Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №35 от 27.08.2013

Это вполне успешно получилось в стране, которая поверила после XX съезда, что она несчастна и безутешна, как унтер-офицерская вдова, которая позволила себя жалеть как убогую под улюлюканье жуликоватых соседей по якобы социалистическому лагерю. Стараниями Хрущёва он стал не социалистическим, а паразитическим. Теперь «народные демократы» Восточной Европы к нашим «саморазоблачениям» добавили свои лживые претензии. Про грехи перед нами они забыли – ведь убогие не вспомнят, убогие простят. Убогими нас сделал Хрущёв и продолжил Горбачёв – раз мы додумались поверить им…

Горько досадовать на свой народ, но у нас что-то с глазами: мы видим лжецов-паяцев – и не гоним их. Мы слышим шутовские лживые речи – и они не выворачивают нам уши. Да, нас полвека учили быть простаками и принимать всё, что нам говорят, на веру. Так безоговорочно доверяют только родителям, иначе нельзя. Но Хрущёв не был ни отцом, ни племянником. Он носил маску соседа-гуляки, якобы своего в доску. Кому-то это нравилось, кого-то это веселило. Но разве можно доверять ноздрёвым, хлестаковым или ельциным? Оказалось… Что оказалось – что мы ослепли?

Сейчас с нами пытаются разыграть четвёртого «Поросёнка под керосином» – вторым был Горбачёв, третьим – Ельцин. Но сегодняшний поросёнок – коллективный. Стадо мелких либеральных поросят: министров, экономистов, историков. Их бликующие физиономии с остекленевшими раскосыми глазками не сходят с экранов телелохотрона. Они ещё мелковаты по сравнению с Хрущёвым, не так визгливы, но уже очень самоуверенны. Они думают, что их примера, их вялого темперамента уже достаточно – всё равно у нас нет выбора кроме как послушно идти за ними.

Они знают, уверены в этом, что нас в очередной раз хорошенько обработали. Если раньше нас делали простаками, чтобы верить таким как Хрущёв и Горбачёв, то теперь мы, по их замыслу, не должны верить никому, и в первую очередь самим себе. А главное, не верить ничему русскому и никому русскому. Кому угодно, только не русскому. Главный враг русского – сам русский. Нам внушают, что только русские всегда обманывали и обманывают себя, больше это никому не нужно, все вокруг к нам так добры. Нам в изобилии и даже на выбор подставляют чуждых героев, чуждую историю, чуждые примеры для подражания – нам ведь нужно из кого-то выбирать, от своего отказались. Теперь они ждут, когда мы поплетёмся прочь от своего дома за их самой гнилой и дешёвой морковкой. Сами поплетёмся. И пускай дом догорает.

Сергей Берзин

ПОЛЕМИКА

ПИСЬМА ЗА МОНАСТЫРСКУЮ СТЕНУ

Уважаемый Георгий Александрович, признаться, до Вашей беседы с сотрудниками «Литературной газеты», напечатанная в ЛГ, №9 за этот год, я знал лишь Ваше имя. А эту публикацию, несмотря на немалые несогласия, прочитал с тем большим интересом, что Вами упомянуты некоторые известные лица, с которыми я находился в тех или иных не только личных отношениях.

Беседа озаглавлена Вашими словами: «Общество, не почитающее своих героев, обречено». Разумеется, я всей душой с этим согласен. И Вы назвали несколько таких «героев рукопожатного сообщества», а в их числе – моих давних знакомцев. Мнение об этих лицах и кое о чем другом, затронутом Вами, человеком иного поколения, иного жизненного пути, а следовательно, и опыта иного, иных взглядов, вероятно, читателям будет небезынтересно, «если Бог пошлёт мне читателей», как однажды сказал Пушкин. Для выражения своих взглядов я избрал форму прямого обращения к Вам, поскольку и Вы излагали свои взгляды в обращении к собеседникам.

С помянутых лиц мне и хотелось бы начать, но прежде замечу: на мой взгляд, весьма отрадно, что беседа начинается Вашим признанием того, что «мы (служители церкви) сами даём повод к критике», что порой «случается нечто такое, за что, конечно, нас по головке не погладишь», и «бывает всякое», ибо «человек есть человек. В рясе он или в пиджаке». И кончаете Вы в том же самокритичном духе – подчёркиванием справедливости иных упрёков «не мирянам, овцам, а нам, пастырям в рясах и крестах… Это мы виноваты!» - горячо восклицаете Вы. И даже нашли нужным напомнить, что на иконах первыми шествуют во ад архиереи и священники. «Вот об этом нам надо в первую очередь заботиться». Именно так – через всю беседу. А в ходе её Вы ещё и напомнили известную поговорку «Поп и кот голодными не останутся». Может быть, эту поговорку, в некотором смысле равняющую священника с пронырливым млекопитающим, которую Вы сами считаете «грубоватой», следовало бы смягчить словами, допустим, из горьковской «Исповеди»: «Какой это священник! (Что подобен коту. - В.Б.). Был бы я попом, я бы так служил, что не токмо люди - святые иконы плакали бы!»

Вы сказали, Георгий Александрович, что, используя упущения, ошибки и прочие прегрешения её служителей, в прошлом году «Началась охота на церковь, дружная травля, гон, которые по сценарию должны закончиться известными словами «Раздавите гадину!». Я думаю, тут некоторый перебор. Ну, какая же «гадина», где «раздавите!», если высшие лица государства стоят со свечами в церквах, возносят молитвы, возвращают церквям собственность, а в столице тов. Собянин, не решив проблему шоссейных «пробок», приступил к осуществлению плана «Церковь – в шаговой доступности!». Не больницы и родильные дома, не школы и библиотеки, не театры и музеи, не спортплощадки и бассейны, а церкви. Что же до перечисленных богоугодных заведений, то они, как уже было сказано, наоборот, повсеместно закрываются и ликвидируются.

 Но вспомните, 6 октября 1993 года, на другой день после расстрела Ельциным Верховного Совета, в «Известиях» было напечатано письмо 42-х представителей либеральной интеллигенции, главным образом писателей, с призывом и требованием по отношению к защитникам конституции: «Хватит говорить. Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её показать нашей юной демократии». Для начала либералы требовали закрыть газеты «Правда», «Советская Россия», «День» и «Литературная Россия». Вот это действительно был клич «Раздавите патриотов!». Под этим кличем письмо и вошло в «научный оборот».

Под сей эпистолой, между прочим, увы, стояла подпись и академика Д.С. Лихачева. Тут мы и начнём разговор о главном. Вы называете его «глубокоуважаемым героем», с которым «имел честь быть лично знакомым». Я тоже был с ним знаком. 4 января далёкого 1966 года, когда Вы, должно быть, ещё не ходили в школу, группа московских и ленинградских писателей (покойный В. Солоухин, В. Иванов, ныне академик, и другие, в том числе автор этих строк) приняли участие в передаче ленинградского телевидения «В защиту русской культуры», которую транслировали на всю страну. Д.С. Лихачёв, тогда ещё член-корр, и вёл эту, как ныне говорят, резонансную передачу.

Где-то в середине трансляции из Москвы позвонил председатель Комитета по радио и телевидению Н. Месяцев, теперь почивший. Он потребовал объявить технический сбой и прекратить передачу. Но тут случилось чудо: мужественные работники ленинградской студии отвергли распоряжение начальства и довели дело до конца. А потом мы все кинулись обниматься и поздравлять друг друга.

О нашем выступлении написал докладную записку в Политбюро ЦК замзав его Идеологическим отделом известный оборотень А.Н. Яковлев. Он объявил передачу идеологической диверсией, каковой она в его глазах и была. Ну как же! Олег Васильевич Волков предлагал устраивать концерты духовной музыки, Владимир Солоухин протестовал против засилья в языке иностранщины и аббревиатур, я, как незадолго до этого на страницах «Литгазеты», предлагал вернуть прежние имена Твери, Нижнему Новгороду, Сталинграду, Царскому Селу…

Мне, как единственному из москвичей-смутьянов члену партии, пришлось идти объясняться в ЦК. В результате был снят с работы только директор студии Б.М. Фирсов, остальных сотрудников, тоже поначалу уволенных, нам коллективным письмом в ЦК удалось восстановить на работе.

Прекрасно. И Д.С. Лихачёв держался достойно. Но странная метаморфоза произошла с академиком после либеральной контрреволюции. Он, как известно, отбывал срок наказания на Соловках (говорят, за хранение «Протоколов сионских мудрецов»). И в Советское время бывший сиделец рассказывал по телевидению, что порядок там был такой, что, когда ему приходила охота поехать в Ленинград поработать в библиотеке, он подавал заявку и ехал. И несколько дней работал в Салтыковке, ходил по театрам, музеям, встречался с возлюбленной, а потом – обратно на Соловки отбывать каторгу. Но после контрреволюции по тому же телевидению он говорил, что обстановка там была так ужасна, что однажды его вдруг решили расстрелять. Как так? За что? Неизвестно. Видно, у охраны просто были лишние патроны, вот и захотелось употребить. Искали, говорит, с собаками, но я спрятался за поленницу дров и меня не нашли, а на другой день обо мне никто и не вспомнил.