И. Рисмухамедова - Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг.
В международном плане, поскольку императивы российского государства, выразителем которых стала РКП(б), оказывали все более губительное воздействие на политику Коминтерна, господствующее положение в котором занимала российская секция. «Единый фронт», «рабочее правительство» – подобная реакционная «тактика» в значительной степени отражала потребность российского государства найти себе буржуазных союзников в капиталистическом мире.
Хотя большевистская партия еще не отказалась окончательно от пролетарской революции, вся логика ситуации, в которой она находилась, постепенно подталкивала ее к самоотождествлению с потребностями российского национального капитала. Последние работы Ленина свидетельствуют о его доходящей до одержимости озабоченности проблемами «социалистического строительства» в отсталой России. Победа сталинизма лишь окончательно выявила эту логику; она сняла дилемму между интернационализмом и интересами российского государства–отказом от первого в пользу последних.
События пятидесяти последних лет показали, что пролетарская партия не может выжить в период спада или поражения классовой борьбы. Так что единственным способом для коммунистических партий продолжить физическое существование после спада революционной волны был переход со своим оружием и багажом в лагерь буржуазии. В России перерождению компартии способствовало также ее сращивание с государством, ускорявшее адаптацию РКП(б) к потребностям национального капитала. В период поражения защиту революционных позиций могут осуществлять лишь небольшие коммунистические фракции, выделившиеся из перерождающейся партии или обретшие организационную самостоятельность в результате ее распада. Это явление имело место и в России, особенно в период 1921 -1924 гг., когда образовался ряд маленьких групп, решительно отстаивавших коммунистические позиции, преданные правящей партией. Как мы видели, оппозиционные течения в большевистской партии возникали и ранее, однако с 1921 года условия, в которых приходилось действовать коммунистическим оппозициям, кардинальным образом изменились.
Предпосылкой защиты коммунистических принципов перед лицом наступления контрреволюции являлась, особенно в России, способность ставить верность этим принципам выше всякой личной, эмоциональной и политической привязанности к организации, какое бы славное прошлое она ни имела, если организация эта ступает на путь предательства интересов рабочего класса. Сила российских левых заключалась как раз в том, что при невозможности работать надело коммунизма в рамках Коммунистической партии и советского государства они готовы были вести борьбу за коммунистические принципы вопреки этим институтам. Коммунистические убеждения стояли для этих людей на первом месте. Они считали, что если прежние «герои» революции больше не отстаивают коммунистическую программу, следует их осудить и двигаться вперед без них. Не удивительно, что группы российских левых коммунистов состояли в основном из людей не слишком известных, преимущественно, рабочих, не входивших в большевистское руководство героических лет.
Иначе обстояло дело с троцкистско-зиновьевской оппозицией: Мясников даже насмехался над ней, называя «оппозицией знаменитостей», выступающих против сталинской фракции лишь по собственным бюрократическим соображениям (L'Ouvrier Communiste, № 6, janvier 1930).
Простым рабочим-революционерам, становившимся на левокоммунистические позиции, было гораздо легче понять положение российского пролетариата, чем высокопоставленным большевистским деятелям, утратившим реальный контакте классом и способным рассматривать проблемы революции исключительно с точки зрения задач государственного управления. Однако малая известность членов левых фракций зачастую составляла их слабость. Их анализ происходящего основывался в большей мере на классовом инстинкте, нежели на глубоком знании теории. В совокупности с историческими слабостями российского рабочего движения, о которых мы говорили выше, и изоляцией российских левых от коммунистических фракций за рубежом эти факторы серьезно ограничивали возможность развития идей левого коммунизма в России.
Хотя левые оказались способны порвать с «официальными» институтами и поддержать классовую борьбу рабочих против них, колоссальный спад классовой активности в России ставил перед этими фракциями ряд трудных и противоречивых проблем. Поскольку советы, фабзавкомы и другие массовые органы пролетарской самоорганизации умерли, а само государство стало инструментом капитала, большевистская партия, несмотря на ее быстрое перерождение в период после 1921 года оставалась все же центром политической жизни российского пролетариата. По причине апатии и безразличия рабочих политические дискуссии и конфликты происходили почти исключительно в партии или вокруг нее. Правда, равнодушие и пассивность самого класса делали большую часть партийных идеологических дебатов в 20-е гг. изначально бесплодными, но тот факт, что ВКП являлась своего рода оазисом политической мысли в пустыне рабочей аполитичности, не мог игнорироваться революционерами.
Эта ситуация поставила перед левыми фракциями тяжелую дилемму. С одной стороны, апатия масс и репрессии со стороны государства крайне затрудняли им деятельность в среде пролетариата «вообще». С другой стороны, всякая работа внутри партии была крайне затруднена вследствие запрета фракций в 1921 году и становящегося все более удушающим партийного режима. Для любой реально оппозиционной группы стало почти невозможно открыто пропагандировать в партии свои взгляды. Даже в довольно умеренной критике, которая содержалась в «Платформе 46-ти» 1923 года (с этого документа началась история «Левой оппозиции»), осуждается то, что «свободная дискуссия внутри партии фактически исчезла, партийное общественное мнение заглохло». Более левые течения находились в еще худшем положении, однако все они продолжали совмещать пропагандистскую деятельность среди «широких масс» на промышленных предприятиях с тайной работой в партийных организациях. В манифесте «Рабочей группы» 1923 года говорилось о том, что «становится неизбежным образование Рабочей группы РКП на основе программы и устава РКП(б) для решительного давления на господствующую группу в РКП». В «Обращении» группы «Рабочая Правда» в 1922 году ставилась задача: «Всюду, на заводах, фабриках, в профорганизациях, рабфаках, совпартшколах, Коммунистическом союзе молодежи и партийных организациях должны быть созданы пропагандистские кружки, солидарные с "Рабочей Правдой"».[20] Подобные декларации о намерениях показывают, с какими громадными сложностями сталкивались попытки этих групп найти отклик в российском пролетариате, и как трудно – даже невозможно – было отыскать эффективные формы организации в период разброда и шатаний.
Необходимо, наконец, иметь в виду, что левокоммунистические группировки подвергались самым суровым гонениям и репрессиям со стороны партии-государства. Именно потому, что Россия являлась «страной Советов», где произошла пролетарская революция, контрреволюция в ней должна была стать тотальной и беспощадной, искореняющей последние остатки всего революционного. Даже до победы сталинской фракции левые группы подвергались преследованиям со стороны ГПУ, их членов арестовывали, отправляли в тюрьмы и ссылку. Лишенным средств, вынужденным постоянно скрываться от госбезопасности, им было трудно вести хотя бы минимальную пропагандистскую работу. Упрочение контрреволюции после 1924 года еще более усложнило их положение. И тем не менее, в мрачные годы реакции левые коммунисты продолжали бороться за революцию. Даже в 1929 году «Рабочая группа» издавала в Москве нелегальную газету «Рабочий путь к власти». Даже в сталинских лагерях оппозиционеров не удавалось принудить к молчанию. Пролетарскую революцию погубить нелегко. Революционеры, продолжавшие борьбу в столь неблагоприятных обстоятельствах, черпали мужество уже в том, что продолжали и защищали дело рабочей революции. Рассмотрим же подробнее основные группы, которые, невзирая на все трудности, продолжали нести революционное коммунистическое знамя.
1. «РАБОЧАЯ ПРАВДА»
Группа «Рабочая Правда» образовалась осенью 1921 года. По-видимому, она состояла из представителей интеллигенции и зародилась в среде вокруг «Пролеткульта», идейным вдохновителем которого являлся А. Богданов, партийный теоретик, споривший с Лениным по вопросам философии в первые годы XX века и игравший видную роль в «левых» течениях большевизма того времени. В своем обращении 1922 года «Рабочая правда» характеризовала нэп как «восстановление нормальных капиталистических отношений», свидетельство тяжелого поражения российского пролетариата:
