Владимир Ларионов - Православная монархия. Национальная монархия в России. Утопия, или Политическая реальность
За кого же мы с вами сегодня возносим эту молитву? Трон пуст, и ввиду этого никак нельзя согласиться, что под благочестивыми вполне уместно сегодня понимать всех верующих христиан. Как можем мы сохранять наше благочестие, когда важнейший член литургического действия не отражает реальности нашей национальной жизни, обращен буквально к пустоте, в онтологическом смысле, незанятого Трона. Несовершенство не может порождать совершенных, и благочестие Верных весьма умаляется при искаженном понимании и игнорировании священного смысла сей важнейшей части Божественной Литургии.
Литургическое действо — это не правила хоккея или футбола, когда сначала играют по одним правилам, а затем, для зрелищности, их произвольно изменяют.
Литургия исторически не развивалась, но раскрывалась к полноте. Попытки отменить ее части или придать им иную смысловую нагрузку есть умаление истины, данной нам в полноте ее исторического раскрытия к совершенству.
Эти же слова мы вправе отнести и к еще одной части Литургии, появившейся в относительно недавнее историческое время, но от этого нисколько не умаленной в своем освященном в таинстве достоинстве.
Восемнадцатым членом Литургии оглашенных до революции была молитва за Государя. После чтения Евангелия и сугубой ектении следовала трогательная молитва за Государя, установленная Св. Синодом после трагической кончины государя императора Александра II в 1881 году. Церковь возносила молитву горе€ о ниспослании не только здоровья и долголетия Государю, но и молитвенно испрашивала возможность Государю исполнить свой долг во славу Всевышнего и во благо народу своему.
Иными словами, общецерковное сознание не мыслило полноценной и благодатной народной жизни без возглавления ее тем, за кого она, Церковь, молилась во время главного Таинства — Литургии. Игнорировать этот факт сегодня — значит далеко отступать от веры отцов в сторону, ведущую к пропасти.
Можно бесконечно витийствовать на тему того, что догматы Православия не содержат точных указаний на верность принципам монархического правления. Но нельзя же, право, прекрасно зная, что, кроме догматов, у Церкви есть и еще одно легкое, которым она дышит (да простят мне не слишком удачное сравнение), а именно — предание, отказываться от наследия, донесенного до нас этим самым преданием и запечатленного в литургической практике и церковном обиходе.
Приведем еще примеры вышеуказанных практики и обихода.
В навечерие Рождества Христова до революционных потрясений совершались отдельно от Литургии «Царские часы». Царскими их называли потому, что на них положено было возглашать полное многолетие Государю Императору, всему Царствующему Дому и всем православным христианам. Царские часы отличались от обыкновенных тем, что на них читались особые, соответствующие празднику паремии, Апостол и Евангелие. После полудня же совершается Литургия Св. Василия Великого с Вечернею, на которой поются стихиры на «Господи возвах». В них, с одной стороны, изображается внутреннее значение воплощения Слова Божия, благодаря чему разрушилась распря между Богом и людьми, а с другой — изображается внешняя картина Рождества Христова: славословие ангелов, смятение Ирода и, между прочим, единение всех людей под властью Императора Римского Августа. Того, что по древнему римскому преданию сподобился таинственного видения в небесах Святой Девы, которая принесет миру Искупителя. Видения, бывшего ему не где-нибудь, а прямо на Капитолийском холме.
В этой службе Церковь определяет свое особое отношение к императорской власти, пусть еще языческого Рима, как освященной свыше самим фактом Рождения Христа, который при переписи населения в Иудее при Императоре Августе в «Римскую власть вписался», став Вечным Гражданином Вечного Рима.
Торжество Праздника Рождества Христова в Русской Церкви увеличивается воспоминанием избавления России и Церкви от нашествия галлов, и с ними — двадесяти языков, в 1812 году. Поэтому после Литургии бывает особый благодарственный молебен, на котором до революции обязательно провозглашалось многолетие Государю и Царствующему Дому, а равно и вечная память Императору Александру I.
При богослужении в Праздник Сретения Господня пелся кондак: «Утробу Девичу освятивый Рождеством Твоим и руце Симеоне благословивый яко же подобаше, предварив и ныне спасл еси нас, Христе Боже; но умири во бранех жительство и укрепи Императора, Его же возлюбил еси, едине Человеколюбче».
Существовали и отдельные молебны — Царские. Они были совершаемы после Литургии в Царские дни. На Царских молебнах, кроме ектении (великой и сугубой), бывало пение: «Бог Господь», тропарь, кондак, чтение Апостола и Евангелия и коленопреклоненная молитва о здравии и благоденствии Государя Императора и Его Августейшего Семейства, равно и других членов Царствующего Дома. В конце молебнов провозглашалось «многолетие».
Во дни молитвенного поминовения воинов вспоминались не просто павшие, но живот свой положившие «за Веру, Царя и Отечество».
Такое поистине религиозное почитание священной особы Царя не было следствием христианизации славян, но имело значительно более глубокие корни. Древний арабский текст «Худуд ал-Алам» сохранил для нас сведения о языческих воззрениях славян на природу верховной власти: «Они считают своей обязанностью по религии служение Царю»!
Совершенно естественно, что в христианстве эти воззрения получили форму оформленного, догматически осознанного, религиозного акта.
Не только сознание Церкви, но и практика созидания ее институтов были исконно монархичны, что являлось необходимым условием ее нормального существования в истории, в государстве, в социуме для исполнения своей миссии. Например, по избрании кандидата в Епископы Св. Синодом происходило утверждение его Государем, и лишь затем наречение кандидата епископом.
Это правило царственного утверждения берет свое начало в глубокой древности. Например, в 731 году на римскую кафедру был избран папа Григорий III, сириец по происхождению. По заведенному порядку в Константинополь к Императору было отправлено посольство с извещением о новом избраннике и ходатайством об императорском утверждении избрания Папы Римского!
И не стоит думать, что в этом было некое порабощение Церкви земным обстоятельствам. Отнюдь. Государь, являясь как бы «внешним епископом Церкви», был ее важнейшим членом, без которого, в определенном смысле, немыслима была ее полнота в земной ипостаси как Церкви Воинствующей.
Незаслуженно забытый в силу своего нечестивого эдикта против иконопочитания византийский Император Лев Исавр, тот самый, кто, по сути, спас Европу от нашествия арабов, разгромив их под стенами Константинополя в 718 году, в официальных документах называл себя: «Я Царь и Первосвященник». Что являлось, в определенном смысле, продолжением дохристианской традиции Рима, в котором Император действительно был языческим первосвященником, верховным понтификом. Крайне важно, что этот титул был незаконно присвоен папами римскими. Незаконно потому, что еще в 730 году, отвечая на иконоборческую политику все того же Льва Исавра своим обличительным посланием, папа Григорий тем не менее признавал законное право именно Императоров на титул понтифика и иерея! В частности, в папском послании были следующие строки, призванные уязвить самолюбие Императора: «Ты написал: я Царь и вместе с тем иерей. Да, таковыми действительно были твои предшественники, которые создавали церкви и вместе с архиереями заботились ревностно и прилежно об исследовании истины православия. Ты же, приняв царскую власть, не соблюл заветы отцов, но, нашедши церкви Божии блистающие золотыми украшениями, опустошил их и обнажил». Тем не менее у пап не было сомнения в том, что благочестивые Цари — суть достойные иереи Церкви. Это крайне важно, так как без царственного иерея Церковь, безусловно, лишена своей исторической полноты, что не может не сказываться пагубно на всем строе церковной жизни. С этим фактом бесполезно спорить, имея перед глазами трагический опыт прошедшего века, века потери Церковью Василевса-иерея в лице Русского Царя.
В свое время патриарх Константинопольский писал Великому князю Василию Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского: «Невозможно иметь Церковь и не иметь Царя».
Понимание Царя как иерея было свойственно и древнерусскому сознанию. При венчании на царство Иоанна Грозного митрополит, вместе с иными регалиями, вручил Царю и наперсный крест, что свидетельствовало именно о священническом характере Царской власти. Феодора Иоанновича же помазали благовонным миром, как при поставлении в священники, что символизировало все тот же характер власти Государя на Руси. Не случайно, начиная с Бориса Годунова, на всех официальных царских портретах Государи изображены обязательно с наперсными крестами! Кроме этого, на всех портретах с XVI века Цари изображались не в светских одеяниях, не в парадных доспехах, но в одеянии, представляющем род священнического облачения.
