Михаил Делягин - Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить
Таким образом, исчерпав возможность безнаказанно «бить по чужим» для реализации стратегии экспорта нестабильности, США, помедлив и пожав плоды своего промедления, начали «бить по своим» для реализации стратегии экспорта хаоса. (И если в отношении Ливии и Сирии еще можно вслед за дипломатическими депешами Wikileaks говорить о «необходимости выкинуть Россию со Средиземного моря», то в отношении Египта подобная мотивация отсутствует полностью.)
При этом потребность в расширении зоны дестабилизации была такова, что в Ливии НАТО (и в политическом отношении США) действовало в теснейшем союзе с формальным злейшим врагом США — «Аль-Каидой», являющейся ключевой политической силой в Бенгази. Для того чтобы этот союз стал приемлем для американского (и в целом западного) общественного мнения, пришлось срочно то ли убить Усаму бен Ладена, то ли инсценировать его убийство подобно тому, как ранее инсценировали его выступления (о чем есть официальные заявления отставных сотрудников ЦРУ, сделанные с мельчайшими подробностями и не удостоившиеся никакой официальной реакции. Справедливости ради стоит отметить, что контакты с «Аль-Каидой» по меньшей мере весной 2006 года вел еще вице-президент Чейни, пойманный на этом американскими журналистами).
Дестабилизация арабского мира представляется весьма эффективным элементом стратегии экспорта хаоса в силу своей потенциальной многовекторности. Так, приход исламских фундаменталистов в качестве поддерживаемых Западом «демократов» в Сирии практически гарантированно обеспечит дестабилизацию Израиля — вплоть до нанесения им (что исключительно важно для безопасности США, без всякого науськивания с их стороны и даже при их официальных протестах!) ядерного удара по Ирану. Дестабилизация Алжира (не удавшаяся на первом этапе, так как там слишком памятна жестокость фундаментальных исламских «демократов») приведет к перебоям в поставке газа в Европу, вынужденному отключению «от трубы» и, следовательно, от электроэнергии целых стран и мгновенному уничтожению являющегося для США стратегическим конкурентом европейского проекта как идеи «общего дома». Да что там говорить, когда даже гражданская война в Ливии привела к наплыву в Европу такого числа беженцев, что ряд европейских стран выставил на своих границах специальные полицейские посты, неформально, но существенно ограничив действие шенгенских соглашений и подорвав тем самым европейский проект!
Однако масштабы безопасной для США (или связанной для них с допустимым риском) дестабилизации мира ограниченны. Это значит, что стратегия экспорта хаоса обречена на завершение, как и накачивание спекулятивного пузыря на рынке ипотечного кредитования, а мир обречен на депрессию.
* * *В настоящее время развитые страны, сталкиваясь с разнообразными экономическими и социальными проблемами (в первую очередь долговым кризисом), пытаются не столько повысить свою конкурентоспособность, сколько попросту втолкнуть мир обратно в уже давно и навсегда прошедшие 2000-е и особенно 1990-е годы. Тогда, после распада не выдержавшего конкуренции на уничтожение социалистического мира, под видом разговоров о демократизации, развитии рыночных отношений и глобализации не только на руинах этого мира, но и в основной части всей нашей планеты сложился, по сути дела, новый колониализм.
Попытки вернуться в прошлое обречены: в одну и ту же реку просто физически невозможно войти дважды.
При этом США и другие развитые страны — опять-таки во многом в силу демократичности своего внутреннего устройства — в принципе не могут поступиться даже малой частью текущих интересов ради урегулирования своих же собственных стратегических проблем. Будучи в качестве глобальных регуляторов источниками проблем современной мировой экономики (наряду, конечно, с базирующимися в основном на их территории глобальными корпорациями), развитые страны одновременно в качестве ключевых игроков этой же экономики являются основными выгодоприобретателями сложившегося и уже выработавшего свой ресурс мирового порядка.
Любое осознанное улучшение этого порядка — просто в силу его изменения — нанесет материальный ущерб этим странам и потому неприемлемо не только для их крупного бизнеса (не говоря уже о глобальных монополиях), но и для их населения. Поэтому государственный лидер, согласившийся на такое улучшение, объединит против себя все влиятельные силы своего общества и крайне быстро потеряет свой пост, — а потенциальные самоубийцы, как правило, не выигрывают жестокой политической конкуренции и не становятся во главе преуспевающих наций.
Именно корыстью корпораций и народов, с одной стороны, и инстинктом самосохранения (и отнюдь не только политического, но порой и физического тоже) их лидеров, с другой стороны, и объясняется поистине убийственный эгоизм развитых стран, и в первую очередь США, буквально выталкивающий на авансцену мирового развития новых участников. Это прежде всего Китай, отчасти Индия и Бразилия, возможно, Иран и, наконец, если у нашего руководства хватит интеллекта, Россия. В любом случае мы не только наглядно видим, но и непосредственно участвуем в конце Pax Americana.
Между тем, хотя преодолеть нынешний кризис нельзя в принципе из-за его объективного и глубокого характера (это даже не кризис рыночной экономики как таковой — это переход всего человечества в качественно новое состояние), стабилизировать ситуацию вполне возможно — для этого необходимо, как представляется, создать качественно новую глобальную финансовую систему.
Наиболее насущные преобразования, сформулированные еще в ходе кризиса 1997–1999 годов, остаются вполне очевидными, достаточно интенсивно обсуждаются и вполне реализуемы технологически, — если, конечно, забыть о политически блокирующем их противоречии текущим интересам США.
Среди этих преобразований следует выделить в первую очередь:
• обеспечение полной прозрачности движения спекулятивных капиталов (в перспективе — всей деятельности всех глобальных корпораций с созданием глобального сначала наблюдательного, а затем и регулирующего органа — по образцу государственных антимонопольных органов и органов по регулированию рынков ценных бумаг);
• превращение налога на вывод спекулятивного капитала из экстремальной меры (в кризисе 1997–1999 годов применение его аналога одинаково эффективно спасло диаметрально противоположные по характеру своего регулирования экономики Чили и Малайзии — и никого из тех, кто его не применял, то есть вообще никого больше) в нормальный, признанный мировым сообществом инструмент экономического регулирования, применяемый национальными правительствами при определенных, заранее известных и согласованных участниками глобального рынка условиях;
• приведение влияния различных стран на политику глобальных финансовых институтов (в первую очередь МВФ и Мирового банка), в том числе и путем участия в непосредственном управлении, в соответствие их удельному весу в мировой экономике (что означает, в частности, существенное снижение влияния США и рост влияния их стратегического конкурента — Китая);
• обеспечение полной прозрачности работы глобальных финансовых институтов (в первую очередь МВФ и Мирового банка) вплоть до открытой публикации и обсуждения не только принимаемых ими конкретных решений, но и их методических материалов (в том числе на стадии разработки);
• создание органа глобального регулирования, включающего в себя все страны мира, ВВП которых не ниже минимального в нынешней большой восьмерке ВВП Канады — 1,8 трлн долл. в 2014 году (это означает не только восстановление G8, но и превращение ее в G11 за счет принятия в нее Китая (10,4 трлн долл.), Бразилии (2,4 трлн долл.) и Индии (2,0 трлн долл.); при снижении порогового уровня ВВП 2014 года до 1,0 млрд долл. G11 превратится в G15 за счет Австралии, Испании и Южной Кореи (по 1,4 трлн долл.), а также Мексики (1,3 трлн долл.); при снижении порога до 750 млрд долл. произойдет дальнейшее расширение за счет Нидерландов, Индонезии, Турции и Саудовской Аравии и без участия (в отличие от G20) международных финансовых организаций, качественно усиливающих и без того чрезмерную роль контролирующих их США. Однако главное и самое трудное в создании подобного органа глобального регулирования, что весьма убедительно показал накопленный к настоящему времени печальный опыт, заключается в выработке процедуры принятия решений, обязательных для всех его членов, и обеспечении ее неукоснительного соблюдения.
При абстрагировании от конкретных проблем конкретных рынков возникает устойчивое ощущение, что к настоящему времени уровень интеграции человечества вновь, как это уже наблюдалось в начале XX века, существенно превысил возможности его управляющих систем, и человечество опять оказалось перед объективной необходимостью значительного уменьшения глубины интеграции. Таким образом, скорее всего, нам предстоит частичное восстановление управляемости за счет значимого отступления назад в интеграционных (и в целом цивилизационных) процессах и существенной примитивизации хода нашего развития.
