, отправились самолетом в Нижний Новгород. При коммунистах он назывался Горьким и был закрытым городом, где велись секретные разработки ядерного оружия. Само его существование долгое время скрывалось, насколько это было возможно, от Запада. Экипаж частного британского самолета, которым мы пользовались, вынужден был взять на борт российского штурмана, чтобы тот помог отыскать аэродром, не отмеченный ни на одной из обычных карт.
Было время, когда Нижний Новгород, насколько мне известно, олицетворял совсем другую традицию в российской истории. В 1817 году в городе прошла первая ярмарка, которая быстро приобрела репутацию самой известной в России. Русские, по праву считающиеся самыми изобретательными в мире в том, что касается пословиц и поговорок, говорили, что Москва — сердце России, Санкт-Петербург — ее голова, а Нижний Новгород — карман. С окончанием «холодной войны» пришел конец и военному бюджету, который обеспечивал рабочие места. «Карман» быстро пустел. Поэтому у населения появились все основания для возврата к предпринимательству — старому способу зарабатывать на жизнь.
