Сэмюэл Хантингтон - Политический порядок в меняющихся обществах

В том типе партийного развития, который характерен для Запада, парламентские фракции, действующие внутри политической системы, сливались в более широкие группировки и затем начинали мобилизовывать поддержку новых социальных сил. Сдвиг от фракционной к партийной политике и растущая борьба партий были прямо связаны с ростом участия масс в политике20. Такая ситуация, когда две группы лидеров в рамках существующей системы берут на себя расширение этой системы, способствует наиболее плавной эволюции. Подобная опека делает включение новых социальных сил в систему более приемлемым. Однако расширение политической активности может быть долговременным, а организации, обеспечивающие его, эффективными, только если они являются продуктом соревновательной борьбы. Сильные однопартийные системы всегда возникают из националистического или революционного движения снизу, движения, вынужденного бороться за власть. Попытки создать однопартийную систему сверху, как мы видим на примере Насера, бесполезны: мобилизация и организация — процессы, смысл которых — захват или усиление власти. Авторитарные лидеры в этом, как правило, не нуждаются. По этой самой причине генерал Пак в Корее преуспел в том, что не удалось в Египте полковнику Насеру. То есть парадоксальный факт состоит в том, что двухпартийная система может быть создана сверху, в то время как однопартийная — только снизу.

Соревновательная борьба за расширение политической активности и организацию партий может быть результатом стремления какой-то социальной силы войти в политическую систему. В этом случае обычно создается политическая партия, действующая вне или на периферии политической системы и затем делающая попытки в нее войти. Многие из социалистических партий Западной Европы и несколько партий Латинской Америки имели именно такую историю. Вызов существующей системе часто стимулирует лидеров фракций, столкнувшихся с новой угрозой, вступать в союз с традиционными лидерами. Организация снизу стимулирует организацию сверху, результатом чего является тенденция к многопартийной системе, где каждая из значительных социальных сил обладает собственными средствами борьбы. Поскольку политическая элита играет в расширении активности масс меньшую роль, тенденция к насилию и конфликту здесь больше, чем в случае, когда за поддержку масс соревнуются лидеры, уже утвердившиеся в системе.

То, каким образом расширялось участие населения в политике, очевидно, определяет форму образовавшейся партийной системы. Антисистемный революционный или националистический вариант развития приводит в конечном счете к ликвидации старой политической системы и утверждению новой, где обычно доминирует или вообще существует лишь одна партия. Внутрисистемный процесс ведет, как правило, к ранней институциализации двухпартийной системы, в то время как процесс, построенный на вхождении в систему новых сил, с большой вероятностью порождает многопартийную систему. Стоит какой-то из этих форм на ранней стадии развития проявиться, возникает тенденция к ее институциализации в качестве постоянной. Дальнейшие изменения в характере партийной системы происходят обычно лишь в результате больших кризисов или фундаментальных общественных изменений.

В однопартийной системе процессы, определяющие правительственную политику и лидерство, происходят почти исключительно в рамках правящей партии. Могут существовать и мелкие партии, но они слишком малы, чтобы оказывать сколько-нибудь существенное влияние на то, что происходит в правящей партии. В середине XX в. однопартийные системы существовали в коммунистических государствах, в авторитарных режимах, существовавших, например, в Испании при Франко или националистическом Китае, в Тунисе, Мексике и почти во всех государствах Африки к югу от Сахары. При доминировании одной партии только она имеет возможность править страной, но при этом две или три оппозиционные партии, представляющие обычно какие-то специфические социальные силы, достаточно сильны, чтобы оказывать влияние на политический процесс внутри правящей партии. Короче говоря, правящая партия не монополизирует политику; она должна быть в определенной степени отзывчива к другим политически активным группам. В тот или иной период времени системы с доминированием одной партии существовали в Индии, Бирме, Малайе, Сингапуре, Южной Корее, Пакистане и некоторых африканских государствах.

В двухпартийной системе одна из партий может быть сильнее другой, однако здесь, в отличии от системы с доминированием одной партии, более слабая составляет оппозицию, достаточно значительную, чтобы быть реально способной на формирование альтернативного правительства. Правящая партия в системе с доминированием одной партии вполне может опираться на меньшинство населения, но фрагментация других политических групп такова, что доминированию правящей партии ничего не грозит. В 1950-х гг. христианские демократы в Германии имели поддержку большей части электората, чем партия Конгресса в Индии, однако во втором случае мы имели систему с доминированием одной партии, поскольку у правящей партии не было серьезного соперника. В Германии же им были социал-демократы. В двухпартийных системах существуют и малые партии, они даже желательны здесь, поскольку служат инструментом политического баланса, однако сущностная характеристика системы состоит в том, что только две из партий способны сформировать реальное правительство.

Что же касается многопартийной системы, то здесь ни одна из партий не может самостоятельно сформировать правительство и вообще существенно возвышаться над другими. Одни партии могут быть больше, другие меньше, но формирование правительства требует коалиции нескольких партий, и несколько коалиций могут составить базис правительства. В этой ситуации партии могут входить в правительство, затем выходить из него, присоединяясь к оппозиции — и все это в результате не каких-то изменений их позиции в отношении электората, а перемен в позиции или амбиций их лидеров. Граница между многопартийной системой и системой с доминированием одной партии часто очень размыта. Довольно распространенный промежуточный тип — это когда одна из партий существенно больше других и располагается при этом ближе к центру политического спектра. Таким образом, она входит в любую правительственную коалицию, как это годами было с партией Мапай в Израиле и социал-демократами в Италии.

Авторы работ о политике тратят много слов, обосновывая сравнительные преимущества однопартийных систем и систем, построенных на политическом соревновании, для целей модернизации. Однако, если говорить о политическом развитии, важно не число партий, а сила и адаптивная способность данной партийной системы в целом. Предпосылка политической стабильности — партийная система, способная инкорпорировать новые социальные силы, возникающие в ходе модернизации. С этой точки зрения число партий имеет значение только в той мере, в какой это влияет на способность системы обеспечить институционные каналы, необходимые для политической стабильности. Проблема, следовательно, состоит в том. существует ли зависимость между числом партий и их силой в модернизирующихся странах, и если существует, то какова она.

В глобальном масштабе похоже на то, что сколько-нибудь существенной связи нет. Как видно из таблицы 7.2, сильные партии, как и слабые, могут существовать в любом варианте системы с точки зрения численности составляющих ее партий. Огрубленная классификация, сделанная на основе этой таблицы, по-видимому, подтверждается таблицей 7.3, которой Банкс и Текстер иллюстрируют связь стабильности партийной системы с числом в ней партий. Отсутствие нестабильных однопартийных систем может быть скорректировано, если принять во внимание африканские государства, где в 1960-х гг. произошли военные перевороты.

Таблица 7.2. Сила и число партий

Источник: Arthur S. Banks and Robert В. Textor, A Cross-Polity Survey (Cambridge, M.I.T. Press, 1963), p. 97–98,101.

Таблица 7.3. Партийная стабильность и число партий

Источник: Arthur S. Banks and Robert В. Textor, A Cross-Polity Survey (Cambridge. M.I.T. Press, 1963). p. 97–98,101.

Таблица 7.4. Успешные перевороты в модернизирующихся странах: с 1945 г. или года получения независимости до 1965 г.

Однако это явное свидетельство отсутствия значимой корреляции между числом и силой партий не отражает всей полноты картины. Связь между этими двумя факторами варьирует в зависимости от уровня модернизации. На высоких ее уровнях любое число партий может составить сильную систему. То же самое и на низком уровне: однопартийная система может быть и сильной, и слабой. Многопартийная же система всегда слаба. 12 стабильных многопартийных систем у Банкса и Текстора включают Израиль и 10 западноевропейских стран; две сравнительно стабильные системы представлены Италией и Коста-Рикой; 13 нестабильных многопартийных систем включают 10 латиноамериканских стран, две азиатские и по одной из Среднего Востока и Африки. Короче говоря, ни одна из модернизирующихся стран не имеет многопартийной системы. Единственное видимое исключение — Израиль — представляется сомнительным.