Зимние Дацзыбао - Евгений Янович Сатановский
Ночью купаться было запрещено. Пограничная зона, патрули берег обходили, подсвечивая по пути дорогу фонариками. Мало ли: шпион из моря на берег полезет или диверсант. Надо им было бдить, они и бдили. Минимум раз за ночь патруль в одну сторону шёл и обратно. Когда они проходили, берег замирал. Тихо там было, пусто и темно. Звёзды и фонарики погранцов светили, и всё. Ну луна ещё, когда ночи лунные были. Камни в море темнели, волны на них накатывали… А когда проходил патруль, тут самое интересное и начиналось. В море косяком шёл купаться студенческий народ, по преимуществу нагишом. Дальше как складывалось. У особо влюблённых уже палатки на выступах скал были приготовлены, или соседи из комнат налажены куда подальше. Ночи тёплые были. Много в Пицунде будущих семей сложилось. Сорок с лишним лет прошло, до сих пор живут…
Кто скажет, как жизнь сложится, где счастье человек найдёт, где наоборот? Молодые, глупые и оттого счастливые были! Только этого не понимали. Жизнь тогда у всех начиналась. Сейчас себя вспомнишь – пацан был, друзей – дети, «стариков», самых матёрых, после заводов, после армии и ПО, подготовительного отделения, молодые все люди. Никому и тридцати не исполнилось, а многим и двадцати. Забавно вспоминать, как в коммунизм верили, и на самом деле верили, хотя его в 80-м обещали, а уже был конец 70-х…
Могли бы сообразить. Что, дипломы выдадут, в лагерях армейских отсидим и звания получим, и сразу коммунизм? Так нет, никакой сверки обещаний с реальностью. И сейчас так. Меняй конституцию, не меняй… Страну начальство прогадило, никто ему не помешал. Ни КГБ, ни МВД, ни армия, ни партия, наш рулевой. Так что лучше о пляжах.
Стало быть, пойдём мы теперь по морским-океанским, которые в дальней загранке попались. Наш ведь человек как на море попадёт, в бассейне не купается. Что он, фраер, что ли? Он в волну дельфином врезается, от берега отплывает смелее смелого и не всегда понимает, что такое прибрежные течения и океанский прибой. А тем более отлив. Который от берега тащит в да-алёкие края, и сопротивляться ему, как грузовик с гравием руками останавливать. Море само знает, кого когда забирать, об этом все рыбаки знают. Хемингуэй об этом писал, Амаду, Станюкович, Сабатини и Новиков-Прибой… Да и все прочие маринисты, из тех, кто понимал, что это за стихия. Кто тексты составлять был не мастак, те море рисовали, как Айвазовский. И в штиль, и в шторм, и во всяком прочем состоянии. Великие книги, великие картины… Они во многом нас и создали. С поморов пошло, да с Петра. До сих пор так и не кончилось.
Ну, продолжим. Что называется, нас мало, но мы в тельняшках. И ведь на самом деле, от деда досталась – весь институт в ней проходил! Такая классная штука, «морская душа»… Штаты. Ни рек, ни озёр для купания не использовал, не тот коленкор, а вот на океанских побережьях много было мест, которые манили. И некоторые заманили. По атлантическому берегу их было два, в Нью-Йорке. Нет, во Флориде и в Бостоне на побережье тоже выходил, но на тамошних пляжах не был. Чего не было, того не было. На Брайтоне – «Манхэттен-бич» и в Квинсе, на прибрежной косе, напротив дома, где живёт любимая (без иронии) тёща. Место в высшей мере спокойное, там прибрежная набережная, бордвок, заканчивается. Фар-Рокавей. Оттуда и до аэропорта имени Джона Фицджеральда Кеннеди недалеко, и до горизонта рукой подать. Самолёты, которые на посадку идут, над этим пляжем и снижаются. Рёв, летит над головой огромное алюминиевое бревно с крыльями, а ты в океане плещешься. Полный сюр.
На Брайтоне народу много и иногда на пляж шпана заглядывает чёрная, с Шипсхед-Бей. Хотя их так гоняют, если что учудят… Но в каждом поколении отморозков попадается особенно тупой, которого чужой опыт не учит. Пока ему лично всё отрывающееся не оторвут, никакого страха Б-жьего. Ну, отрывать приходится периодически. И не как федералы Трампа в Сиэтле, Портленде и Чикаго, а без малейших сантиментов. У тёщи, вокруг домов для пенсионеров, тоже живут чёрные, они же негры, они же афроамериканцы (жалко их, что ли, как они сами себя предпочитают, называть?), но мирные и спокойные. Банды на разборки из Квинса и Бруклина заходят, но редко, по ночам. Именно потому, что далеко и ни к кому не подтянется неожиданное подкрепление. Днём там тишина. Прибой выбрасывает на песок то водоросли, то моллюсков. Здоровенные чайки их жрут. Рыбаки с пирсов ловят рыбу. Хорошо.
С чайками шутить не стоит. Клювы такие… Если она с тобой пошутит, мало не покажется. Не наш формат, океанский. В Москве и Подмосковье такие точно не водятся. Характеры у них бандитские, так что за маленькими собачками и за кошками глаз да глаз нужен. Схарчить их воздушным пиратам – за милую душу. Периодически кого-нибудь уносят. Ни разу ни одной не нашли. В свободное от ловли рыбы и сбора раковин время птицы развлекаются, паря над мусорными баками, которые стоят на набережной и подкарауливая не вовремя зазевавшихся крыс. В Нью-Йорке их столько… Но и охотников на них достаточно, от помянутых чаек до гудзонских ястребов, белых, с желтизной, чёрной рябью на груди и здоровенными глазами. Как-то зимой в Нью-Йорке снегопад всё парализовал, и на два дня Манхэттен для транспорта закрыли. Они на выделявшихся на белоснежном снегу крыс с небоскрёбов так пикировали…
Но это Атлантика. Что до Тихого океана, красивые там есть участки побережья, невероятно. И там, где береговые секвойи стоят, сразу за скалами и прибрежными островками Биг-Сюра, мимо которого вьётся серпантин дороги, которую путеводители называют самым красивым участком шоссе, идущего по побережью США, от канадской до мексиканской границы, вдоль океана. Может, конечно, врут, но, скорее всего, нет. Секвойи огромные, тёплые на солнце, кора у них толстенная, красно-бурая. Стоят, как гигантские живые колонны, вверх метров по сто устремлены, и где-то там, на высоте, прозрачная изумрудная листва. Мамонтам под ними только и ходить, не зря их «мамонтовыми деревьями» называют. Монтерей с его аквариумом на полдороге между Сан-Франциско и Биг-Сюром тоже хорош. Каланов море, киты в бухту заходят, огроменная рыба-луна живёт, а в отдельном танке этого аквариума – тунцы.
Заходишь в их зал высотой в несколько этажей. Перед тобой
