Егор Канкрин - Теория государственного кредита
Управление финансами такой большой империи начинает распадаться на две независимые сферы. Первая охватывает вопросы жизни народа и включает в себя решения, связанные с повышением налогов, взиманием долгов, бдением интересов правительства без ущерба для подданных, введением режима экономии во всех государственных учреждениях, соблюдением точности подсчетов и использованием полученных средств. Вторая сфера начинает включать в себя вопросы чрезвычайных потребностей государства и требует знания и применения кредита. Управление в этих двух сферах требует совершенно разных навыков, и мы нередко видим, что люди, зачастую наделенные силой духа, важными знаниями, проворством, твердостью и деловитостью, не обязательно обладают нужными качествами для занятия этими двумя видами деятельности, в осуществлении которых, собственно, и состоит задача министра. История Неккера, а вскоре и самого Наполеона, лишь подтвердила эту истину.
Беспристрастные потомки будут знать двух разных Неккеров: одного – превосходного управляющего государственными финансами, другого – слабого финансового министра. Как управляющий финансами Неккер заслужил благодарность всей Франции. За четыре года ему удалось вывести доходы государства на должный уровень, ввести строгий контроль во всех департаментах своего министерства, положить конец привычному расточительству двора, начать лучше использовать неоцененные достоинства института откупщиков, упразднить ряд не только лишних, но и смешных и несуразных учреждений и званий19, ввести твердые правила для полугодового налога, упорядочить взимание пошлин, ввести административное деление для взимания прямых налогов, уничтожить остатки феодальной крепостной зависимости, улучшить состояние тюрем и больниц, и провести другие важные преобразования. Все это было достигнуто в кратчайшие сроки, не смотря на противодействие недоброжелателей, втершихся в доверие правительству и извлекавших большие выгоды из царившего беспорядка. Тем самым он смог удовлетворить основные потребности государства, снарядил огромные флоты, нашел средства для ведения войны в Индии и Америке, как на суше, так и на море, уплатил часть оставшегося государственного долга и при этом не обложил свой народ ни одним новым налогом. Все эти достижения становятся тем более выдающимися и достойными восхищения, если учесть, что в годы всех этих лишений и нововведений бюджет впервые избавился от дефицита и сумма доходов превысила чудовищную сумму расходов на 40 млн. фр.
В этом состоят заслуги и слава Неккера. Но если мы перейдем от перечисления его заслуг к анализу мер, которые он для этого предпринял, то восхищение невольно уступит место упреку и возражению. Хотя Неккер и использовал кредит для достижения своих целей, все произошедшее показывает, что истинные его принципы остались Неккером непонятыми. Из 350 миллионов, полученным им в долг за 4 года, 300 млн. было выручено при помощи лотереи и пожизненной ренты, 97 миллионов выручено в провинциях, где займы были заключены на 16 лет на условиях полного возврата капитала, 40 млн. принесли кредиты под будущие государственные доходы и займы города Парижа, предоставленные Орденом Святого Духа, и прочие разовые доходы, собранные собирателями подати и откупщиками и предоставленные в распоряжение правительства. И среди всех этих собранных средств нет ни единого франка, который был бы добыт в соответствие с принципами кредита, ни одного займа, обеспеченного кассой погашения, ни одного займа с соблюдением принципов и правил. Напрасно приверженцы Неккера утверждают, что основы государственного кредита в те времена еще не были сформулированы, что консолидация задолженности противоречила образу мыслей и обычаям французов, что лотереи и пожизненные ренты менее опасны для будущего страны чем займы под постоянные проценты. Все эти возражения не выдерживают никакой критики. Во-первых, для министра финансов Франции непростительно не знать то, о чем известно каждому в Англии, где государственный кредит уже получил полное развитие. Во-вторых, Паншо предлагал ему ввести кассу погашения еще до того, как она была учреждена в Англии, но Неккер отклонил это предложение. В-третьих, заем под постоянные проценты не противоречит образу мыслей и обычаю французов, что доказывают заключенные в это же время городом Парижем займы под постоянные проценты. В-четвертых, уже тогда было известно не хуже чем сейчас, что займы под постоянные проценты по ставке равной 5% при ставке погашения в 1% полностью погашаются за 36 лет, а займы с постоянной рентой под 11%, предоставленные Неккером некоторым лицам, лишь за 47 лет и 8 месяцев. Это дает нам полное право сделать вывод, что знаменитый Неккер, так великолепно позаботившийся о доходах государства, не понимал даже самих основ кредитного дела, и после его отставки все экономические ресурсы оказались исчерпаны, а долговые обязательства стали резко возрастать. Тем самым Неккер, в одночасье уладивший текущие дела Франции, подверг большой опасности ее будущее.20 Защитники Неккера отвечают на это тем, что он, спасая Францию, исчерпал свой собственный кредит. Это правда, но именно это стоит вменить ему в вину. Министр, распоряжающийся бюджетом 24 миллионов человек, и не нашедший для спасения нации иного средства, кроме как пожертвования своей собственности, навсегда останется в памяти как великодушный человек, но плохой министр. Франция ждала от него не частного пожертвования, а хорошую кредитную систему.
После Неккера управление финансами получил Шарль Калонн. Хотя он и обратился к кредиту в своей финансовой политике, задача для него состояла, однако, не в том чтобы использовать преимущества хорошей кредитной системы, а в том чтобы исследовать пути еще не пройденные его предшественниками. Калонн учредил нечто напоминающее кассу погашения, но его расточительность была столь велика, что Франция за четыре мирных года израсходовала 1 052 млн., то есть столько же сколько Неккеру понадобилось для ведения знаменитой американской войны. Его последователь, Ломени де Бриенн, уничтожил кассу погашения, вновь обратился к пожизненным рентам, перекроил налоги и издал в 1788 г. бюджет, который поверг Францию в отчаянье. Близорукая политика этого министра доходила до границ откровенной беспомощности. Дефицит бюджета того самого года достиг 160 737 492 фр., а средств на его погашение не было. «В августе 1788, – пишет Шарль Ганил, – правительство отказалось платить по своим обязательствам. Этот отказ лишил его всякого кредита и всякой надежды на чью-либо поддержку. С другой стороны, не оставалось уже и таких средств, которые бы не были испробованы ранее. Размещение займов от имени счетной палаты, духовенства, земельных палат, военных орденов, городов, откупщиков, нотариусов стало уже невозможны. Частный кредит управляющего государственной собственностью, главного сборщика податей, откупщика и контролера закрылся вместе с кредитом правительства. У каждого министерства были неоплаченные долги. Все государственные доходы были уже давно заложены, а привлеченные таким образом средства – израсходованы. Все надежды умерли, все способы были уже опробованы, и наступило неминуемое банкротство с присущим ему ужасом и горечью поражения». Объявление неплатежеспособности уже не являлось для правительства простым и безопасным способом погашения долга. При Людовике XV банкротство ударило по откупщикам, участь которых изначально была в том, чтобы либо разорить правительство, либо быть разоренными правительством. В 1788 году, напротив, правительственные векселя имели хождение по всей Франции. Большая часть этих ценных бумаг была в руках людей, занимавшихся ремеслом и торговлей. Банкротство правительства, таким образом, означало разорение всего среднего класса, крах всех мануфактур, остановку всей работы, голод и обнищание для всех трудившихся в промышленности людей. К слову сказать, Людовик XVI, в силу своего благонравия, не собирался доводить до этого свой народ. Он возложил все свои надежды на помощь со стороны народа для чего и созвал генеральные штаты.
Здесь мы ясно видим пример того, о чем мы говорили в первой части. Правительство, будучи не в состоянии произвести переустройство финансовой системы, призывает на помощь представителей народа, готового к изменению во внутреннем устройстве государства. Трудно поверить, что за этими несколькими словами стоят все ужасы французской революции.
Положение Франции 1789 г. можно охарактеризовать следующим образом. Правительство из-за своей беспечности и беспомощности начало распадаться. Дворянство, продолжавшее называть себя единственной опорой правительства, на самом деле было его врагом номер один. Купаясь в роскоши и забыв о нравах, дворянство своими незаслуженными пенсиями и дорогими подарками разграбляло государственную казну и высасывало из государственного бюджета последние средства. Духовенство стало мишенью бесчисленных атак чуть ли ни каждого публициста, при этом жадно собирая и укрывая свои богатства как единственное средство отстоять свои привилегии. Средний класс, в отсутствии конкуренции, представляя собой всю науку, искусство и торговых людей и став богатым и образованным, вдруг, уверовал в свои силы и ощутил первый большой прилив честолюбия. Парламент – невольный свидетель полного произвола правительства – счел своим долгом сопротивляться всем нововведениям, в особенности тем, что касались новых налогов, и вести непрекращающуюся войну с министрами, какую бы политику они не проводили. А народ, изнывая под гнетом, озлобился на виновников своего плачевного положения, поскольку не имел в своем распоряжении никаких законных средств даже пожаловаться на свои несчастья, не говоря уже о возможности изменить свою участь. Получившие повсеместно образование люди уверовали в свою силу и важность, а также превосходство над вельможами помпезного, своевольного двора. Но все пути для реализации их знаний и умений были им закрыты. Осознав свое положение, они, вдруг, ощутили всю важность их предназначения, все преимущества их статуса и всю огромную ответственность за общее будущее. Пока правительство, заботящееся лишь об удовлетворении своих растущих потребностей, подбивало цифры и искало помощи на стороне, депутаты третьего сословия заявили о своих законных правах и начали гордо их отстаивать. Переустройство финансов, собственно, причина созыва генеральных штатов, стала последним предметом, который они готовы были обсуждать. Никто из них не разбирался и не хотел разбираться в нюансах государственной финансовой системы и в порядке составления бюджета. Все их решения по финансовым вопросам были либо безответственны либо глупы. Их целью было совсем другое, а именно внутреннее переустройство государства. Обсуждается исключительное право монарха, перечисляются и критикуются все неудачи правительства. Страсти накаляются, дебаты перерастают в волну негодования, Франция вторит своим депутатам, и они объявляют себя представителями народа, а государственные штаты провозглашают национальным собранием. После этого судьба Франции была предрешена, что, само по себе, печально, но, увы, неизбежно. Скольких несчастий, скольких ужасов могла бы избежать Франция, да и вся Европа, если бы правительство ранее познало и по достоинству оценило все выгоды системы государственного кредита! За счет одного лишь кредита можно было покрыть дефицит бюджета, избежать созыва генеральных штатов, либо успокоить волнения в национальном собрании и обуздать кипящие страсти.
