Константин Романенко - Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Уже в завершение переговоров произошел небольшой, но характерный эпизод. Риббентроп спросил у Сталина, может ли сопровождавший его личный фотограф фюрера сделать несколько снимков.
Сталин согласился, и это был первый случай, когда он разрешил фотографировать в Кремле иностранцу. Однако после того, как хозяин встречи и гости были сняты с бокалами крымского шампанского в руках, Сталин запротестовал, указав, что не желает публикации такого снимка. По требованию Риббентропа фоторепортер вынул пленку из аппарата и передал ее Сталину. Но тот мгновенно вернул ее обратно, сказав, что доверяет выполнению просьбы не публиковать снимок.
Эпизод этот незначителен, и все же нельзя не заметить: демонстративным жестом доверия советский вождь как бы подчеркнул, что верит в искренность намерений немцев и не допускает коварства с их стороны по отношению к его стране. При существенных различиях в восприятии порядочности у советского и германского лидеров были разными и понятия в оценках морали. Уже в то время Гитлер откровенно признался в узком кругу: «Честным этот пакт никогда не был, потому что слишком глубока пропасть между мировоззрениями…»
Конечно, идя на сближение с Германией, Сталин тоже не имел иллюзий. Он прекрасно понимал, что все действия руководителя Рейха были звеньями одной и той же политики. И они были полны затаенных замыслов. Накануне вторжения в Польшу Гитлер заявил своим соратникам:
«Сегодня ночью я намерен сыграть дьявольскую шутку с поляками, такую, которой они подавятся».
Поляки «давились» шуткой Гитлера шесть лет, пока зимой 1945 года сталинские танки не прошли по польской земле.
Но это произойдет позже, а в рассматриваемое время Гитлер плюнул в сторону французов и англичан. Он не боялся «несчастных червей». Оставив Западный фронт без танков и авиации, лишь с трехдневным запасом боеприпасов Гитлер начал войну с Польшей в надежде на быстрый успех. И он не ошибся. Дело было сделано за одну неделю; вся кампания заняла три недели. 19 сентября Гитлер триумфатором въехал в Данциг. Варшава сдалась 26-го числа. К этому времени польское правительство уже бежало за границу.
Как и предсказывал Гитлер, французы и англичане, на гарантии которых так полагались поляки, пальцем не пошевелили, чтобы прийти на помощь союзникам. Между тем Гитлер даже рисковал, оставив 23 недоукомплектованные германские дивизии на Западе против 110 отмобилизованных к этому времени французских дивизий с тремя тысячами танков и господством в воздухе. Однако французы даже не попробовали вступить в бой, а авиация пяти дивизий английского экспедиционного корпуса ограничилась лишь разбрасыванием листовок.
Мир был поражен успехом Гитлера. Бегство поляков было столь поспешным, что после вторжения в Польшу Берлин стал опасаться отхода польской армии за свою границу «сфер интересов», как оговоренную линию разграничения неприкосновенных территорий между СССР и Германией. Уже 8 сентября Риббентроп потребовал от своего посла в Москве Шуленбурга добиться вступления вооруженных сил Советского Союза на территорию Польши.
Советское правительство оказалось в щепетильной ситуации: с одной стороны, оно не хотело демонстративно примыкать к действиям немцев, с другой – оно не могло обострять только что налаженные отношения. И 9 сентября на запрос Шуленбурга Молотов дипломатично заявил:
«Советское правительство было застигнуто совершенно врасплох неожиданно быстрыми германскими военными успехами, поэтому Красная Армия не готова к выступлению».
Очевидно, что Сталин не хотел связывать свою внешнюю политику с завоевательской гитлеровской агрессией. К тому же у него не было никаких оснований доверять руководству Рейха в том, что при соприкосновении небольшого контингента советских войск с немцами они не будут смяты войсками германской армии с целью продолжения наступления в глубь СССР. Поэтому Молотов заявил Шуленбургу, что «уже отмобилизовано более трех миллионов человек», но потребуется «еще две-три недели для приготовления».
Логично допустить, что «осторожность» Сталина объяснялась еще и тем, что он ждал и другого оборота событий. Во-первых, Польша могла оказать более достойный отпор немецкой агрессии. Во-вторых, Англия, Франция, Румыния, Греция и Турция обязаны были на деле выполнить свои договорные обязательства по обеспечению «гарантий безопасности», данных Польше.
Но ни того, ни другого, ни чего-то необычного – третьего не произошло. Европейские страны беззастенчиво сдали Польшу на растерзание Гитлеру. Это было откровенное предательство союзника, и объявление 3 сентября Францией и Англией войны Германии являлось не более чем символическим актом, призванным прикрыть собственный позор.
В этой откровенно недальновидной позиции стран Запада, после того как они, включая Польшу, отвергли все благоразумные и дальновидные предложения Сталина, у него ни перед кем не было ни дипломатических, ни моральных обязательств. Он внимательно наблюдал за развитием событий и не спешил с вводом войск на польскую территорию. Поэтому Гитлер начал нервничать. И 16 сентября Москва получила новое обращение Риббентропа. Он писал:
«Если не будет начата русская интервенция, неизбежно встанет вопрос о том, не создастся ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум… Без такой интервенции со стороны Советского Союза… могут возникнуть условия для формирования новых государств».
То был недвусмысленный намек на возможность образования «западноукраинского государства» при участии украинских националистов. Риббентроп предложил текст совместного коммюнике о необходимости «положить конец нетерпимому далее политическому и экономическому положению, существующему на польских территориях».
Откладывать решение дальше Сталин уже не мог. 17 сентября Шуленбург «Очень срочно!» телеграфировал в Берлин:
«Сталин в присутствии Молотова и Ворошилова принял меня в 2 часа ночи и заявил, что Красная Армия пересечет советскую границу в 6 часов утра на всем протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска. Во избежание инцидента Сталин спешно просит нас проследить за тем, чтобы германские самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не залетали восточнее линии Белосток—Брест—Литовск—Лемберг».
Приглашенному в Кремле Шуленбургу Сталин зачитал ноту польскому правительству. В ту же ночь она была вручена польскому послу. Утром ее текст появился в газетах. В ноте, подписанной Молотовым, говорилось:
«Господин посол, польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. В течение 10 дней военных операций Польша потеряла все свои промышленные районы и культурные центры. Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни.
Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, Советское правительство не может более относиться к этим фактам безразлично.
Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными.
Ввиду такой обстановки Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии…» [8]
Основная часть населения приветливо встретила советские войска. Это признавали очевидцы, не склонные к просоветским настроениям. Один из них, Ян Гросс, отмечал, что «по всей Западной Украине и Западной Белоруссии, на хуторах, в деревнях, в городах Красную Армию приветствовали малые или большие, но в любом случае заметные, дружественно настроенные толпы». На въезде в населенные пункты люди встречали советские части хлебом и солью, сооружали триумфальные арки, вывешивали красные знамена, оторвав белую полосу от польского флага. Этот восторг не был показным. Войска засыпали цветами, солдат обнимали и целовали. Некоторые «целовали даже танки…».
Освобождение непольского населения от режима национальной дискриминации сопровождалось и выражением ненависти к свергнутому строю. Ян Гросс пишет, что «части польской армии, перемещавшиеся через восточные воеводства, – их было несколько сот тысяч солдат, – во многих случаях наталкивались на недружественное местное население. Свои последние бои польская армия на своей территории вела против украинцев, белорусов, евреев».
Хотя бежавшее во Францию националистическое польское правительство «объявило, что страна находится в состоянии войны с СССР », основная часть населения активно помогала советским властям разоблачать националистов-заговорщиков. Среди них было много офицеров, поэтому некоторые из них оказались в лагерях. Обратим внимание на факт объявления состояния войны. В советский плен попало около 250 тыс. польских солдат и офицеров. Солдат распустили по домам.
