Михаил Домогацких - Последний штурм
— Нет, не мифическое. Оно уже издает свои декреты, обращается к населению с призывами, проводит реформы.
— В Вашингтоне сообщение о новом правительстве встречено — как бы тебе сказать поточнее? — нервозно. Говорят, что война во Вьетнаме теперь может принять несколько другой характер, особенно после того, как стало известно, что это правительство признало уже два с лишним десятка стран. Я-то думаю, что война будет идти тем же путем, что и раньше, а вот в Париже Лоджу придется сложнее. Разговаривать надо с представителем не какого-то Фронта освобождения, а правительства, получившего в определенном смысле международное признание. Как ты думаешь?
— Точно так же, сэр. Видимо, президенту Никсону надо искать какое-то противоядие. А это ведь чертовски трудное дело.
Белый дом действительно лихорадило. Не успевало закончиться одно совещание, как начиналось другое. Двери кабинета президента не закрывались. От президента выходили военные самого высокого ранга, ведущие дипломаты, особенно специалисты по Азии и Дальнему Востоку, известные юристы, политические деятели разных поколений. От каждого из них Никсон хотел услышать что-то дельное, полезное, даже ошеломляющее, рвущее рутинные линии прежней внешней политики, которая, как он говорил в своих предвыборных речах, себя не оправдала, привела американское общество к тому, что его терзают страхи перед потерями куда более тяжелыми, чем потери материальные, — потери духа.
Президент Никсон отправлялся в свою первую зарубежную поездку, и начать ее он решил со стран Азии, где хотел показать свой «новый курс», свои «новые рубежи», которые выведут Америку из тупика. Задолго до этого многоопытные специалисты составляли проекты речей иногда с прямо противоположными предложениями, но президента это устраивало, он как бы видел свое ближайшее окружение в разрезе: кто чем дышит, у кого какие мысли, какое настроение, оценки нынешней ситуации и прогнозы на будущее. Профессор Гарвардского университета Генри Алфред Киссинджер, которого президент сделал своим помощником по вопросам национальной безопасности, рвущийся играть главную роль в определении внешней политики Белого дома, выдвинул наиболее отвечающие мнению президента концепции, особенно в отношении вьетнамской проблемы. Но и в них было еще не все продумано до конца, оставались неясными некоторые важные аспекты. Приходилось самому достраивать недостающие этажи, населять их своими творениями. Опытный юрист, он хорошо понимал, что не может отказаться от всего, что так резко критиковал перед выборами. Предвыборная кампания — одно, а жизнь — совсем другое. Говоря на митинге, что с вьетнамской войной надо кончать, что американский народ не желает больше гибели своих сыновей в болотах и джунглях Вьетнама, Никсон играл на чувствах избирателей, хотя сам-то он знал, что американскому народу еще долгое время придется нести трагическое бремя войны. Но он думал, что потом, когда выборы останутся позади, а война будет продолжаться, у него еще будет время обновить идеи и сделать их привлекательными для одних и удобными для других.
Помимо обслуживающего персонала, помощников и советников, президента сопровождало около сотни корреспондентов газет, телевидения, радио — как американских, так и иностранных. Им предстояло освещать «исторический визит», поскольку ни у кого не было сомнения, что президент изложит программу, которая может поставить историю с головы на ноги. Среди журналистов царило оживление, каждый хотел выведать у собеседника то, чего не знал сам и что пролило бы хоть лучик света, дало бы хоть грамм достоверного материала о том, что думает президент. Остальное можно было бы домыслить. Но разговоры вертелись вокруг пустой бочки, из которой нельзя было получить даже одной спасительной капли: одни предположения. Они были остроумны, оригинальны, в высшей степени вероятными, поскольку обсуждали их люди, хорошо знающие проблемы, мучающие Белый дом, — но все-таки предположения.
Рональда Зиглера, помощника президента по связи с прессой, вышедшего из салона президентского самолета, журналисты атаковали так, что он взмолился.
— Gentlemen of the Press[3], — поднял он руки вверх, — сядьте на свои места — и выпьем по стаканчику виски. Это самое лучшее, что мы можем сделать, чтобы скоротать время.
— Рон, — перебили его, — неужели президент не выйдет к нам и не поделится своими мыслями?
— А разве вам недостаточно моего выхода? И я пришел сообщить вам самую главную мысль президента.
Блокноты, автоматические ручки, портативные магнитофоны, фотоаппараты и кинокамеры — все было взято на изготовку. Сейчас будут сказаны слова, которые станут заголовками в газетах, новостью номер один для телевизионных компаний, хлесткими ходами радиокомментаторов.
— Ну, не тяни, Рон, выкладывай.
— Итак, господа, — торжественно начал Зиглер, — президент просил меня передать вам, что он имеет твердое намерение — это сообщаю для вас совершенно официально — в течение всего визита не отвечать ни на один вопрос журналистов.
Что тут началось! Даже могучий «боинг», кажется, чуть покачнулся от беспорядочных перемещений журналистов. Их крики заглушали рев моторов. Из салона президента вышел массивный телохранитель, чтобы успокоить корреспондентов, но, увидев, что творится в салоне, так и не произнес ни слова и остался стоять с открытым ртом. Зиглер, подняв руки, с бесстрастным выражением на лице, спокойно наблюдал за бурной вспышкой недовольства. Он хорошо понимал этих ребят, но ничего сделать для них не мог.
— Ты над нами издеваешься, Рон? — прорвался сквозь невообразимый гвалт чей-то голос.
— Ничего подобного, господа, — спокойно произнес он, когда наступила относительная тишина. — У вас будет достаточно пищи, это я вам обещаю. Только, пожалуйста, учтите пожелание президента. Он встретится с вами в конце визита и ответит на все вопросы, даже самые каверзные, а до этого старайтесь обстоятельно и — желательно — без лишних домыслов рассказывать своим читателям и слушателям, о чем будет говорить президент со своими партнерами в азиатских странах. Еще хочу сообщить, что первую посадку наш самолет совершит в Аганье, главном городе на острове Гуам. Надеюсь, не все из вас забыли географию, которую изучали в школе?
— Ты еще скажи, Рон, что это остров в системе Марианских островов, — пошутил кто-то.
— Не буду, хотя намеревался. Но поскольку школьные знания у вас еще сохранились, урока географии не состоится. А теперь самое время принять по стаканчику виски, господа.
К Гуаму подлетали в полдень. Внизу сверкал голубизной океан, ровный, как хорошо натянутое полотно, стояли, словно на макете, пальмы, живописно виделись сверху рыбацкие поселки, редкие в эту пору дня паруса лодок недалеко от берега.
Самолет приземлился на военно-воздушной базе США. Здесь президента встречали власти острова, представители командования военно-морских сил в этом районе, деловые люди. Прямо к трапу самолета подали машины и автобусы, и длинная колонна их направилась в лучший отель, построенный для туристов. После обеда президент подозвал Зиглера.
— Рон, собери, пожалуйста, журналистов, я хочу сделать важное заявление, — сказал он как бы между прочим.
— Но, господин президент, я сообщил им, что никаких встреч не будет до конца визита. Так вы просили… — удивленно произнес пресс-секретарь.
— Что делать, Рон, если мне пришла мысль сказать кое-что важное? Пусть они будут приятно разочарованы.
Представители прессы встретили президента очень тепло. Он поздоровался со всеми, наиболее известных ему журналистов называл по именам.
— Я уже сказал Рону Зиглеру, — начал он, когда установилась тишина, — что мне пришла мысль поделиться с вами кое-какими соображениями, касающимися нашей политики в Азии. Зачем, думаю, ждать, если можно проверить свои идеи на самых компетентных людях, может, немного даже подискутировать с вами, если в чем-то у вас будет другой взгляд на вещи. Когда-то древние римляне сказали: «Истина — в вине». И хотя про вино тоже забывать не следует, но еще лучше попробовать найти эту коварную штуку — истину — в дружеском споре. Верно я говорю, друзья?
— Конечно, господин президент, — ответил за всех обозреватель журнала «Тайм».
— С чего я хочу начать свое выступление? Прежде всего, с того, нравится или не нравится кому-то, но само географическое положение США делает их тихоокеанской державой, а значит, и глубоко заинтересованной в азиатских делах. Тем более что мы уже десятилетия активно присутствуем в Азии. Сейчас этот район земного шара представляет самую большую угрозу миру во всем мире, и по этой причине Соединенные Штаты должны продолжать играть там значительную роль. Из этого я хочу сделать однозначный вывод: Соединенные Штаты не уйдут из Азии.
