Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович
У Писателя возникло чувство своей чужеродности, случайности и ненужности в этой компании. В чем дело? Перелом в русской жизни в последние десятилетия произошел настолько глубокий, что радикальным образом изменился и менталитет людей, особенно — самой образованной, а значит — самой чуткой на изменения части. Если уж так изменилась самая консервативная часть общества (а тут, надо думать, собрались именно такие), то что же стало с прочими?!
Стали, естественно, говорить о том, что произошло после 1985 года. Бурно заспорили о том, когда начался перелом. Один из собеседников заявил, что перелом начался в августе 1991 года. Его мнение определялось тем, что (как потом узнал писатель) он был одним из советников члена Политбюро ЦК КПСС, и свое время входившего в горбачевскую клику и замешанного в «путче» ГКЧП. Ельцинская клика сбросила горбачевскую с арены власти, шеф Помощника и сам он оказались не у дел. Другой собеседник отнес начало перелома к 1988 году, когда Горбачев сознательно начал разрушение КПСС сверху и изнутри, — он был лигачевцем, а Лигачев был одним из инициаторов перестройки и первые годы действовал совместно с Горбачевым. Третий участник разговора отнес начало перелома к марту 1985 года, когда Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС, — этот человек, как оказалось, был одним из руководителей одной из коммунистических партий, отвергающей весь курс на реформы. Философ сказал, что перелом наметился уже в хрущевские годы, его лишь отсрочили на время. А бывший журналист-международник счел началом перелома 1946 год, когда началась Холодная война.
Точно так же возникла дискуссия о сути перелома и о его причинах. Журналист видел причину краха в превосходстве сил Запада в Холодной войне и в поражении Советского Союза, Помощник — в перерождении советской системы, лигачевец в предательстве Горбачева и его клики. Коммунист — в отказе от Марксизма-ленинизма и т.д. Одним словом, каждый выделял какой-то один аспект процесса и раздувал его до масштабов главной причины.
Отношение Писателя к разговору резко изменилось, когда стали говорить о конкретных фактах. Ему стало страшно от того, что он услышал из хаотичного разговора москвичей. Он имел представление о положении в стране, но схематичное и обобщенное, скорее интеллектуальное, чем эмоциональное. И все равно он тяжело переживал это положение. А тут на него обрушился поток информации, с неумолимой и страшной силой бьющей именно по чувствам. Боже, какая же страшная судьба у его страны и его народа! За что такое наказание?!! Что мы сотворили со своей страной и с самими собою?! Что будут думать о нас наши потомки?!
Увы, потомки не будут думать ничего, ибо их просто не будет! Нас истребят полностью, и мы сами приложим к этому усилия! Вряд ли можно найти в истории человечества другой такой пример, когда часть населения страны с таким бы усердием, мастерством и успехом уничтожала свой же народ ради корыстных и зачастую иллюзорных интересов.
Возможно ли восстание
Писателя удивило то, что никто из присутствовавших не сказал ни слова о таком важном, на его взгляд, событии, как отстранение от должности вице-президента Руцкого, превращающегося в одного из лидеров (наряду с главой «парламента» Хасбулатовым) новой оппозиции. Он обратил на это внимание бывшего журналиста-международника.
Журналист: Вы воспринимаете нашу жизнь как западный человек, вольно или невольно игнорирующий конкретные «мелочи», которые у нас фактически играют решающую роль. Все то, что мы тут говорили, дает, конечно, информацию о состоянии России, причем — в общем и целом справедливую. Но ошибочно воспринимать ее как информацию о позиции нашей интеллигенции. Никто из присутствующих здесь не встанет на защиту оппозиции.
Писатель: Почему?
Ж: Ответить на Ваш вопрос — значит описать суть всего того, что у нас стало твориться после 85-го года, и нашу интеллигенцию. Наша «вторая революция» есть дело рук прежде всего интеллигенции. Хотя она и ворчит (а когда она не ворчала?!), в общем и целом ее новый режим устраивает. Для нее Ельцин — носитель сильной власти, порядка. А кто такие Руцкой и Хасбулатов? Они тоже из команды Ельцина, но перебежали в оппозицию в борьбе за власть. Верховный Совет — сборище болтунов. Средства массовой информации уже создали им дурную репутацию. Уже стало общепринятым в интеллигентской среде считать, что на стороне оппозиции концентрируются «фашисты» и «сталинисты».
П: И в эту пропагандистскую ложь верят?!
Ж: Её принимают, ибо это дает оправдание поведению интеллигенции. Так что никто из присутствующих не является сторонником Руцкого. Да он и не заслуживает этого. Дурак, ничтожество. Волею случая вылез наверх. Возмечтал сам стать «вождем». В глубине души многие одобряют решение Ельцина. Но зная Вашу позицию... Вернее, имея некоторое мнение на этот счет, на всякий случай избегают говорить на скользкую тему.
П: Как вы думаете, возможно ли восстание против ельцинской власти?
Ж: И да, и нет. Широкое народное восстание явно невозможно. Подавляющее большинство населения страны находится в состоянии депрессии. Людям не до этого. Лишь бы как-то выжить. К тому же массы просто дезориентированы пропагандой. И нет таких людей и организаций, за которыми пошли бы массы. Власть имеет мощные силы, готовые бить повстанцев. А народ безоружен.
П: А в каком смысле восстание возможно?
Ж: На политическом уровне уже возникла оппозиция. Она раздроблена. Верховный Совет волею обстоятельств становится центром притяжения для некоторой части оппозиции и для организации недовольства в стране в некое подобие массового протеста. Действия властей способствуют этому. Не исключено, что тут имеет место сознательная провокация.
П: С какой целью?
Ж: Вы это сами понимаете лучше меня.
П: Меня интересует Ваше мнение.
Ж: Легче разгромить спровоцированный и управляемый бунт, чем неподконтрольный и стихийный. Преподнести урок на будущее. И к тому же нажить репутацию защитников демократии.
П: На Западе сейчас становится популярной идея, что для России нужна диктатура во имя... демократии!
Ж: Диктатура будет. Но демократия — никогда. Да и диктатуры настоящей нет и не будет.
П: Любопытное суждение! Поясните!
Угроза имитации диктатуры
Ж: Разрушив советскую систему государственности, горбачевская и затем ельцинская клика смастерили из ее обломков, из заимствований на Западе и из бредовых воспоминаний об идеализированном прошлом России ублюдочную политическую систему, своего рода политического Квазимодо. Услужливые социологи и политологи ищут подходящее определение этому ублюдку. На самом деле тут никакого типа власти в социологическом смысле нет. Тут есть уродство, в котором можно увидеть сходство с любыми типами. Этот ублюдок имеет очевидные диктаторские замашки. Но ничего серьезного из них получиться не может, кроме криминальной банды. Этот политический урод не способен ни на что исторически значительное. Его фактическим стремлением является одно — самосохраниться любой ценой, даже ценой гибели страны и народа. Потому он неспособен на то, чтобы стать настоящей политической диктатурой. Для этого у тех, кто его образует, нет ни ума, ни мужества, ни честности, ни опоры в народе. Из этого не следует, что эта власть не опасна. Она очень опасна. Но не в качестве подлинной политической диктатуры, а в качестве имитации, карикатурности и уродливости таковой. Она опасна именно своей неспособностью к исторической подлинности. Политическая система общества, находящегося в состоянии деградации и распада, не может быть ничем иным, кроме как продуктом той же деградации и того же распада.
П: Очень интересные соображения! Вы что-то опубликовали на эту тему?
Ж: Вы шутите?!
П: Есть же оппозиционные газеты!
Ж: Во-первых, они боятся такое печатать под угрозой закрытия. Тиражи у них мизерные. А их читатели просто не поймут сути дела. Они думают, что это хорошо, если настоящая диктатура невозможна. А во-вторых, если напечатают, я на другой же день останусь без работы. А у меня семья. Ради чего рисковать?! Вы думаете, если устранить Ельцина и его клику, у нас сразу начнутся перемены к лучшему?
