А. Фурсов - De Conspiratione / О Заговоре
Насилие, которое веками прореживало сербское население КиМ, сейчас, в наше время, получает свое неумолимое завершение. Выселение сербов из Косова и Метохии в СФРЮ по своему объему и характеру превосходит все предыдущие этапы этого великого исхода сербского народа. Иован Цвиич в свое время оценивал, что во всех переселениях, начиная с того великого под руководством Арсения Чарноевича в 1690 г. и заканчивая первыми годами нашего века, было изгнано более 500 тыс. сербов. Из этого количества в период между 1876 и 1912 гг. — около 150 тыс. сербов были вынуждены оставить свои очаги из-за сурового террора местных и привилегированных албанских башибузуков. Во время последней войны изгнано более 60 тыс. сербских колонистов и старожилов, но после войны эта волна выселения пережила настоящий прилив: за последние двадцать лет Косово и Метохию оставили около 200 тыс. сербов. Остаток остатка сербского народа не только постоянным и неизменным темпом покидает свою землю, гонимый, по всем сведениям, насилием и физическим, моральным и психологическим террором, но и готовится к своему окончательному исходу. Меньше чем за десять следующих лет, если положение дел существенно не изменится, то сербов в Косове больше не будет, а "этнически чистое" Косово, эта недвусмысленно высказанная цель великоалбанских расистов, закрепленная еще в программах и акциях Призренской лиги 1878–1881 гг., будет полностью претворена в жизнь.
Сегодняшняя судьба Косова — больше не "сложный" вопрос… Судьба Косова остается жизненным вопросом для всего сербского народа. Если он не будет решен справедливым окончанием упомянутой войны, если не будет установлена действительная безопасность и недвусмысленное равноправие для всех народов, которые живут в КиМ, если не будут созданы объективные и долгосрочные условия для возвращения выселенного народа, то эта проблема Республики Сербии и Югославии станет и европейским вопросом с самыми тяжелыми, непредсказуемыми последствиями»[388].
Знало ли об этом руководство Сербии? Безусловно. Оно не просто знало, но и серьезно опасалось «контрреволюционного подполья», его деятельности на ниве албанизации края и усиливало там деятельность МВД и службы безопасности. Однако со стороны руководства СФРЮ и других республик действия Сербии часто расценивались как унитаристские и подвергались резкой критике. Фактически косовским вопросом пытались сдерживать «великосербские амбиции». В 1980-е годы стали активно обсуждаться и осуждаться «времена Ранковича» (очень похоже на нашу перестроечную истерию по поводу советской истории).
Александр Ранкович (во время подпольной и партизанской борьбы известный как Лека Марко) с 1946 по 1966 г. был министром внутренних дел Югославии, а также курировал Службу госбезопасности Югославии. По долгу своей деятельности боролся (в том числе и с помощью репрессий) с различными течениями коллаборационистов (словенские домобранцы, усташи, балисты), партизанским движением сербских националистов (четники), а также с косовскими и — шире — албанскими сепаратистами.
В 1980-е годы критики режима стали вспоминать его методы, приведшие, кстати, к замирению края, как одну из причин открытого сепаратизма и насилия, вспыхнувших после смерти Тито. Диссиденствующие интеллектуалы из Словении, Хорватии, Косова связывали конфликтную ситуацию в крае 1980-х годов непосредственно с тем, что они называли «дискриминацией албанцев в экономической, общественной и национальной областях в период 1950-1960-х годов», когда, по их мнению, попирались конституционные права албанского населения, искажалась история албанского народа, не приветствовалось официальное употребление албанского языка, а служба государственной безопасности практиковала в отношении отдельных лиц физические расправы[389]. «Времена Ранковича», прежде всего в либеральных СМИ и среди оппозиционно настроенных югославскому режиму кругов, подавались как символ «государственного террора»[390] и унитарно-централистских устремлений сербов[391]. Как было показано выше, на самом деле все было совсем иначе.
Несмотря на жуткую ситуацию национального унижения и элементарной небезопасности, в которой оказались сербы в Космете, Сербия не получила ни от других республик СФРЮ, ни от мирового сообщества осуждения главных причин албанских выступлений, а именно сепаратистской идеологии и исламского экстремизма. Более того, любая инициатива Белграда по разрешению ситуации в КиМ воспринималась и внутри страны, и за ее пределами как проявление сербского национализма. Сербию обвиняли в «унитаризме», «бюрократическом стремлении к централизму», в «великосербском национализме»[392], который якобы прикрывался лозунгом «Сербия и сербы находятся под угрозой»[393]. Фактически именно тогда началась работа по формированию негативного образа сербов в противовес образу «несчастных» и «гонимых» косовских албанцев.
В действительности же проявления крайнего национализма в крае прочно опирались на нерешенные экономические проблемы и сложную социально-экономическую ситуацию. Кроме того, такой всплеск национализма был следствием допущенных ранее ошибок, которые привели к существенному дисбалансу сербов и албанцев в крае, к воспитанию албанской части края в духе албанизма и албанского шовинизма, в отсутствии коммуникации между общинами и т. п.
Что же касается социально-экономических причин кризиса, то на общем экономическом положении края сказывались трудности экономического развития страны в целом, которые стали наиболее ощутимыми с начала 1980-х годов. Несмотря на выделение значительных средств на развитие автономного края из бюджетов федерации и собственно Сербии, он оставался самым отсталым регионом социалистической Югославии на протяжении всего послевоенного периода (1946–1991 гг.). Кардинально ситуация не изменилась и после создания в 1965 г. специального Фонда Федерации по кредитованию ускоренного развития слаборазвитых республик и автономных краев. Хотя определенные результаты это финансирование все же дало.
В то же время в период с 1965 по 1985 г. темпы экономического роста в крае были самыми высокими в стране и составляли 6,7 %. Если общественный продукт Югославии вырос за 30 лет в 5,5 раз, то в КиМ — в 5,2 раза. Промышленное производство увеличилось в СФРЮ на 6 %, а в КиМ — на 7 %. Однако в пересчете на душу населения экономические показатели Космета значительно уступали другим регионам. В 1980 г. уровень общественного продукта на душу населения в КиМ был на 72 % ниже общеюгославского. Уровень безработицы в крае, где более 800 тыс. человек не могли найти работу, на 30 % превышал средний показатель по стране[394]. Это при том, что только в 1980-е годы помощь, выделяемая КиМ, составляла 1,5 млн долл. ежедневно (sic!)[395], не говоря уже о затраченных средствах за все годы существования автономии. Однако, несмотря на постоянные финансовые вливания, поднять уровень развития края до среднефедерального, снять социально-экономическую напряженность так и не удалось. Объясняется это несколькими причинами.
Во-первых, это опережающий естественный прирост населения. По темпам демографического роста Косово занимало и занимает первое место не только в Югославии, но и в Европе, т. е. все вложения средств поглощались приростом населения. По данным последней общеюгославской переписи 1981 г., в Космете проживали 1 584 558 человек, из которых 77,4 % населения края составляли албанцы (1 226 736)[396]; по данным на 2012 г. — 1 836 529, из них 92 % — албанцы и 8 % — остальные (православные и принявшие ислам сербы, цыгане, турки)[397]. При этом край был центром миграционных потоков в социалистической Югославии: косовские албанцы уезжали в Европу, на их место приезжали новые мигранты из еще более бедной Албании. Сложившуюся в социалистический период ситуацию совершенно неверно трактует известный исследователь косовского вопроса Тим Джуда, утверждая, что «албанцев скорее занимает проблема собственного благосостояния, нежели территориальный вопрос»[398]. Если бы албанцев занимала «проблема собственного благополучия», то прежде всего они бы сокращали, ограничивали рождаемость. На самом деле албанцы использовали высокую рождамость как демографическое оружие, способное вызвать не только социально-экономический кризис, но в конце концов изменить политическую карту. Что же касается мигрантов, то, уехав из страны, будь то Югославия или Албания, они регулярно платили процент от своего заработка на национальную борьбу, т. е. решение как раз территориального вопроса — отделения КиМ от Сербии и создания Великой Албании.
Во-вторых, это нецелевое и непродуманное распределение выделяемых средств. Эффективность капиталовложений в крае была ниже в 2 раза, чем в целом по стране. Планы экономического развития выполнялись крайне редко, поддерживались нерентабельные предприятия, несмотря на то, что сумма их убытков росла в геометрической прогрессии. Отсутствовала стратегия включения экономики края не только в федеральную экономику, но и в республиканскую. Внутренний товарооборот с каждым годом увеличивался и к середине 80-х годов достигал 63 %[399]. Кроме того, деньги из Фонда Федерации зачастую тратились на покупку земли у вытесняемых из края сербов.
