Сергей Кургинян - Россия: власть и оппозиция
Итак, третье. Русское национально-освободительное движение становится все шире, все мощнее. Да, рухнул СССР. Да, разваливается на части Российская Федерация. Но есть более чем 100-миллионный русский народ с достаточно высокой культурой и не до конца сломленным духом. Народ, уже задумавшийся, уже готовый отбросить соблазны и бороться за то, чтобы вернуться в историю. Предположим, что некто хочет добить этот народ. Как он будет это делать? Продолжать либеральную истерику дальше нельзя. Народ тошнит от заклинаний по поводу рынка, реформы, либерализации. Инструмента диктатуры нет и не может быть, пока она опирается на слова, вызывающие в массах отвращение и стыд. Вводить иностранные войска? Полноте! Именно это и объединит народ. Он восстанет в тот же час. А глушащие водку спецназовцы, рассуждающие о том, что враг нас предал, немедленно начнут охотиться за «зелеными беретами», как за дичью. Хотите сюда? Милости просим. «Есть место вам в полях России среди нечуждых вам гробов». Например, гробов все той же дивизии СС «Мертвая голова». Тогда что же делать этому некто?
Выход есть. Некто должен направить энергию русского национально-освободительного движения на саморазрушение. Он должен взорвать его изнутри. Он должен извратить его суть, придав ему неверный, порочный характер. Вы спрашиваете, что такое фашизм? Это прежде всего патологическая форма реакции на национальное унижение, на попранность национальных святынь, на дух торгашества, цинизма, корыстолюбия, разрушающих нацию. Фашизм — это извращение высоких измерений человеческого бытия, удушаемых прагматизмом, сциентизмом и мещанством современного Запада. Это карма западной цивилизации, которую она хочет переложить на других. Это отходы западного духовного производства, выбрасываемые на нашу территорию. Грань между национально-освободительной борьбой, ориентированной на жесткий современный консерватизм и фашизм, — это тонкая, но очень важная грань. Достаточно малых сдвигов, и мы получим страшные патологии.
В плане экзистенциальном
Либерализм — это отвращение от мертвых. Это беспамятство и беспредельная власть живых.
Консерватизм — это любовь к мертвым, связь с ними, ощущение постоянного их участия в жизни.
Фашизм — это паразитирующая на любви к мертвым любовь к смерти. Это апологетика смерти. Это воля к смерти. Это возглас «Да здравствует смерть!».
Смотрите же, как тонка грань и как важно пройти по лезвию бритвы.
В плане этическом
Либерализм — это делячество, минимизация взаимных издержек, манипулирование друг другом в процессе социальных коммуникаций. Это торговля.
Консерватизм — это актуализация, это вера в общее дело, в благодать, соединяющую людей. Консерватизм — это долг, поставленный над всем остальным.
Фашизм — это паразитирующая на либерализме, на его лживости и торговле «слезой ребенка», прямая апелляция к насилию и злу. Это спровоцированная либерализмом, его бессильным и лживым гуманизмом антигуманистическая открытость. И это месть, поставленная над всем остальным, возведенная в абсолют.
В плане онтологическом
Либерализм — это признание второго закона термодинамики и смерти мира в объятиях нарастающего холода и мрака.
Консерватизм — это синергия, это отрицание закона нарастания энтропии в открытых системах и вера в то, что самоорганизующаяся Вселенная обретет новую жизнь.
Фашизм — это сжигание вселенной, превращение ее в черное первовещество и уход избранных в иные миры с использованием этой энергии сжигания для их прорыва. Вспомним: «Уходя, мы так хлопнем дверью…» и т. д.
В плане антропологическом
Либерализм — это признание человека в том виде, в каком он есть, истиной в последней инстанции, признание Земли инструментом его творчества, ресурсом, с исчерпанием которого человек кончается, как и все прочее.
Консерватизм — это признание сотрудничества человека и абсолюта в их строительстве новой Вселенной, царства света.
Фашизм — это признание бесконечной дистанции между абсолютом и человеком и причастности к абсолюту лишь малой кучки избранных, которая имеет за счет этого право на беспредельное господство по отношению к быдлу.
В плане космологическом
Либерализм — царство случайности, случайного зарождения, случайного конца, вспыхивающих и гаснущих миров.
Консерватизм — это первичность света по отношению к тьме, его господство над тьмой, это становление света и его победа в грядущем.
Фашизм — это царство тьмы, это утверждение первичности тьмы по отношению к свету. И это черный финал истории. Для фашизма мощность тьмы, мощность того, что индусы называют Таммас, неизмеримо превышает тонкую светящуюся пленку, сворачивающуюся и поглощаемую Таммасом в конце истории.
Я мог бы и дальше продолжать, артикулируя эти различия. Но это требует не газетного и не журнального изложения. Я хотел высказаться иначе на эту тему и выскажусь, потому что молодое поколение (не Новикова с его лизоблюдством и конъюнктурой, а других, ищущих молодых людей —. из Рыбинска, Саратова, Владивостока, Костромы и т. д.) мы Дугиным не отдадим. Сказать о том, что фашизм омерзителен, — это ничего не сказать. Сказать о том, что лекарство от фашизма — это умеренность, прагматизм, взвешенность, — значит солгать, прописать отчаявшемуся, припертому к стенке народу валериановые капли в качестве лекарства от смертельной болезни. Нет уж, извините!
Отстаивая национальную честь и бытие нации, ее право на место в истории, мы пойдем до конца. И если и дальше эти некто будут продолжать сжимание пружины народного долготерпения, мы «закатаем в лоб» с помощью этой пружины с такой силой, что все зеленые береты, цэрэушники и бээндешники, эсэсовские недобитки и либеральные холуи побегут отсюда всем скопом быстрее тех «боингов», на спасительную помощь которых они рассчитывают, и остановятся в этом бегстве где-нибудь в Барселоне или же в Бискайском заливе. Но чем больше вскипает народная ярость, тем чище должны быть руки у тех, кто претендует на руководство народным движением.
Любя своих товарищей и веря я тем не менее требую — да, требую, чтобы они объяснили эти странные пертурбации с Гиммлерами, гитлерами и всей прочей грязной кодлой, которую печатают с восторженными комментариями рядом с фотографиями лидеров оппозиции, лидеров народно-освободительного движения.
Я требую, чтобы партийный лидер Геннадий Зюганов, являющийся одновременно крупным лидером Русского национального собора и Фронта национального спасения, Дал внятную политическую оценку высказываниям Александра Баркашова, ибо этот политик тоже занимает высокое место в иерархии, а не является «мальчиком из подворотни» или же частным лицом не вполне определенной профессии, как А. Новиков.
Я могу понять и в чем-то даже принять национализм Баркашова. Мне глубоко безразличны его трактовки моей деятельности. Каждый волен иметь свои симпатии и антипатии. Но мои предки служили России столетиями, и марать слово «русский», сопрягая его с именами, ненавистными для России и проклятыми человечеством, не позволю. И если господин Баркашов еще может быть как-то если и не оправдан, то понят с учетом сферы его деятельности, то интеллектуал Дугин ведает, что творит.
Не думаю, что Александр Проханов нашел время для прочтения дугинской книги «Пути абсолюта», но я по роду деятельности должен был это сделать. И, мягко говоря, был изумлен, обнаружив, что посмертные пути абсолюта оказались завершенными на черном солнце. Этот тип мистики, повторяю еще раз, достаточно хорошо известен и ничем не отличается от той оккультной школы, которой баловались и балуются все лютые враги Александра Андреевича Проханова. Я не считаю мраком «День», но буду воевать с мраком, где бы он ни появлялся: в «Московских новостях», «Независимой газете» или же в «Дне».
Я буду воевать за наше великое антифашистское прошлое, за наше будущее — нашу молодежь, искушаемую фашистским соблазном, за святость и чистоту русского имени и русской традиции. И я верю, что мне удастся убедить в своей правоте моих друзей из газеты «День», и прежде всего Александра Андреевича Проханова.
ОППОЗИЦИЯ ДОЛЖНА ОПРЕДЕЛИТЬСЯ.
Она должна ответить на вопрос, что является ее символом — свет или тьма, жизнь или смерть, долг или месть. Она входит в ту стадию, когда ей придется либо, пройти через очищение, либо переродиться. Поэтому наш лозунг таков: либо чистка, либо беспощадный раскол. Даже если трещина этого раскола пройдет через все, что дорого сердцу.
«День», № 1, 1993
Александр Проханов
2.2. Если хотим победить
