Михаил Ходаренок - Щит и Меч нашей Родины
В этой связи надо отметить, что Верховный главнокомандующий маршал Сталин к эффективности политработы после первого года войны относился весьма и весьма скептически. Комиссаров отменил и больше полагался на приказы № 270 и № 227. Кстати, в ту пору имели место ситуации, которые позже при советской власти представить себе было абсолютно невозможно. В частности, член военного совета 1-го Белорусского фронта по воинскому званию – генерал-лейтенант, а командующие, например, артиллерией и инженерными войсками – генерал-полковники. То есть товарищ Сталин знал, что потерянная в спешке походная ленкомната никак не скажется на успехе сражения. А вот если план инженерного обеспечения фронтовой наступательной операции разработан неграмотно или с большими огрехами – жди беды. Следовательно, людей ценили по вкладу в победу, а не по длине языка. При политработниках же Хрущеве и Брежневе ситуация резко изменилась. И теперь в самом страшном сне начальник артиллерии, к примеру, округа не мог себе представить, что его звание выше звания члена военного совета.
Бывшие политруки никак не могут понять, что их основное предназначение в Вооруженных Силах заключалось отнюдь не в воспитании солдат, матросов, сержантов и старшин, в оформлении наглядной агитации, а в осуществлении надзора за командным составом армии и флота. Никак до них даже сегодня не доходит, что главная задача «бойцов партии» в прежние времена (и до сих пор не оглашенная) – предотвратить цементирование и кристаллизацию офицерского сообщества, препятствовать его превращению в разновидность служилого сословия, сформированного на основе кодекса чести.
А воспитывать 18—20-летнего человека в войсках уже поздно. Его могут воспитать семья, до определенной степени – детский сад и школа, но самое главное – сам уклад, если угодно, образ жизни. А в армии у командира должен быть только кнут для нерадивых и пряник для усердных. Сейчас же пока – ни кнута, ни пряника.
Что же касается этнических конфликтов в казармах – то и тут способ только один. На данном этапе попросту не призывать представителей республик Северного Кавказа в Вооруженные Силы России. И такие прецеденты в истории нашей страны уже были.
После умопомрачительной ереси
Вскоре после развала Советского Союза в декабре 1991 года произошла департизация Вооруженных Сил и рухнула казавшаяся незыблемой система мероприятий по идейно-политическому воспитанию личного состава армии и флота, укреплению и совершенствованию которой приснопамятный ГлавПУР, политработники всех уровней и званий отдавали так много времени и усилий.
Штудированию положений марксистско-ленинских наук в военных вузах отводились, как правило, лучшие учебные часы. Например, семинар по истории КПСС (насквозь фальсифицированной, как известно) никак не мог начаться в девять часов утра в понедельник. Наутро самого тяжелого дня недели, насколько помнится автору, как правило, выпадали только лабораторные работы по теории автоматического управления и регулирования, лекции по теоретическим основам радиолокации, групповые упражнения по теории электромагнитного поля или непосредственное изучение вооружения и военной техники.
Страшно представить, что на освоение «политической экономии социализма» и тому подобной ереси в течение пятилетнего срока подготовки будущих военных инженеров отводилось не менее восьмисот драгоценнейших учебных часов. Теперь остается только гадать, насколько бы возрос профессионализм юных лейтенантов, если бы это время было использовано исключительно по назначению – для обретения навыков ведения современного боя.
Между тем конспектирование трудов «вождей мирового пролетариата», статей и докладов «верных продолжателей дела» Ильича в СССР, зазубривание цитат из этих сочинений являлось отнюдь не безвредным занятием. Забивание голов не подлежащими ни малейшему сомнению догматами не проходит бесследно.
По большому счету человеческие умы в результате таких упражнений в конечном итоге становятся неконкурентоспособными. Люди просто разучиваются думать, сопоставлять, анализировать. И в самом деле – зачем? Если в единственно верном и всепобеждающем учении описаны пять черт какого-либо общественно-политического явления, то их уже никак не могло быть шесть или четыре.
А вот два весьма примечательных свидетельства, подтверждающих вышесказанное.
Заглянем в доклад по итогам первых четырех месяцев боевых действий в 1980 году в Афганистане. Прелюбопытнейшие пассажи прозвучали в этом документе: «Необходимо ясно представлять, что развитие обстановки в ДРА (Демократическая Республика Афганистан. – М. Х.) происходит не изолированно, а является составной частью общей борьбы социализма, прогресса и демократии с империалистической реакцией, в которой все мы активно участвуем»; «Афганская революция происходит в стране чрезвычайно отсталой, где практически отсутствует организованный рабочий класс, который мог бы сплотить вокруг себя все прогрессивные силы, где во многих областях развития общества господствуют феодальные отношения, реакционная исламская религия, которая держит народ в невежестве и нищете».
Налицо результат того самого штудирования, о котором говорилось ранее. Прочно осели в мозгах наших военачальников положения научного коммунизма. Хотя после данных посылов любой мыслящий человек неизбежно сделает вывод: советским войскам придется сражаться ради светлого будущего южного соседа СССР лет эдак 100 как минимум. Причем без малейшей надежды на успех.
Другой пример. В августе 1991 года теоретически в стране могла воцариться военная диктатура. Руководству Вооруженных Сил потребовалось бы предпринять несколько энергичных мер – и безвластная страна оказалась бы в их полном распоряжении. Этого не произошло всего лишь по одной причине. Среди высшего командования армии и флота оказалось ничтожно мало инициативных, смелых, решительных, агрессивных людей. Подавляющее большинство советских военачальников пассивно и безучастно наблюдали, как на их глазах происходит крушение великой державы и вершится крупнейшая геополитическая катастрофа XX века.
Однако предположим, что маршалы и генералы, получившие все свои знания об окружающем мире и его экономическом устройстве с помощью единственно верного и всепобеждающего учения, все-таки осуществили военный переворот. Могла ли у них быть хотя бы какая-нибудь разумная программа возрождения огромной страны, подъема ее народного хозяйства? Вряд ли. Стагнация на одной шестой части суши наверняка бы продолжилась, а затем грянул бы настоящий катаклизм, превзошедший по масштабам трагедию 1991 года.
Впрочем, старание, с каким марксистско-ленинский бред вбивался в головы граждан, окончилось откровенным пшиком. Представители новой исторической общности (советский народ согласно определению теоретиков КПСС, позвольте напомнить) 24 года назад с воодушевлением разбежались по национальным квартирам и принялись резать друг друга. Никто не вышел защищать свое общее социалистическое Отечество – Советский Союз. И уж тем более не нашлось подвижников с горящими глазами, взошедших на костер с партбилетом в руках.
Однако вакуум, образовавшийся вследствие исчезновения коммунистической идеологии, в настоящее время не заполнен ничем. Прежние идеи и лозунги низвергнуты. А взамен так ничего и не появилось. И это не может не внушать опасений.
Кровь, мед, песок, пчелы
Мешанина с понятиями и военными терминами, похоже, началась с МЧС. Именно в этом ведомстве начали «формировать группировки» из двух пожарных машин, трех собак, трех лодок, двух вертолетов. Более того, «передислоцировать» их.
Слава Богу, в МЧС пока не знают слов «оперативное построение» и «эшелонирование». А то, можно не сомневаться, и в эти веками устоявшиеся понятия спасатели вложили бы совершенно иной смысл. Впрочем, об этом я уже писал. Правда, какого бы то ни было особого воздействия на некрепкие и перевозбужденные отечественные умы этот материал так и не произвел. Вот он, этот текст.
Правильно назвать – правильно понять
Сегодня красота военного языка поблекла, а смысл терминов стратегии и оперативного искусства или утрачен, или искажен.
К этой теме (и устно, и письменно) я обращался не раз. Обстановка к лучшему, к сожалению, не меняется. В настоящее время как руководящим составом, так и представителями самой широкой общественности военные термины употребляются без всякой связи с их изначальным смыслом. Можно предположить, что в значительной степени соответствующими авторами и ораторами это делается исключительно для красоты и убедительности речи. Однако смысл и сама суть терминов при этом отходят на второй, а то и на третий план. Вот что из этого получается на практике.
