Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 23-34
Материалы по делу.
Из статьи Николая Бердяева «Человек и машина»: «Не будет преувеличением сказать, что вопрос о технике стал вопросом о судьбе человека и судьбе культуры. Подмена целей в жизни техническими средствами может означать умаление и угашение духа, и так это и происходит. Одно из определений человека как homo faber уже свидетельствует о подмене целей жизни средствами жизни». Н. Бердяев. Человек и машина // Путь. — 1933. - № 38.
Кургинян: Понятно, что уже стоит огромная проблема.
«Что ж человек? — За ревом стали,В огне, в пороховом дыму,Какие огненные далиОткрылись взору твоему?»
№ 2, пожалуйста.
Материалы по делу.
Из статьи Эриха Фромма «Человек одинок»: «Отчуждение — вот участь отдельного человека при капитализме. Человек становится чужим самому себе. Он как бы „отстраняется“, отделяется от себя. Он перестает быть центром собственного мира, хозяином своих поступков; наоборот — эти поступки и их последствия подчиняют его себе, им он повинуется и порой даже превращает их в некий культ».
Кургинян: Значит, все кричат на Западе: «Отчуждение, отчуждение! Надо что-то сделать!» Это подхватывает русская мысль. Вот еще один пример, № 3.
Материалы по делу.
Из книги Антуана де Сент-Экзюпери «Военный летчик»: «Собор есть нечто иное, нежели просто нагромождение камней. Но, постепенно, забывая о Человеке, мы ограничили нашу мораль проблемами отдельной личности. Мы стали требовать от каждого, чтоб он не ущемлял свободу другого. От каждого камня, чтобы он не ущемлял другой камень. Разумеется, они не наносят друг другу ущерба, когда в беспорядке валяются в поле. Но они наносят ущерб собору, который они могли бы составить и который взамен наделил бы смыслом каждый из них». Антуан де Сент-Экзюпери. Военный летчик. Париж, 1942.
Кургинян: «Взамен наделил бы смыслом каждый из них». Экзюпери — это католическая такая линия, это никак не линия наша, православная. Это, так сказать, Паскаль и дальше со всеми остановками. Но смысл заключается в том, что и тут та же проблема. Так вот какой великий вопрос породил ответ в виде русской революции, восторгавшей мир, и вот какой великий вопрос породил советского человека. А теперь я хотел бы предоставить слово Сергею Борисовичу Чернышеву, директору Русского института. Пожалуйста.
Сергей Чернышев, экономист, директор Русского института: Мне кажется, что, на самом деле, по большому счету, все, что мы могли бы сделать сегодня с советским человеком — это о нем помолчать. Потому что пока мы понятийно немы, у нас нет масштаба, нет слов, чтобы понять, что это такое. Мне кажется, что не только 70 лет, не только русская история, но и вся история человечества нужна нам, для того, чтобы понять простую картинку. Но, поскольку мы на телевидении, я просто приведу картинку из Платона.
Человека окружают, по большому счету, социально три сущности: это вещи, это отношения между людьми и это идеи. И у Платона было, как вы помните, три типа государства и три сословия. Это мир ремесленников, где ремесленники, имеющие дело с вещами, — главные. Это мир стражей государства, где главные — те, кто работает с отношениями. И это, наконец, мир мудрецов. Идеальное государство Платона, где мудрецы созерцают эйдосы, там нарисовано, что нужно делать, они объясняют стражам, какие отношения нужно установить между людьми, которые производят, те идут к ремесленникам — и возникает идеальное государство.
Весь смысл огромного 20-го века, из которого мы не выпутались — это… в этом термине старого Платона: переход из мира ремесленников, из государств ремесленников в государство стражи. Он под государством имел в виду общество. Люди начинают учиться работать с отношениями.
Сванидзе: Завершайте, Сергей Борисович.
Чернышев: Они вышли из предела вещей, они сделали супервещь — такую, как капитал. Капитал породил разрушительные циклы, и теперь первые стражи во всем мире пытаются разобраться, что с ним делать. Управление капитализацией. Россия — одна из стран в этом масштабном движении. Это и Америка Рузвельта …
Кургинян: Сергей Борисович, я так понимаю, что русские искали этот ответ, опираясь на свой досоветский опыт, и они что-то там нашли.
Чернышев: Каждый — на свой.
Кургинян: Спасибо. Спасибо.
Сванидзе: Спасибо. Леонид Михайлович, прошу Вас. Можете задать вопрос стороне защиты.
Млечин: Сергей Борисович, может быть, кто-то и всерьез до революции думал о появлении нового человека. Но давайте посмотрим, что произошло. Сначала четыре года войны, первой мировой. Мы тут говорили, каким страшным бедствием она стала для человека, как легко слетел этот покров цивилизованности, как людей превращали в убийц и в жертв убийств. И с этим страшным тяжелым опытом человек вернулся домой. Что он здесь застает? Послереволюционную гражданскую войну, которая, в какой-то степени, может быть, была самым страшным бедствием, потому что в обычной-то войне есть фронт и тыл, а здесь война рассекает всё: семьи, через дом, через друзей, через близких, рассекает все, уничтожает и разламывает всю жизнь. С этим человек входит в реальную жизнь и что он видит? Двоемыслие, лицемерие, вранье. И что он делает? Он начинает приспосабливаться. Вот так начинает образовываться советский человек. Или Вы не согласитесь со мной, Сергей Борисович?
Чернышев: Я вот и говорю о том, что размер бездны, в которую мы проваливаемся, гораздо больше, чем просто гражданская война. Поэтому, к сожалению, новый человек за одно поколение не возникает. Нам с Вами безумно повезло, что мы живем в обществе, в котором, в общем-то, массовые репрессии все помнят, но их не было. Вот, поэтому ожидать, что после гражданской войны появится сразу же новый человек, было, конечно, наивно.
Млечин: Но, в какой-то степени, он появился. Если можно, я сейчас приведу то, что мы называем доказательство, т. е. цитату из книги полюбившегося здесь нам уже Бердяева. Доказательство № 3, оно так фигурирует. Я думаю, что нам с Вами будет интересно сейчас услышать его наблюдение.
Материалы по делу.
Из книги Николая Бердяева «Размышления о русской революции»: «В русской революции победил новый антропологический тип… Появился молодой человек во френче, гладко выбритый, военного типа, очень энергичный, дельный, одержимый волей к власти и проталкивающийся в первые ряды жизни, в большинстве случаев наглый и беззастенчивый. Его можно повсюду узнать, он повсюду господствует. Это он стремительно мчится в автомобиле, сокрушая все и вся на пути своем, он заседает на ответственных советских местах, он расстреливает и он наживается на революции. В России, в русском народе что-то до неузнаваемости изменилось, изменилось выражение русского лица. Таких лиц прежде не было в России…» Н. А. Бердяев. Размышления о русской революции. М., 2009.
Млечин: Вот, Сергей Борисович, да, вот есть … новый человек появился, но это совсем не тот человек, которого бы хотелось видеть. Да, одно описание чего стоит, но похоже на правду. Т. е. все-таки новый человек появился.
Чернышев: Да. Мне хотелось бы сказать, что Бердяев, наряду с Марксом — один из двух людей, которые дали наиболее ясный срез, чтобы понять, что за человек появился. Книга, которая Бердяева прославила — это вот не эта, а даже брошюрка маленькая, «Новое средневековье» называлась эта книга. Он говорил, что возвращаются корпорации и век корпорации. Но это не те корпорации, это новые, о которых говорил Дюркгейм. И всегда вот это зеркало, наряду с отчуждением — это знак и это трагедия возникновения нового человека. Вы проходите через зеркало и возвращаетесь, казалось бы, в свое прошлое. Мы вернулись в архаику, значит, даже дохристианскую. Значит, немцы вернулись в корпоративизм. Больше всего повезло либеральному способу трансляции в новый мир, который в Соединенных Штатах при Рузвельте возобладал. Но каждое из этих обществ возвращается как бы в свою историю и через зеркало видит то, что поначалу ему кажется архаикой, провалом, развалом. И только позже, гораздо позже, приходит понимание, что это обновление, возобновление, которое приходит как возвращение.
Млечин: Не хотелось бы прерывать…
Сванидзе: Завершайте, господа. Время истекло, Леонид Михайлович.
Млечин: …только хотел уточнить. Из слов … из слов Бердяева этих следует, что это совсем новый тип. Не возвращение к прошлому…
Чернышев: Возобновление.
Млечин: …а это новый… Вы считаете это возвращением?
Чернышев: Это возобновление.
Млечин: Из его слов следует, что это…
