Кризис - Генри Киссинджер
Д: Я еще не получил записку.
К: Вы говорили со Скоукрофтом?
Д: Да, сразу же. Он сказал мне, что пришлет материал в течение десяти-пятнадцати минут.
К: Хорошо. Я выясню, что там случилось.
ГЕНЕРАЛ СКОУКРОФТ – КИССИНДЖЕР
Пятница, 26 октября 1973 года
22:30
К: Брент, Диниц еще не получил записку.
С: Мы вносим в текст последние коррективы в лексике и перепечатываем текст.
К: Не обращайте внимания на лексику. Слова не меняют сути. Пожалуйста, передай ему быстрее, чтобы они могли принять решение.
С: У нас есть машина.
К: Скорость более важна, чем коррективы в лексике. Возникла задержка еще на час, потому что у них появляется еще один повод не говорить об этом.
С: Хорошо. Она уйдет прямо сейчас.
Как оказалось, сообщение, пришедшее по горячей линии, было странным документом. В нем говорилось об угрозах всеобщему миру, но не о том, что Советский Союз будет с ними делать. Содержалась просьба получить американский ответ в течение нескольких часов, но не было угроз никакими последствиями, кроме серьезных сомнений относительно наших намерений. Звучала жалоба на объявление повышения боеготовности, но осторожные формулировки указывали на то, что за предыдущие ночи были извлечены некоторые важные уроки. Тем не менее будет предел демонстрации их бессилия, которое советские лидеры допустили бы.
Я сопротивлялся давлению бюрократии, чтобы предпринять американские пополнения запасов Третьей армии. Мысль о двух воздушных лифтах в противостоящие стороны была больше, чем могла выдержать любая дипломатия. Я понял, что непримиримость Израиля отражала сочетание незащищенности и отчаяния, сформированное из страха изоляции, предчувствия катастрофы, глубоко вплавленного в души народа, который на протяжении тысячелетней истории переживал бедствия, и беспокойства о том, что, если он однажды уступит давлению, это вызовет бесконечный процесс вымогательства. Эта ситуация также отразила тупик, в котором оказался разделенный кабинет министров, ни один из членов которого не осмеливался показаться «мягче», чем его коллеги. Я весь день маневрировал, чтобы избежать публичного отмежевания Америки от Израиля, чтобы сохранить психологическую сущность Израиля, даже убеждая его не доводить свои преимущества до крайности. Но становилось ясно, что Израиль не в состоянии принять решение. Похоже, он предпочел, чтобы его заставляли отпустить свою добычу, а не отказываться от нее добровольно. Моя единоличная ответственность заключалась в том, что я действовал как государственный секретарь США, а не как психиатр правительства Израиля. С величайшей неохотой я решил, что мой долг состоял в том, чтобы раскрыть все карты. Единственное проявление дружбы, которое я мог показать Израилю, – держать все это в секрете, если Израиль позволит мне.
Таким образом, поздно вечером в пятницу я позвонил Диницу от имени Никсона. Я не помню, чтобы заранее уточнял у президента; сделал я это или нет, но из его разговоров в течение всего дня не было сомнений, что президент поддержит меня. По всей вероятности, он бы форсировал этот вопрос раньше или принял бы вариант пополнения запасов Америкой Третьей армии, если бы не был озабочен своей пресс-конференцией и Уотергейтом. Я сказал Диницу следующее.
ПОСОЛ ДИНИЦ – КИССИНДЖЕР
Пятница, 26 октября 1973 года
22:58
…
К: Разрешите представить реакцию президента по отдельным параметрам. Во-первых, он хотел, чтобы я абсолютно ясно дал понять, что мы не можем допустить уничтожения египетской армии при достигнутых условиях после того, как прекращение огня было достигнуто частично путем переговоров, в которых участвовали и мы. Поэтому такой возможности не существует. Мы поддержим любое предложение в ООН, которое приведет [к достижению этой цели]. Во-вторых, он хотел бы получить от Вас не позднее 8:00 утра завтрашнего дня ответ на вопрос о невоенных припасах, разрешенных для доставки в эту армию. Если вы не можете с этим согласиться, нам придется поддержать в ООН резолюцию, которая будет касаться соблюдения 338 [резолюция Совета Безопасности, принятая на той неделе, о прекращении всех военных действий] и 339 [резолюция Совета Безопасности, принятая в начале недели, о мерах по обеспечению прекращения огня]. К этому нас против нашей воли подтолкнула ваша неспособность принять решение. Какими бы ни были причины, такова наша позиция, о которой президент хотел, чтобы я Вам рассказал. [Нам требуется] ответ, который позволит провести какие-то переговоры и получить какую-то положительную реакцию на невоенные поставки, или мы присоединимся к другим членам Совета Безопасности, чтобы сделать этот конфликт интернациональным. Я должен сказать еще раз – ваш курс самоубийственный. Вам не будет позволено уничтожить эту армию. Вы разрушаете возможность переговоров, которых сами хотите, потому что не даете возможности…
Д: Ваше предложение дать возможность выхода этой армии очень близко к нашему предложению.
К: Вы можете сделать нам любое предложение, и мы его передадим. Мы не передаем ничего [от своего имени] египтянам. У нас не было ответа на последнее сообщение, но оно было отправлено всего два-три часа назад. Может, окажется, что они примут ваше предложение, и я выпью с Вами. В настоящее время наша официальная позиция заключается в том, что, если вы не внесете каких-либо предложений в этом направлении, нам придется согласиться с большинством членов Совета Безопасности. Мы, вероятно, сможем внести предложение, а вы можете отложить его реализацию по практическим соображениям и получить немного больше времени.
Д: Если мы сделаем предложение о поставках предметов снабжения невоенного ассортимента?
К: Верно. Тогда мы могли бы, по крайней мере, указать на то, чего нам удалось достичь в… Я должен сказать Вам, что вы совершенно свободны играть по-своему и посмотреть, что произойдет. Может быть, египтяне будут в таком отчаянии, что примут ваше предложение. Это не мое мнение. Невозможно представить, чтобы Советы позволили уничтожить египетскую армию и чтобы египтяне вывели свою армию. Это свалит Садата. Это не то, с чем он мог бы согласиться.
Д: Я не уполномочен давать советы и не чувствую себя компетентным в этом деле. Но почему я не могу ответить, что Израиль предлагает отпустить эту армию в целости и сохранности, со всем личным оружием, но не может позволить, чтобы двести танков ушли вместе с этими людьми, чтобы они потом могли нанести нам ответный удар?
К: Соглашение касалось прекращения огня на ранее занимаемых позициях. Теперь они не согласятся потерять все это оборудование и отдать его вам.
Д: Они могут его взорвать.
К: Вы просите их уничтожить двести танков и вывести их армию. Они никогда этого не сделают, и Советы этого не примут. Почему бы вам не поблефовать в течение дня и не посмотреть, получится ли у вас
