Игорь Аверкиев - В ожидании людоедов; Мутное время и виды на будущее

Авторитарные режимы связаны не только с «модернизационным транзитом», случались они и раньше, намного раньше — в древние времена при переходе от родоплеменных обществ к протогосударственным. Авторитарные лидеры того времени — сделавшие себя, одинокие воинственные вожди, объединявшие войной и переселениями распадающийся племенной космос. Подавляющее большинство их них, живших в дописьменную эпоху, нам неизвестны. Одни из самых поздних и более или менее исторически знаменитых — вожди германских племён, опустошавших позднюю Римскую империю, внуки и правнуки которых создавали раннегерманские государства.

Авторитарные режимы — это исключительно западный феномен, исключительно «белая история». Точнее, авторитаризм — это форма политического режима, порождаемого перебоями именно в «модернизационном транзите», определявшем историю Запада в XVII–XX веках. Можно сказать, что авторитарные режимы ровно настолько являются западным феноменом, насколько Эпоха модерна является продуктом Западной цивилизации.

Нечто подобное Эпохе модерна уже существовало в Западном мире в античные времена. «Эпоха античного модерна» — это Древняя Греция классического периода + поздняя Римская республика и ранняя Римская Империя. По форме исполнения «античный модерн» был по-своему «первобытным», но, тем не менее, обладал многими системными чертами «классического модерна» XIX–XX веков нашей эры.

Античный модерн это: экономический и политический плюрализм, личная свобода основной массы населения (рабы составляли максимум ¼ часть населения), верховенство писаного права, республики-демократии, этатизм, фундаментализация индивидуализма и гражданских прав, рационализм, массовая технологизация производства и общественных отношений, массовое товарное производство, развитые коммуникации, «общество потребления», урбанизация, высокая территориальная и социальная мобильность населения, «восстание масс», шоу-политика, «массовая культура», массовая грамотность, средний класс, рефлексия как обыденное мыследействие образованной публики, высокий темп жизни городского населения, невротизация элит, декаданс, постмодерное угасание. Правда, большинство из этих параметров в более или менее укоренённом и развёрнутом виде существовали в самом Риме Италии, и ещё в нескольких античных мегаполисах. Тем не менее…

За два-три века эллины и римляне, каждые в свое время, прошли по два «транзита»: от традиционного общества к модерному, и обратно — от модерного к традиционному. Политически и схематически это выглядело так: монархии — авторитарные режимы — республики — авторитарные режимы — монархии. См. «Нигилист. Часть первая»: http://www.pgpalata.ru/nihilist.

Сегодня Запад входит как раз в «обратный транзит», а Россия никак не можем пройти «прямой». Но поскольку наша страна находится с Западом в едином глобальном цивилизационном пространстве, переплетена с ним массой экономических, политических и культурных связей, постольку в России происходит наложение этих двух противоположно направленных «транзитов» — дополнительное основание для социо-культурной и экономико-политической разбалансировки страны.

Во многих странах Востока тоже осуществлялась/осуществляется так называемая «модернизация», но в этих странах нет конфликта между местным «традиционализмом» и местным «модерном», просто потому, что нет «местного модерна». Говоря о «странах Востока», я имею в виду, прежде всего, «жёлтый Восток»: монголо-китайско-корейско-японский Центральный Восток, Дальний Восток и Юго-Восточную Азию, великие цивилизации, порождённые монголоидной расой.

«Чёрный Юг» и «смуглый Восток» (семито-ирано-индусский) имеют с Западом гораздо больше цивилизационных корреляций (как ни странным это некоторым покажется), чем «жёлтый Восток». Именно применительно к странам Африки, Ближнего и Среднего Востока ещё можно говорить о каких-то общих с Западом закономерностях, о каком-то взаимном «запаздывании/опережении», «специфике», или, наоборот, «похожести». Чего не скажешь о глобальном цивилизационном взаимоположении Запада и «жёлтого Востока». Последний реально идёт своим путём, взаимодействуя с Западом, заимствуя у него всё, что ни попадя, но не по его пути, не в его колее. У «жёлтого Востока» абсолютно свой путь, своё историческое время и свой способ жизни. Быть может, всё дело в тех тёмных доисторических временах, когда синантропы отделились от питекантропов, вытеснили последних как более примитивных из Юго-Восточной Азии (или съели), и всё последующее время обе ветви вида Homo развивались более или менее изолированно.

На «жёлтом Востоке» до сих пор не было «социальных революций» (именно «социальных»), там так и не случилось «восстание масс» (в смысле Ортеги-и-Гассета, а не в смысле «народных восстаний») — простолюдины на «жёлтом Востоке» по-прежнему «знают своё место». Нет «социальных революций» — нет и перехода от традиционных отношений к модерным. Нет «модерного транзита» — нет и проблем с ним. Нет проблем с «транзитом» — нет и авторитарных режимов. «Модернизация» на «жёлтом Востоке» — это именно «вестернизация» традиционных отношений. Не постепенная замена старых отношений на новые, а смена их политического и технологического дизайна.

Что характерно, примерно такое же «дизайнерское» представление о «модернизации» доминирует среди апологетов путинского режима.

Я понимаю, что многие дальневосточные режимы ХХ века (особенно так называемые «малые драконы») очень напоминали авторитарные западные режимы. Но социальный генезис, политическая природа и способ властвования западных авторитарных режимов и недавних и современных дальневосточных автократий различается кардинально. Если в социальной основе авторитарных режимов — всего лишь ситуативный общественный спрос на стабилизацию в ходе проблемного социального транзита, то дальневосточные «вестернизационные автократии» вполне самодостаточны и покоятся на уходящих в века традиционных институциональных платформах, даже в жутко парламентской Японии.

На «жёлтом Востоке» «модернизацию» устраивают традиционалистские режимы на основе традиционалистских же институтов, силами традиционалистского населения, в опоре на традиционалистские элиты в лучшем случае с европейским образованием, инородную мощь которого не стоит переоценивать. Причём, дальневосточные режимы устраивали «модернизацию» всего лишь в ответ на «западный вызов» и в режиме простого технологического заимствования (в том числе в политике), а не ведомые собственными новыми стихийными «производительными силами и производственными отношениями», как это было на Западе. Отсюда и «фрейдистская оговорка» о «вестернизации».

На «жёлтом Востоке» так и не укоренились западные идеологии, отразившие смыслы «модерного перехода» (хотя названия используются вовсю), не работает «политический маятник» (нет идеологий — нет и «маятника»). Несмотря на формальный политический плюрализм, многопартийность, каждая восточная партия, особенно на «жёлтом Востоке», одновременно является и «правой», и «левой», и «консервативной», и «прогрессисткой» в европейском смысле, что бы в их названиях ни значилось. Различаются они не по классическим европейским политико-идеологическим основаниям, а по вполне традиционалистским: этническим, религиозным, кастовым, территориальным. Ещё они могут отличаться геополитической ориентацией (прозападные или антизападные, например), но только не политической в европейском смысле.

Так есть, но как будет — бог его знает. Восток — действительно и безмерно «дело тонкое».

Как честный человек, принявшийся анатомировать «авторитарный режим», я всё-таки должен соотнести его строение с «телами» других близко расположенных политических феноменов: «автократия», «демократия», «диктатура», «реакция», «тоталитаризм», «фашизм», возможно, ещё с чем-то. Но на такие разбирательства ушла бы уйма времени. Поэтому я ограничусь только несколькими соображениями, наиболее важными или интересными для меня.

Авторитарный режим Владимира Путина и автократия

Автократия — это самовластие, самодержавие. Самовластие — это совокупность личного единовластия (власть принадлежит мне одному) и полновластия (вся власть принадлежит мне). Просто персонального единовластия (царя, короля, шаха, императора) для автократии мало. Важно, чтобы единовластие было подкреплено полновластием, то есть отсутствием институциональных ограничений личной власти автократа (конституционная монархия — это единовластие без полновластия).