Светлана Рябцева - Дети восьмидесятых
Заходим в столовую, направляемся к своему столу и видим: шестиклассник хватает с тарелки котлету (значит, Лена или Сережа или ещё кто-то останется голодным) — и бежать. Влетает в мои объятия.
— Положи на место.
— А чё, я ничё, — растерянно. И уже увереннее: — Я её не брал.
— Ты меня понял?
— Да я правда не брал! — на глазах наглея.
— А что у тебя в руке?
— Это? Это моя котлета!
— Бывает и такое. Но только что она была чужой.
— Да не брал я у вас котлету! Я только хлеб взял! — прибавляя истеричности (авось подмога подойдёт).
— …С тарелки, где лежали одни котлеты?
Ребята молча слушают наш диалог.
— Ну чё вы, жалко хлебд, что ли… — заныл жалобно, увидев поблизости избавление.
Подходит его классная руководительница. Резко, не пытаясь разобраться:
— Ну что вы в самом деле! Ребёнок взял кусок, хлеба — что тут страшного?!
«Ребёнок» мигом улизнул, унося добычу. Один из моих останется голодным. Один из её отрабатывает навык перехода границ, навык правонарушения. Усваивают «урок» и мои: я права и… бессильна.
Подходим к столу. Паша — он дежурный бригадир — сообщает с гневом.:
— С.Л., пока мы накрывали, у нас со стола старший мальчишка стащил бутылку молока.
(Нам тогда на 40 человек давали 2 поллитровые бутылки молока. Но никто его не трогал, хотя многие любят: Лена и Лариса после тяжёлой болезни на диете — отдавали им.)
— А что же вы, дежурные?
— Мы ему говорили, чтобы на место поставил, а он замахнулся на нас и обругал нехорошими словами.
— Где он?
— Вон там, на подоконнике сидит, наше молоко пьёт.
Подхожу. Диалог по принятой у нас в школе схеме (см. выше).
Налетает классный руководитель, она же председатель профкома:
— Что случилось?
Выслушав меня, всплескивает руками:
— Да что вы говорите?! Не может быть!
Ему:
— Это правда?
Нечаянно позиция выскочила: он должен подтвердить, правду ли я говорю. Ответ мы услышали стандартный, вызывающий у меня аллергию пополам с тошнотой:
— А чё, я ничё… Они мне сами отдали!
— Ну что же ты так, а? Ты больше так не делай, это нехорошо. Они дают, а ты бы не брал…
Он ухмыляется и согласно кивает.
Опять безнаказанность проступка.
И в хорошем, и в плохом невозможно стоять на месте. Идёт развитие или деградация. Так что в следующий раз нас попросту обобрали, оставив половину класса без еды.
Ставлю вопрос на педсовете — директриса спускает его На тормозах. Всё тихо и гладко, никакого вопроса нет, И все молчат.
— Неужели вы не понимаете, что все это кончится бедой?! Сегодня забирают завтраки на глазах у своих учителей, грабят и бьют на школьном крыльце. Этого еще мало? Чего вы хотите дождаться завтра?!
— А вы, С.Л., провожайте детей из школы, тогда их и грабить не будут. А то довели до раздевалки — и до свидания!
Дан отпор проискам «врага». И снова всё в порядке. Главное — тихо.
Вскоре неизвестные залезли в школу ночью и разгромили пионерскую комнату, а через некоторое время — столовую.
На ближайшем партсобрании, «плановая тема» которого «Молодым строителям коммунизма — качественные знания, коммунистические убеждения», журчали правильные подготовленные речи о наших больших достижениях и ма-аленьких отдельных недостатках. О том, что надо укреплять… усиливать… увеличивать… О ЧП — ни звука: если о проблемах не говорить, то их как бы и нет.
Я знала, что партсобрание будет именно таким, как всегда, и заранее пригласила зам. начальника РОВД: думала, постесняются коммунисты докладывать о полном благополучии в присутствии человека, которому на голову свалились результаты нашей бурной воспитательной деятельности. Думала, что заговорят наконец о болезни школы и мы найдём какой-то выход из тупика.
Ничего подобного! Все молчали или говорили «красиво». Делали вид, что всё в порядке. Недавно я прочитала, как после аварии на Чернобыльской АЭС какой-то чиновник призывал проводить в школе мероприятия и делать вид, что ничего не случилось, всё у нас хорошо. А ведь у нас тоже что-то взорвалось — в душах людей. Я до сих пор не знаю, кто учинил разгром, но если бы хотели поживиться, украли бы магнитофон или что-нибудь ещё. Нет, они хотели плюнуть школе в лицо и сделали это. Пошли на преступление, но отношение своё выразили, разорвав в клочья грамоты и дипломы.
Попросила слова. Сказала, что наши дети мало напоминают будущих строителей коммунизма: они под нашим мудрым руководством ежедневно упражняются в безнравственном поведении. Атмосфера в школе невыносимая — атмосфера грубости, хамства, унижений и дикости. Такой тон задаёт директор, ей вторит завуч. Привела факты. В зале мёртвая тишина. Неужели и тут промолчат?!
Нет, наконец прорвало. Взволнованные учителя просили слова и… слёзно жаловались на детей: лицемерны, изворотливы, грубы, бесчестны. Учиться не хотят. Словом, не дети, а средоточие зла. Но о причинах болезни, о работе — ни звука. И только одна «нашла выход». Она яростно кричала о наболевшем, не понимая, что речи её были бы смешными, если бы не были такими… (слов не могу подобрать):
— Я его учила-учила, воспитывала-воспитывала! Теперь его надо немедленно отправить в колонию, но милиция сидит сложа руки и ничем не помогает!
Это в ответ на краткое выступление сотрудника РОВД, который поддержал меня и тоже выразил удивление по поводу молчания коммунистов.
После партсобрания в школе ничего не изменилось. Ни-че-го.
Что может один человек там, где учатся и работают более двух тысяч человек? Может ли он воспитать 40 из них, причем не изолируя от среды?
Чему сейчас учатся мои дети, если они на каждом шагу видят моё поражение? Возьмут в конце концов за правило пословицу: «Плетью обуха не перешибёшь» или «Против лома нет приема»?
Они всё-таки учились бороться.
В коридоре шестиклассник — не простой анархист, дежурный по школе! — набросал бумажек и помчался дальше. Мои дежурные — остановили, окружили:
— Подними.
— А ну, мелюзга, кыш отседова!
— Подними! Зачем ты насорил? А ещё дежурный!
— Вот ещё, буду я всякие бумажки поднимать! — хорохорится он.
— Надо поднять, ведь насорил-то ты сам.
Он бежать — не пускают. Засмеялся (уже хорошо!) и поднял бумажки.
Маленькая победа.
Плачет Алёша К.: над ним возле школы, издевались шестиклассники. Девочки утешают, мальчики возмущённо гудят:
— …Тот пацан замахнулся да как даст ему по голове!
— А вы? — вмешиваюсь я.
— А что мы… Их же пятеро было… И они большие!
— Да и вы не маленькие. Учитесь давать отпор. Не бойтесь защищать друг друга, налетайте на обидчиков все вместе. Ведь когда пятеро сильных бьют одного слабого — это мерзко и бесчеловечно, но когда маленькие дружно налетают на противника, который сильнее их, да так храбро, что гот от них улепетывает, — это уже для него смешно и стыдно.
После уроков выхожу из школы — стоят мои орлы, которых я давно домой отпустила, и на дверь поглядывают.
— Почему не идёте домой? Кого ждёте?
— Да так… гуляем… — уклончиво.
Вася решительно:
— Мы тех пацанов, которые Алёшу обидели, сейчас будем бить!
Нашему теленку да волка бы съесть!
— Нет, товарищи, защищать надо было раньше. А сейчас это уже получится месть. Это не дело. Остыньте, а завтра обо всём поговорим.
Дома Слава с папой смотрят хоккей. Уже поздно, мама гонит их спать. Мужчины упираются. Папа:
— Вот дурочка наша мама: ничего в хоккее не понимает!
Слава резко встает:
— Вот что, папа, никогда больше такого слова о маме не говори!
Слава очень любит отца, переживает за него. Решил отучить его от курения. Отец рассказывает:
— Дома не стало житья. Нарисовал плакаты, везде их развесил. Сигареты прячет — не найдёшь. Как увидит у меня в руке пачку, начинает прорабатывать — спасу нет! Придётся бросать, как я погляжу.
У ребят крепнет взаимное уважение и чувство собственного достоинства. Многие родители признаются, что дети обижаются, когда на них дома покрикивают, и просят:
— Мама, не надо голос повышать. Скажи спокойно, и я всё сделаю.
А ведь раньше грубое обращение считалось нормой, им и в голову не приходило обижаться.
Достоинство, трудолюбие, ответственность — они в человеке связаны воедино. Но в нашей школе, видимо, ставится опыт по выращиванию чистого, без всяких примесей, трудолюбия: утром пионеры убирают пришкольный участок, рыхлят землю, подрезают сухие ветки, подметают дорожки. А вечером ломают зеленые ветки, кидают друг в друга комья земли, вытаптывают то, что посадили утром. Они не хозяева, они чужие школе и ни за что не отвечают. Труд без достоинства, без чувства хозяина — мартышкин. труд. Пионеры наши — звенья разорванной цепи…
Ребята очень серьёзно подходили к рубежу своей жизни — вступлению в пионерскую организацию. Горячо обсуждали кандидатуры, в итоге проголосовали за 16 человек, самых авторитетных, «испытанных в боях». Предлагали кандидатуры Оли, Вити, Алёши Щ., но они дали самоотвод.
