Натан Щаранский - ID. Identity и ее решающая роль в защите демократии
Конечно, я воспринимал эти тексты не так, как Володя: я не мог забыть, что на протяжении веков Новый Завет использовался для преследований евреев, что он оправдывал и возбуждал ненависть к ним. Когда мы доходили до слов «Его кровь будет на нас и на наших детях», слов, которые послужили основой для того, чтобы из-за распятия Христа считать евреев проклятым и обреченным народом, я не мог не думать о морях еврейской крови, пролитой из-за этой фразы.
Володя попал в тюрьму с типично антисемитскими взглядами: он верил, что мир управляется евреями и что в СССР живут 25 миллионов евреев (хотя на самом деле речь шла об одной десятой от этого числа). Но жизнь в тюрьме и общение с другими зэками, преданными, как и он, своим собственным идеалам, открыли для него другой мир. Теперь он намного лучше понимал, как этот священный для него текст читается глазами еврея, и говорил мне «Преследовать евреев во имя торжества христианства — это все равно что убивать своих родителей во имя торжества новой правды. Этому не может быть оправдания». Я вовсе не хотел, чтобы он обратился в еврейство, а он не требовал от меня крещения — каждый из нас уважал выбор другого, каждый был силен в своей вере, в своей identity. Именно это было лучшей гарантией того, что мы могли положиться друг на друга и быть верными друзьями и соратниками в совместной борьбе.
Зта борьба против КГБ требовала огромных душевных сил, и все мы понимали, что силами этими обладают в первую очередь люди с сильной identity — национальной, религиозной, этнической. Мы принимали и уважали различия, разделявшие нас. Зто было не поверхностное, политкорректное отношение, при котором никто не хочет обидеть друг друга и старается во что бы то ни стало обойти острые углы в отношениях. Это было намного более глубокое понимание того, что чем сильнее каждый из нас в этих своих различиях, верованиях и принципах, чем крепче его собственная identity, тем больше шансов на то, что совместно нам удастся противостоять КГБ, оставаться сильными и сопротивляться злу. Именно эти различия, эти наши разные самоидентификации давали нам силу оставаться самими собой и продолжать идти своим путем, даже несмотря на угрозу смерти.
Мы следовали простому правилу: не делать другому того, чего ты не хочешь для себя. Ты не хочешь, чтобы КГБ преуспел в своих попытках ослабить тебя, — так не помогай ему в ослаблении твоего соседа Да, каждый из нас пришел в тюрьму своим путем, нас разделяли огромные идеологические пропасти, мы до хрипоты спорили друг с другом — и тем не менее это не мешало нам, таким разным людям с такой различной identity, строить мосты доверия, объединявшие нас. Мы знали, что несмотря ни на что мы находимся по одну сторону баррикады и что все мы на самом деле молимся одному и тому же Богу, который должен укрепить нас и придать нам силы.
Глубже узнавая и понимая друг друга, мы при этом вовсе не собирались изменять своей собственной identity, системе своих, отличных от других, ценностей. Но мы понимали, что в борьбе с общим врагом было крайне важно, чтобы наши союзники опирались на такие же твердые, пусть и отличные от наших, ценности, чтобы их identity или, если угодно, ответственность перед историей, своим народом, перед Богом была также сильна, как и наша собственная.
Таким образом, в ходе борьбы с общим врагом, из приверженности к своей правде, своей identity вырастала приверженность к демократии, к принятию точки зрения другого Вырастало желание жить в обществе, в котором каждый, не опасаясь оказаться в тюрьме, свободно мог бы бороться за свои принципы и идеалы, за свой образ жизни. Поскольку каждый из нас хотел жить в мире без страха, где тебя не бросают за решетку из-за взглядов или приверженности своим идеалам, каждый признавал и принимал право на существование других, отличных от его, вер, идеалов и принципов жизни. Каждый принимал наличие разных, равноправных и сильных самоидентификаций не только как важное средство в борьбе против КГБ, но и как принцип устройства нормального, свободного общества — общества без страха.
Можно спорить о том, в какой степени выводы, сделанные в советской тюрьме, применимы к реальному миру. Но точно так же, как для того чтобы проверить фундаментальные законы, ученый проводит жестко контролируемый эксперимент в экстремальных условиях, так и тюрьма нейтрализует «шум и ярость» внешней жизни и фокусирует внимание на самом основном, самом главном.
Большинство людей не понимают, почему сильная самоидентификация других национальных, этнических, религиозных групп является и их интересом: они видят в них опасный источник войн и конфликтов, источник угрозы самим себе. Зто происходит потому, что большинство из нас никогда не жили в мире, где свобода была перекрыта полностью, в мире настолько ужасном, что все, даже самые глубинные разногласия любого из тех, кто боролся с ним, меркли перед этой общей и самой главной для нас угрозой. Самый главный вывод, который я сделал в ГУЛАГе, это то, что в противостоянии этой угрозе основными союзниками являются те, чьи ценности — вера, идеалы, принципы, образ жизни — дороже для них, чем сама угроза смерти.
Покидая ГУЛАГ после долгих девяти лет, я совершенно ясно понимал выстоять, победить в этой борьбе мне помогло как неистребимое стремление человека к свободе, так и его желание принадлежать, быть частью истории, быть частью цепи, уходящей в прошлое и будущее, то есть — самоидентификация.
Глава 3
Атака на identity Хорошая и плохая identity
Осенью 2004 года у меня состоялась встреча с депутатом голландского парламента, посвященная обсуждению уникального опыта Израиля в интеграции новых репатриантов Родившись в Сомали и прожив много лет в Эфиопии, этот депутат очень интересовался абсорбцией эфиопских евреев — членов древней общины, привезенных в Израиль в 1934–1990 гг.
Несмотря на то что Израиль и Европа тесно связаны и экономически, и культурно, многие европейские лидеры не слишком симпатизируют нашей стране, глядя на нее сквозь призму своего собственного колониального опыта. Они верят, что все наши проблемы можно решить так, как когда-то решили свои колониальные проблемы они, то есть путем отдачи территорий. Им трудно понять, что арабо-израильский конфликт носит не территориальный, а экзистенциальный характер.
Но этот депутат отличался от других: он продемонстрировал настоящее понимание проблемы безопасности Израиля и, что встречается еще реже, придавал огромное значение борьбе с современным антисемитизмом в Европе, понимая, что мусульманский экстремизм начинает с евреев, но вовсе не заканчивает ими.
Мы прекрасно понимали друг друга, чему в немалой степени способствовали ясные и четкие формулировки, которыми оперировал мой собеседник. Единственное, чего голландский политик никак не мог понять — это то, как можно существовать 24 часа в сутки в сопровождении телохранителей (решение об охране всех израильских министров было принято в 2001 году, после того, как министр Рехавам Зеэви был застрелен в иерусалимской гостинице палестинским террористом). Выходя из моего офиса, депутат обернулся и спросил: «Разве не ужасно жить таким образом?
Через неделю я прочитал в газете, что мой гость, а вернее, гостья — депутат голландского парламента Аян Хирси Али вернулась в Голландию и почти немедленно «ушла в подполье»: режиссер Тео Ван Гог, с которым она сделала фильм, критикующий отношение ислама к женщинам, был убит на улице Амстердама мусульманским фанатиком. В него выстрелили восемь раз, перерезали горло и прикололи к телу записку, которая предупреждала, что Аян Хирси Али будет следующей на очереди. Хирси Али была спрятана в безопасном месте, ее полностью изолировали, лишив всякой связи с внешним миром. Через год, во время следующей нашей встречи, она находилась под намного более жесткой охраной, чем я. Вскоре после этого из-за несоблюдения некоторых формальностей, связанных с оформлением ее запроса о предоставлении голландского гражданства. Хирси Али этого гражданства лишили, и ей пришлось уехать в Соединенные Штаты, где она остается под постоянной охраной и сейчас, когда я пишу данную книгу.
Депо Хирси Али — еще одно свидетельство того фанатизма, который докатился до самого сердца просвещенной Европы Каким образом европейские столицы превратились в театр военных действий для экстремистов, какое значение имеет эта конфронтация для борьбы между демократией и identity?
Старый континент находится в центре захлестывающего его шторма, его раздирают противоположные потоки и течения Реакция на кровавые войны и колониализм — неотъемлемую часть европейской истории — привела к тому, что сегодняшняя Европа стыдится своего прошлого и теряет свою identity. Желание исправить историю привело ее к идее чистой, стерильной демократии, лишенной каких бы то ни было национальных или религиозных составляющих, считающихся основным источником войн и конфликтов Одновременно Европу захлестывают огромные волны иммигрантов, прибывших сюда в качестве дешевой рабочей силы В отличие от либерально-демократических европейцев, люди эти обладают сильнейшей религиозной и национальной identity, имеющей мало общего с классическими европейскими ценностями Европа стала ареной острейшего конфликта, где сталкиваются две антагонистические группы одна из них представляет демократию без identity, а вторая — identity без демократии.
