Анатолий Гончаров - Всякой тяжести имя - крест

Вряд ли случайной можно считать демонстрацию 20 августа 2000 года на Первом канале, контролируемом Березовским, документального фильма о легендарном наркоме ВМФ адмирале флота Советского Союза Николае Герасимовиче Кузнецове. Историческая память ли сработала на аналогии трагедии «Новороссийска» с ожидаемыми последствиями нынешней катастрофы или сам Березовский велел освежить эту память в сознании ставшего неугодным президента Путина, трудно судить.

Тогда катастрофа с линкором дала Хрущеву подлейший повод злобно расправиться с главкомом ВМФ Кузнецовым, а сейчас, коль и отправят в отставку министра обороны Сергеева, то и поделом ему. Не все, однако, так просто, хотя именно с его одобрения был представлен Путину оптимистичный доклад о том, что спустя восемь дней назовут национальной трагедией.

Не один маршал Сергеев поставил Путина в положение беспощадно критикуемого, но министр обороны - в первую очередь. Ну а доклад командующего Северным флотом адмирала Попова о блестящих результатах боевых учений, датированный 13 августа, то есть в день, когда уже сутки погибал экипаж затонувшей подлодки, совершенно исказил восприятие президентом общей картины того, что происходило в Баренцевом море.

Соратником не лучших достоинств оказался и тогдашний секретарь Совета безопасности Сергей Иванов. В ответ на предложение помощника президента США по национальной безопасности оказать любое содействие в спасении людей Иванов беспечно заявил, что «русские не нуждаются в помощи». Ему такой ответ показался достойным и гордым. Ему не показалось при этом, что он - соучастник убийства русских моряков. Как и маршалу Сергееву, который вообще не удостоил ответом аналогичное предложение министра обороны США Уильяма Коэна. Американцы предприняли беспрецедентную утечку собранной в районе учений разведывательной информации, чтобы хоть таким способом убедить российскую сторону в трагичности положения атомохода «Курск». Не убедили. Ни министра обороны, ни секретаря Совбеза. Первый предпочел залечь на дно, а второй светился покойной улыбкой в Дагомысе, сидя на встрече с прессой рядом с президентом, не разгадавшим еще, кого делают крайним в истории, которая потрясла мир.

Какие слова найдет Путин, обращаясь к народу, когда настанет время покаянного прощания с моряками «Курска»? Как объяснит их мученическую гибель, которой могло не быть? Какие шаги и действия предпримет? В 1991 году у Ельцина и то едва не застряли в похмельной глотке слова прощания с тремя молодыми парнями, которых толкнули под гусеницы попавшего в западню БТРа, ради того только, чтобы вписать эти жертвы в символику победившей демократической революции, ибо какая же революция без жертв? А тут? А тут и припомнят, что на похороны Собчака примчался, бросив все дела, а когда страна оцепенела от горя - молчок?..

Все объяснить можно, только не ему самому. Выйдет, что оправдывается. И пресса как осатанела, обвиняя его в советской ментальности самого дурного пошиба. Если же сейчас он примет решение снять откровенно слабого министра обороны Сергеева и вконец изолгавшегося главкома ВМФ Куроедова, то это будет расцениваться как победа ничем не лучшего соперника министра - начальника Генштаба Анатолия Квашнина. И что делать с командующим Северным флотом Вячеславом Поповым, если не признать публично его вины в трагедии «Курска»? По-тихому снять за бездарные учения, по поводу которых неделю назад высказал президентскую свою благодарность?

Или признать трагедию национальной, объявить в стране траур и не искать виновников катастрофы, поскольку это «национальная русская забава» со всеми ее горестными особенностями? Верховному главнокомандующему Путину еще не раз припомнят его опрометчивые слова по поводу «национальной забавы». И не скоро забудут. Наконец, Путин не мог не знать от федеральной контрразведки, что катастрофа «Курска» не явилась результатом рокового стечения обстоятельств, а была кем-то спланирована, да не все получилось, как планировалось. Умолчать и об этом?

У каждого поколения свой счет к происходящему, свое ощущение государственности и свое отношение к эпохе, отмеченной тяжкими катастрофами. И не дай бог, если счастливы останутся в своем неведении те, кто ушел раньше.

Вице-премьеру Илье Клебанову, в первый и последний раз явившемуся на встречу в гарнизонном поселке Видяево с родными и близкими членов экипажа «Курска», немного не хватило, чтобы надавали ему по морде. С выражением отстраненно-брезгливой скуки на лице излагал он обезумевшим от горя людям, какой большой объем работ выполняет возглавляемая им правительственная комиссия по расследованию причин катастрофы. Возможно, просто не понимал, что здесь нужны совсем другие слова. Не понимал.

- Зачем вы здесь?! - задыхаясь, выкрикнула ему жена погибшего подводника. - Что вы сделали? Вы не сделали ничего, чтобы спасти людей! Снимите ваши погоны! Снимите их сейчас, все! Вы должны застрелиться! Зачем вы здесь?..

Упала в обморок. Офицеры бережно вынесли ее из зала, который опустел раньше, чем испуганный Клебанов сумел сообразить, что люди не хотят его слушать. Зато услышали и поддержали бывшего командира однотипной с «Курском» подводной лодки «Смоленск» капитана первого ранга запаса Сафонова. Он публично заявил, что все обсуждаемые версии способны объяснить любую, пусть и самую тяжелую аварию, но не мгновенную гибель практически непотопляемого корабля. И лишь одна невостребованная версия объясняет трагедию: диверсионный акт. Вот и все.

Жизней товарищей своих спасти не сумели, ну а души их - это уже не людская забота.

13-14 августа 2015 года

Глава 138 ВЗЫСКАНИЕ ПОГИБШИХ

На восьмые сутки после катастрофы в Баренцевом море атомного ракетоносца «Курск» начальник штаба Северного флота вице-адмирал Михаил Моцак, а за ним и вице-премьер правительства Илья Клебанов официально признали, что шансов на спасение экипажа почти не осталось: «Характер разрушений и обстановка возможно еще уцелевших отсеков таковы, что критический порог выживаемости уже перейден...»

Эти слова еще могли что-то значить четыре дня назад, три... По крайней мере свидетельствовали бы они о желании и намерении говорить правду. Не всю, разумеется, и даже не большую ее часть, но - правду. На восьмые сутки эти слова не значили ничего. Потому что говорить правду стали, когда в район спасательных работ прибыли англичане, которые все увидят своими глазами, и весь мир узнает, что здесь произошло на самом деле.

И не было, кажется, никакого смысла в десятой или двадцатой неудачной попытке пристыковать автономный спасательный снаряд к аварийному люку над девятым отсеком, однако скрытый смысл этих отчаянных попыток может быть понят только теми, кто знает: первый и главный предмет тревоги в подобных ситуациях на атомных субмаринах - не гибнущие люди, а состояние ядерных реакторов.

Когда подлодка полностью обесточена, заглушить реактор можно только вручную. Те, кто отправляется в ядерный отсек выполнить адскую работу, понимают, что идут на верную гибель. Можно объяснить это так, что у них нет иного выхода. Однако правильнее сказать, как они понимают это сами. Существует для них на свете нечто такое, что несоизмеримо важнее их собственных жизней. Ведь не ради себя, обреченных, делают они последнюю и страшную свою работу.

Эту неземную справедливость не объять сторонним умом, не поместить в сознание, зажатое инстинктом самосохранения, и нет ей истинного названия в человеческих языках, как не бывает плачущей воды и не может быть скорбящего моря.

Но происходит что-то с водой, морем и небом, когда все вдруг обретает потаенный смысл, делящий мир на тех, кто познал высшую справедливость жизни и смерти, и тех, кто никогда не услышит, как плачет вода, стонет скорбящее море и останавливается на миг время, идущее от сотворения мира, чтобы запечатлеть прощание вечной минутой молчания.

Уже после первых погружений автономного спасательного снаряда стало ясно, что «Курск» погубил взрыв огромной разрушительной силы, и взрыв этот произошел внутри лодки. Рваные языки зияющей на носу пробоины были загнуты наружу. Взвесь потревоженного винтами ила и песка не позволяла разглядеть и понять, как далеко от эпицентра распространились трещины в сверхпрочном титановом корпусе, но то, что затоплены не один и не два носовых отсека, было очевидным.

Норвежские сейсмологи заявили: «Взрыв был таким, что его услышали от Гренландии до Аляски». Российские официальные и неофициальные лица тупо твердили о некоем «динамическом ударе» й бесконечно анализировали избранную основной версию столкновения «Курска» с другим кораблем, отдавая явное предпочтение скрытно возникшей и незаметно исчезнувшей вражеской подлодке. Версия была хороша тем, что порождала слухи, обраставшие недостающими подробностями, и раскованное воображение уже рисовало поврежденную американскую субмарину, запросившую аварийный заход в ближайшем норвежском порту. Никто не опровергал это, но и насмешить норвежцев официальным запросом тоже не торопились.