Борис Кагарлицкий - Политология революции

В свое время в коммунистическом движении сформировалось представление о Советах как демократических органах, которые «выше» буржуазных парламентов на том основании, что избираются не по территориальному, а по производственному признаку. Однако Советы, формирующиеся по производственному признаку в качестве органов территориальной власти, есть очевидный абсурд. Отказ от подобной системы был вызван отнюдь не деградацией рабочего государства, а ее очевидной нефункциональностью. Деградация рабочей демократии выразилась в другом: не имея кадров и опыта, трудящиеся утратили непосредственный контроль над управлением предприятиями. Производственные советы являются важнейшим элементом социалистического преобразования общества постольку, поскольку они позволяют создать структуры экономической демократии, увязать эту экономическую демократию с политической в единое целое, когда, в конечном счете, само разделение этих сфер постепенно исчезает.

Одним из самых болезненных вопросов современной России является вопрос о «силовых» структурах. С одной стороны, Россия переживает очевидную милитаризацию. Самые разные государственные ведомства формируют собственные «силовые структуры», во многом напоминающие феодальные дружины или отряды ландскнехтов в средневековой Европе. С другой стороны, федеральное правительство, оправившись после финансового кризиса 1990-х годов, старается продемонстрировать свою мощь и свой патриотизм, вкладывая деньги в дорогостоящее вооружение. Поток милитаристской пропаганды обрушивается на головы обывателя через государственное и частное телевидение. Между тем престиж военной службы в обществе остается низким, дискуссия о военной реформе буксует, а представители средних слоев общества всячески стараются избежать призыва своей молодежи в армию.

Призывная армия отвергается значительной частью населения, причем далеко не только интеллигенцией и жителями столичных городов. Однако является ли альтернативой наемная армия, за которую ратуют либералы? Разумеется, нет. Во всяком случае, не с точки зрения левых.

Наемная армия предназначена для завоевательных и колониальных походов, а также для подавления собственных граждан. Она не связана с обществом и не контролируется им. Между тем история, наряду с призывной и наемной армиями дает и примеры совершенно иной военной организации. Речь идет о территориальной системе.

Территориальные войска во многом похожи на регулярную армию, построенную по принципу призыва. Но в их основе лежит совершенно иной принцип комплектования. Если призывная армия вырывает молодых людей из привычной среды, перемещает их для несения службы в другой конец страны, а то и планеты, если на время службы они оказываются полностью подчинены правилам армейской дисциплины, заменяющим гражданские права и нормы цивилизованного общества, то территориальная служба предполагает сохранение связи между теми, кто несет службу, и обществом. Это просто граждане, взявшие в руки оружие и надевшие шинели.

Срок службы оказывается гораздо короче, зато возможно регулярное переобучение. Территориальные войска отмобилизовываются с поразительной быстротой в случае, когда возникает реальная опасность. Зато их очень трудно отправить за тридевять земель ради непонятных целей.

Традиционно принято считать территориальные армии неэффективными. Это действительно так, если критерием военной эффективности является использование пушечного мяса для заграничных авантюр и захватнических экспедиций. В оборонительной войне территориальные войска всегда демонстрировали свои превосходные качества.

Классическим и общеизвестным примером территориальной военной системы является оборона Швейцарии, с которой столетиями никто из могущественных европейских соседей предпочитал не связываться. Однако есть и менее известные примеры. По принципу территориальных войск строится Национальная гвардия США. Показательно, что недовольство иракской войной резко выросло в Америке, как только зашла речь о возможности отправки на Ближний Восток резервистов Национальной гвардии.

Менее известен, но показателен и пример Британии. Принято считать британские вооруженные силы образцом наемной армии. Однако на протяжении столетий в Англии и Шотландии существовали в более или менее развитой форме и территориальные структуры, включая даже военно-морские. В полном масштабе они отмобилизовывались лишь тогда, когда стране действительно грозила опасность — в колониальные экспедиции отправляли профессиональных солдат. Но и эти профессиональные подразделения исторически были связаны с территориальной системой, представляя собой своего рода «кадрированные» территориальные дивизии, состоящие преимущественно из земляков, связанных не только армейской дисциплиной и чувством долга, но и соседской солидарностью, привычкой к взаимопомощи. Именно в этом секрет знаменитой стойкости британских войск в обороне: уже Наполеон обнаружил, что вцепившегося в землю английского пехотинца практически невозможно сдвинуть с места. В годы Первой мировой войны неприятным сюрпризом для германского Генерального штаба стало проведение в Великобритании всеобщей мобилизации. В Берлине были уверены, что страна, никогда не имевшая массовой призывной армии, просто не в состоянии будет это сделать. Однако все прошло гладко и быстро: в дело вступила территориальная система.

Переход к территориальной армии в России позволит сохранить часть прогрессивных военных традиций, одновременно покончив с внеуставными отношениями, произволом командного состава и эксплуатацией солдат. Эта система отнюдь не препятствует созданию профессиональных воинских контингентов там, где это необходимо, она лишь предотвращает появление критической массы «наемничества», при которой «войско» полностью оторвано от общества.

Наконец, территориальные формирования смогут быть использованы для поддержания общественного порядка гораздо успешнее, нежели бесконтрольные и безответственные «силовые структуры» нынешней власти.

Любая программа левых в России (да и любой другой стране) может быть сегодня только переходной. И не только потому, что новый, социалистический порядок возможен лишь как результат преобразований в мировом масштабе, но и потому, что подлинно демократическая программа тем и отличается от авторитарной утопии, что дополняется, исправляется и переосмысливается самими массами.

Многочисленные вопросы остаются сегодня без ответа: ведь порой даже не имеем необходимых знаний и опыта, чтобы корректно их сформулировать. Как быть, например, с разделением труда? Маркс совершенно справедливо показывал, что именно из разделения труда вырастают классовые различия и возможность эксплуатации человека человеком. До тех пор, пока есть жесткое разделение на управляющих и управляемых, на интеллектуальную и физическую работу, на квалифицированный и неквалифицированный труд, наконец, на творческие и механические задачи — до тех пор в обществе сохраняется возможность неравенства.

Демократия ставит управляющих под контроль управляемых, открывает доступ большинству к принятию решений. Но достаточно ли этого для преодоления различий? Нет, не достаточно.

Надо отдать должное Сталину, который однажды откровенно заметил: «Страной управляют на деле не те, которые выбирают своих делегатов в парламенты при буржуазном порядке или на съезде Советов при советских порядках. Нет. Страной управляют фактически те, которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами».[583]

Маркс видел социализм и коммунизм как социальный порядок, при котором и отдельный человек и общество в целом сознательно и демократично определяют собственное будущее. Это и есть принцип демократического планирования. Но даже бюрократическое планирование советского типа не вполне провалилось. В значительной степени оно было воспроизведено капиталистическими корпорациями в качестве внутреннего принципа. Однако демократическое планирование при капитализме невозможно. Ибо принцип демократии находится в жесточайшем противоречии с принципом собственности. Демократическое пространство едино и неделимо, оно предполагает общий и равный доступ к информации, общие и равные права всех участников процесса. Иными словами, экономика конкурирующих собственников может, при известных условиях быть «свободным», но никогда не демократическим пространством.

Новые технологии, обеспечивающие технический доступ людей к информации, создают впечатляющие возможности для создания демократии нового типа, демократии без границ и «серых зон». Однако не более чем возможность. Практическая реализация этих возможностей зависит от развития классового конфликта. И вполне возможно, что прежде чем радикальные левые получат возможность строить новое общество на основе научных и технологических достижений XXI века, капитализм приведет нас к катаклизмам и потрясениям, которые разрушат изрядную часть этих достижений.