Говард Зинн - Американская империя. С 1492 года до наших дней
Проведенный в начале 1992 г. опрос «Нью-Йорк таймс» и «Си-би-эс ньюс» показал, что отношение к социальным программам менялось в зависимости от того, какова была постановка вопроса. При использовании термина «социальное вспомоществование» 44 % респондентов говорили, что затраты на него слишком велики (при этом 50 % утверждали, что тратится ровно столько средств, сколько необходимо, или слишком мало). Но когда ставился вопрос о «помощи неимущим», избыточными такие расходы считали только 13 % опрошенных, а 64 % полагали, что они слишком малы.
Сказанное позволяет предположить, что обе партии пытались создать настрой, при котором принижалось значение помощи нуждающимся людям, постоянно используя термин «социальное вспомоществование» с уничижительным оттенком, а затем утверждая, что они действуют, опираясь на общественное мнение. Демократы, равно как и республиканцы, были тесно связаны с процветающими корпорациями. В 1990 г. политический обозреватель-республиканец Кевин Филлипс писал, что Демократическая партия «является второй в истории партией, характеризующейся энтузиазмом по отношению к капитализму».
Он указал, что политика, проводившаяся республиканскими администрациями Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего, была наиболее выгодна для сверхбогатых: «При Рейгане в большей степени, чем кто бы то ни было еще, процветали очень состоятельные люди… Восьмидесятые были временем триумфа американской верхушки… годами политического господства богачей, прославления капитализма, свободного рынка и финансов».
Когда действия правительства обогащали состоятельных людей, это не называлось социальным вспомоществованием. Предпринимавшиеся шаги не столь бросались в глаза, как выдача ежемесячных чеков неимущим; обычно правительственные меры принимали форму щедрых изменений в налоговой системе.
Два журналиста газеты «Филадельфия инквайрер» – Д. Барлетт и Дж. Стил в своей работе «Америка: кто на самом деле платит налоги?» проследили путь, проходя по которому ставки налогообложения самых богатых постоянно понижались. Не республиканцы, а именно демократы – администрации Дж. Ф. Кеннеди и Л. Джонсона – под прикрытием «налоговой реформы» впервые снизили принятую в период Второй мировой налоговую ставку в размере 91 % на доходы свыше 400 тыс. долл. в год до 70 %. Когда президентом был Дж. Картер, демократы и республиканцы в Конгрессе объединились, чтобы предоставить еще большие налоговые послабления богачами (несмотря на его возражения).
Администрация Рейгана при поддержке демократов в Конгрессе понизила ставку налога на доходы самых состоятельных людей до 50 %, а в 1986 г. коалиция республиканцев и демократов инициировала еще одну «налоговую реформу», т. е. законопроект, по которому потолок налоговой ставки составил 28 %. Барлетт и Стил отмечали, что и школьный учитель, и работник фабрики, и миллиардер теперь могли платить налог по ставке 28 %. Идея «прогрессивного» налогообложения, при котором богатые платили по более высокой ставке, чем все остальные, практически умерла.
В результате принятия в 1978–1990 гг. всех законопроектов о налогах состояние лиц, входивших в список самых богатых американцев «Форбс-400», который составлялся журналом «Форбс мэгэзин» (рекламирующим себя как «инструмент капиталиста»), утроилось. Годовой доход государства терял около 70 млрд. долл., и за эти 13 лет 1 % самых состоятельных граждан страны увеличил свои богатства на 1 трлн. долл.
У. Грайдер в своей замечательной книге «Кто скажет народу? Предательство американской демократии» отмечал: «Тревожным сигналом для тех, кто винит республиканцев в происшедшем и верит в то, что справедливое налогообложение будет восстановлено, как только демократы снова воцарятся в Белом доме, является следующий факт: поворотным пунктом в налоговой политике, когда финансовая элита начала выигрывать по-крупному, стал 1978 год. Тогда Демократическая партия еще обладала всей полнотой власти, а это случилось задолго до появления Рональда Рейгана в Вашингтоне. И большинство демократов планомерно поддерживало этот коренной сдвиг в налоговом бремени».
В последние десятилетия XX в. не только подоходный налог стал менее прогрессивным; налог на социальное страхование стал более регрессивным. То есть постоянно росли отчисления от зарплат малоимущих и представителей среднего класса, но, когда годовой заработок достигал 42 тыс. долл., размер налоговых вычетов больше не увеличивался. К началу 90-х гг. семья, зарабатывавшая в среднем 37,8 тыс. долл. в год, платила с этой суммы 7,65 % в виде налогов на социальное страхование. Семья же с доходом 378 тыс. долл., т. е. в 10 раз больше, отчисляла 1,46 % доходов.
Результатом повышения уровня налоговых отчислений с заработной платы стало то, что три четверти всех наемных работников с каждым годом платили государству больше через налоги на социальное страхование, а не через подоходный налог. Как ни постыдно для Демократической партии, которая, казалось бы, была партией рабочего класса, эти повышения налогов на заработную плату стали происходить в период администрации Джимми Картера.
В условиях двухпартийной системы, если обе партии игнорируют общественное мнение, избирателям не к кому обратиться за поддержкой. В вопросах налогообложения было ясно, что американцы стремились к установлению действительно прогрессивной шкалы. У. Грайдер напоминает, что вскоре после окончания Второй мировой войны, когда ставки налогов на доходы самых богатых поднялись до 90 %, опрос, проведенный Институтом Гэллапа, показал, что 85 % граждан считали федеральный налоговый кодекс «справедливым». Но к 1984 г., когда демократы и республиканцы уже провели в жизнь все эти налоговые «реформы», опрос общественного мнения, проведенный Налоговой службой США, выявил, что 80 % респондентов были согласны со следующим утверждением: «Существующая налоговая система благоприятствует богатым и несправедлива по отношению к обычным работающим мужчинам и женщинам».
К концу президентства Р. Рейгана в Соединенных Штатах существенно расширилась пропасть между богатыми и бедными. Если в 1980 г. руководители корпораций получали в 40 раз больше заводского рабочего, то к 1989 г. этот разрыв увеличился до 93 раз. За 12 лет (с 1977 по 1989 г.) доходы до выплаты налогов у 1 % самых состоятельных американцев выросли на 77 %; в то же время самые малоимущие – две пятых жителей страны – никак не увеличили свои доходы, – напротив, они немного уменьшились.
Из-за благоприятных для состоятельных людей изменений в структуре налогообложения, в 80-х гг. 1 % самых богатых граждан увеличили на 87 % размер своего дохода после уплаты налогов. В то же время доход после уплаты налогов у наименее обеспеченных четырех пятых населения то опускался на 5 % (до самого низкого уровня), то поднимался, но не более чем на 8,6 %.
Притом что низы общества в целом почувствовали ухудшение своего положения, особенно тяжело это отразилось на чернокожих, испаноязычных, женщинах и молодежи. Обнищание групп населения с низкими доходами, которое происходило в годы правления Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего, более всего коснулось семей черных американцев, у которых изначально не хватало ресурсов и которым на работе приходилось сталкиваться с расовой дискриминацией. Победы движения за гражданские права приоткрыли возможности для некоторых афроамериканцев, но большинство осталось на задворках общества.
В конце 80-х гг. по меньшей мере треть негритянских семей оказалась за официальной чертой бедности, а безработица среди чернокожих, похоже, зафиксировалась на уровне, в 2,5 раза превышающем уровень безработицы среди белых. Этот показатель среди черной молодежи составлял от 30 до 40 %. Средняя продолжительность жизни афроамериканцев была по крайней мере на 10 лет меньше, чем белых. В Детройте, Вашингтоне и Балтиморе уровень детской смертности среди чернокожих превосходил аналогичный показатель в таких странах, как Ямайка или Коста-Рика.
Следствием бедности были разрушенные семьи, домашнее насилие, уличная преступность и наркотики. В Вашингтоне, где негритянская беднота сконцентрировалась всего лишь в нескольких минутах ходьбы от мраморных зданий федерального правительства, 42 % чернокожей молодежи в возрасте от 18 до 35 лет или находились в тюрьме, или имели статус условно-досрочно освобожденных либо осужденных условно. Уровень преступности среди черного населения, который следовало воспринимать как кричащее требование борьбы с бедностью, использовался политиками, призывавшими строить больше тюрем.
После принятия в 1954 г. решения Верховного суда США по делу «Браун против совета по образованию» начался процесс десегрегации школ. Однако бедность удерживала чернокожих детей в гетто, и многие школы страны оставались разделенными по признакам расовой и классовой принадлежности. Решения Верховного суда, принятые в 70-х гг., определили, что в равном распределении финансовых ресурсов между бедными и богатыми школьными округами нет необходимости (дело «Независимый школьный округ Сан-Антонио против Родригеса») и что не требуется перевозка учащихся на школьных автобусах между богатыми пригородами и городскими трущобами (дело «Милликен против Брэдли»). В глазах приверженцев свободы предпринимательства и невмешательства государства в экономику бедняками были люди, которые не работали и ничего не производили, и потому они могли винить в своей нищете только себя. Сторонники таких взглядов игнорировали тот факт, что женщины, которые сами ухаживали за детьми, трудились очень тяжело. Они не задавались вопросом почему малолетние, которые еще не достигли работоспособного возраста, должны быть наказаны (вплоть до смерти) тем, что росли в бедной семье.
