Происхождение партократии - Авторханов Абдурахман
Сравнение Черновым Ленина с главой испанской средневековой священной инквизиции — Торквемадой — звучит сегодня допотопным анахронизмом, а сам Торквемада, как палач, выглядит жалким подмастерьем, когда мы знаем, что наделал ученик и продолжатель дела Ленина — Сталин. Могут заметить, что Ленин так же мало виноват в великой инквизиции Сталина, как Христос в малой инквизиции Торквемады. Однако Христос проповедовал «любовь к ближнему», а Ленин ненависть — ненависть классовую, ненависть политическую, ненависть физическую. Ведь и «великую инквизицию» — Чека изобрел не Сталин, а Ленин. Этим изобретением больше всех восхищался тот же Ленин, хотя в припадке откровенности признавал, что на самом себе он не хотел бы испытывать даже самые безобидные изобретения большевиков. Это Ленин писал М. Горькому: «Пробовать на себе изобретения большевика — это ужасно!» (Ленин, ПСС, т. 48, стр. 189).
Итак, через сто лет после рождения и 50 лет после смерти, что же говорит объективный суд истории о деяниях и пророчествах Ленина?
Ленин прожил неполных 54 года, на 20 лет меньше Сталина. Но это был сгусток жизни, полной демонических усилий и феноменальных успехов. Ленин, безусловно, явление эпохальное.
Однако, чтобы стать символом целой эпохи, ему надо было родиться вовремя — родись он на 50 лет раньше, в истории России было бы одним народником больше; родись он на 50 позже — был бы просто Ульянов, радикальный публицист или провинциальный адвокат.
Ленин вступил на политическую арену в ту самую критическую эпоху истории России, когда она в результате двух несчастных для нее войн (японская и первая мировая войны) проделала две революции. Причем вторая, Февральская революция 1917 года, сама создала все предпосылки собственной гибели.
Ленин мастерски ими воспользовался и организовал третью, Октябрьскую революцию. Вопреки философии большевизма, сама Октябрьская революция не являлась естественно-неизбежным и органически закономерным актом в развитии России.
В отличие от стихийной народной революции в феврале против царизма, большевистская революция в октябре против демократии была искусственной революцией партии заговорщиков.
Но и такую революцию не удалось бы проделать, и имя Ленина знали бы лишь историки русского социализма, если бы Временное правительство не допустило две роковых ошибки: 1) не объявило всю партию большевиков вне закона, как только стало достоверно известно получение Лениным и большевистским центром немецких денег на организацию революции; 2) переоценило опасность справа и недооценило опасность слева, в результате чего для разгрома похода генерала Корнилова были вооружены большевики, а их лидеры освобождены из тюрьмы (Троцкий справедливо писал: «Та армия, которая поднялась против Корнилова, была будущей армией октябрьского переворота». — Л. Троцкий, "Моя жизнь", ч. II, стр. 39).
Даже и при этих ошибках Ленин никогда не пришел бы к власти, если бы Временное правительство набралось мужества и мудрости решить две проблемы, мучившие всю армию и страну, а именно: выйти из войны и объявить аграрные реформы.
Впоследствии сами лидеры большевизма признавались, что если бы эти проблемы решило Временное правительство, то они не оказались бы у власти. Поэтому первые два декрета, которые Ленин предложил II съезду Советов на второй день после захвата власти — 26 октября (8 ноября), были «декрет о мире», и «декрет о земле».
Последний был дословно списан у «кулацкой» партии эсеров.
Однако все вышеприведенные оговорки относятся к объективным факторам, а о величии или ничтожестве исторических деятелей судят по тому, как они, во-первых, умели или умеют использовать их для достижения своих целей, а во-вторых, насколько они наделены даром предвидения событий.
В такой постановке вопроса, думается, надо подойти и к оценке личности и деяний Ленина. Сначала приходится сказать несколько слов о той схеме личности Ленина, которая изобретена в Кремле. По этой схеме, Ленин — гениальный ученый в области всех общественных наук: и философии, и политэкономии, и правоведения, и истории и даже литературоведения.
Все это, конечно, из области советского мифотворчества. Никаким ученым Ленин в этих науках не был и на это не претендовал. Он был образованным марксистом, который подверг марксизм радикальной ревизии слева.
Правда, в его 55-ти томах «Полного собрания сочинений» вы не найдете ни одного слова, даже намека на критику Маркса. На словах, для Ленина Маркс — непререкаемый авторитет, а на деле никто, даже в лагере личных врагов Маркса, не позволял себе такой вольности в обращении с политической философией и экономическим учением Маркса, как Ленин.
И это становится понятным, если иметь в виду, что без ревизии основных положений марксизма невозможно было создать ту новую концепцию, которая называется ленинизмом.
Ленин относился к Марксу без академических манер ученого педанта, а с прагматическим подходом эксплуататора идей Маркса. Ленин действовал не пo-Марксу, а Маркса заставлял действовать по-ленински.
Только там, где Маркс категорически сопротивлялся, там Ленин смело брал на себя роль
«продолжателя» Маркса. Но если его при этом ловили на противоречиях, то он спокойно отвечал: «марксизм не догма, а руководство к действию».
Даже основдое Марксово философское кредо «бытие определяет сознание» Ленин решительно перевернул: у Ленина фактически «сознание определяет бытие». У Маркса знаменитый «базис» определяет «надстройку», а у Ленина, «организованная воля» избранного меньшинства определяет и «базис», и «надстройку».
Если Маркс, по его словам, поставил диалектику Гегеля с головы на ноги, сделав ее материалистической, то и в этом случае Ленин преспокойно разрешает «диалектике» ходить на голове и определять действия на земле не материей, а разумом, с той только разницей, что у Гегеля он носит отвлеченный, даже мистический характер — «мировой разум», а у Ленина конкретный, творческий характер — разум всемогущей партийной элиты.
Поэтому там, где у Маркса революция является результатом осуществления имманентных законов внутреннего развития капитализма, там у Ленина революция — творческий акт той же партийной элиты. Ленин — величайший волюнтарист, которому марксизм служит инструментом для обоснования своих революционных акций.
Все это нашло свое выражение в знаменитом изречении Ленина из «Что делать?» (1902): «Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем Россию». Но как раз в России, с точки зрения Маркса, пролетарская революция не стояла на повестке дня. Даже больше: всякие попытки организации пролетарской революции в менее развитой в индустриальном отношении стране, как Россия, не только противоречили марксизму, но еще и считались безумной авантюрой.
В предисловии к «Капиталу» Маркс писал, что «страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего… Общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами» (К. Маркс, Капитал, изд. 1931 г., т. 1, стр. XIV, XV).
Ленин поставил целью своей жизни на практике опровергнуть оба утверждения Маркса. Но сначала надо было создать теоретические предпосылки, чтобы опровержение Маркса происходило по-марксистски.
