Элизабет Хереш - Купленная революция. Тайное дело Парвуса
Великая генеральная репетиция
Война с Японией протекала неблагоприятно для России. Ее слабым местом был устаревший флот, который не мог конкурировать с современным японским. Позже выяснилось, что от американских кругов через финансового магната Якова Шиффа в Японию отправлялись средства, чтобы ослабить Россию и с этой стороны.
Армия, флот и мирное население в тылу были деморализованы, еще предстояла кровопролитная битва на суше, что подготовило идеальную почву для агитации. Сформированная в 1902 году партия социал-революционеров отправила по плану Парвуса агитаторов в те индустриальные центры и портовые города, в которых могли возникнуть рабочие беспорядки в Баку, Ростов, Тифлис, Киев и Одессу; в этих городах существовали основные революционные кружки. В начале лета 1904 года броненосец «Потемкин» с бунтующим экипажем вошел в Одессу. Николай II сделал 25 июня 1904 года следующую запись в своем дневнике:
«Получил потрясающее сообщение из Одессы, что экипаж только что прибывшего броненосца «Князь Потемкин-Таврический» поднял восстание, офицеры убиты, а командование кораблем перешло к экипажу; существует опасность, что беспорядки начнутся и в городе…»
Неудивительно, что этот результат отлично проведенной агитационной работы позже получил славу предвестника революционного восстания и стал предметом, одноименного пропагандистского фильма Сергея Эйзенштейна. Начались и крестьянские беспорядки. Со сторонниками царского режима, которые хотели восстановить порядок, агитаторы не миндальничали: когда адъютант царя, генерал Сахаров, был у губернатора южно-русского города Саратова, в местности, где проходили волнения, к нему обратилась женщина с рекомендательным письмом. Он пригласил ее войти и взял письмо. Когда Сахаров начал читать, она вытащила пистолет и застрелила его. Назревшие социальные требования бедных слоев населения революционеры использовали в своих целях для демонтажа и свержения государственной власти. Ни в чем не повинные жертвы войны тоже играли им на руку. Так, один из генералов сообщал царю по возвращении с поля боя, что после первого же поражения появились агитаторы, произносившие подстрекательные речи перед солдатами.
В 1905 году беспорядки достигли своего апогея. Они были вызваны мирной демонстрацией рабочих, устремившихся к Зимнему дворцу, чтобы передать царю петицию с социальными требованиями. Группу возглавлял «сыщик в рясе», как позднее стали называть попа Талона. Царь Николай II намеревался принять делегацию демонстрантов, но был срочно предупрежден своими советчиками о необходимости уехать из Петербурга в этот день из-за попытки покушения на прошлый день богоявления (Эпифании). Полиция открыла огонь, многие демонстранты погибли. Эта катастрофа 9 января 1905 года вошла в историю России как «Кровавое воскресенье».
Для революционеров эта трагедия стала желанным поводом для агитации и организации забастовки, волной прокатившейся по всей стране. Когда Троцкий на следующий день читал в Женеве сообщение о потопленной в крови демонстрации, он уже не мог ни дня оставаться за границей. Вперед, в Россию! Сначала Троцкий вместе с женой приехал к Парвусу в Мюнхен, вручив ему свое сочинение «Россия перед девятым января». Позже он писал об этом:
«Парвус был в восторге от моей работы и написал к этой брошюре предисловие примерно такого содержания: «События подтвердили наши прогнозы. Сейчас уже никто не сможет отрицать, что массовая забастовка является основным инструментом борьбы. 9 января стало началом политической забастовки, и остается только добавить, что революция в России может привести к власти демократическое рабочее правительство».
Фактически требования этой демонстрации имели социальный характер, демонстранты несли иконы и образа, — но кто хотел противоречить Парвусу и Троцкому?
В январе 1905 года Троцкий поехал в Россию. Путь его лежал через Вену и Киев. Позже он вспоминал: «Поток русских эмигрантов уже потек в Россию. Виктор Адлер был занят только русскими делами: он добывал для эмигрантов деньги, паспорта, адреса (…) В его квартире один парикмахер поменял мне прическу, ведь моя внешность была слишком известна людям из русской службы внешней разведки…»
От Адлера Троцкий узнал, что предводитель демонстрации 9 января Гапон позже был разоблачен как агент-провокатор, что он все тщательно продумал, а теперь скрылся за границей. При этом в словах Адлера, казалось, прозвучала романтическая слабость к революонерам, если верить Троцкому:
«…Я только что получил телеграмму от Аксельрода, из которой понял, что Гапон уехал за границу, где объявил себя социал-демократом. Жалко (…) если бы он совсем исчез, осталась бы красивая легенда. Как эмигрант, он может быть только смешон…»
И он добавил с появившейся во взгляде искрой, немного смягчившей жесткость его иронии: «Знаете, лучше, когда такие люди входят в историю как мученики, нежели как партийные товарищи…»
Троцкий был слишком известен полиции, чтобы по ту сторону русской границы официально продолжить свою поездку. Вопрос об остановке в гостиницах по дороге в Петербург не стоял. В Киеве ему помог глазной врач, приютив его в своей клинике. В то время как он для видимости терпеливо носил медицинские повязки, уже известный нам член Большевистского центрального комитета, Леонид Красин, печатал составленные Троцким и Парвусом листовки и плакаты с революционными лозунгами. С ними — в Петербург!
Вслед за Троцким на политической сцене России появился Парвус. Благодаря сильно постаравшемуся Виктору Адлеру он приехал в Петербург с австрийским паспортом, и не просто так, а, как всегда, получив аванс и задание от газеты, на этот раз от «Лейпцигер Фолькецайтунг», на освещение событий в России.
Жену и сына Парвус оставил и забыл, как часть прошлого. Ои кинулся в революционные авантюры с новой подругой. Большинство ведущих членов партии за рубежом, меньшевиков и большевиков, заняли выжидательную позицию. Они отважились вернуться только после выхода в октябре 1905 года манифеста о созыве по «непоколебимой воле» царя Парламента, Думы, и о предоставлении буржуазных свобод и политической амнистии. Поэтому с весны до осени 1905 года инициативу генераторов движения взяли на себя Парвус и Троцкий. Ленин, как всегда, был слишком осторожен; позже, когда он приехал, то уже не мог играть ведущую роль в событиях.
Охранка опять плелась в хвосте, но все же подобралась к нему гораздо ближе, чем он предполагал, и буквально наступала на пятки. 22 ноября 1905 года в тайном отчете шефу петербургской охранки записано:
«По поступившей информации проживающий в последние годы в Мюнхене Александр Лазарев(ич), предположительно Израиль Гельфанд (Гельфонд), список разыскиваемых лиц № 118, известный под псевдонимом «Парвус», член германской социал-демократической партийной газеты «Форвертс», на днях нелегально (sic!) приехал в Петербург с целью издавать независимую социал-демократическую газету и совместно с группой либералов другое издание на языке идиш. Во время своего пребывания в Мюнхене Гельфанд считался одним из руководящих членов редакции газеты «Искра».
Ввиду того, что Гельфанд на основании Высочайшего Указа от 21 октября этого года [3] отныне по закону не может быть привлечен к ответственности за свою преступную деятельность за границей, штаб полиции просит Ваше Превосходительство в случае его появления в столице констатировать его деятельность и установить за ней наблюдение, а также сообщать об этом.
Кроме того, штаб охранки считает необходимым указать на то, что по имеющейся информации нелегально прибывшие в Санкт-Петербург революционеры выбрали ресторан «Палкина» местом сбора для своих единомышленников…»
Только в осторожности, казалось, оба революционера не нуждались: разве не они вскоре сами возглавят Движение, в котором все будет происходить по их усмотрению? Они сразу же завладели одним из средств информации, чтобы через него управлять дальнейшими событиями и заполнить политический вакуум оппозиции.
За несколько дней Парвусу и Троцкому удалось увеличить тираж либеральной «Русской газеты» от 30 000 до 100 000 экземпляров, сделав газету массовым изданием, тираж которой вскоре возрос до полумиллиона экземпляров. При этом они сильно обошли прежнюю большевистскую газету «Новая жизнь», хотя она была более радикальной, чем последняя.
Выходящая два раза в месяц «Искра» обрела себе сестру в виде газеты «Начало», которую вожди большевистского крыла использовали совместно с руководителями меньшевистского крыла, по крайней мере, так было вначале. Оба издания становились все более агрессивными, а не откровенно либеральными средствами информации революционеров, гораздо более радикальными, чем хотелось бы умеренным петербуржским хозяевам.
