Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович
Я тогда говорил себе, что советское общество явилось воплощением в жизнь многовековых чаяний страдающего человечества, реализацией лучших идеалов лучших его представителей. Это и есть тот земной рай, о котором мечтали веками. Никакого другого земного рая нет и не будет. Одно дело — прекрасные идеалы, и другое дело — их реальность. В реальности появляется то, что нельзя предусмотреть в идеалах. Идеалы возбуждают массы людей на определенные действия. Но что получится в результате этих действий, зависит прежде всего от объективных законов организации масс людей в большие человеческие объединения. Людям остается лишь приспосабливаться к объективным условиям своего объединения.
У меня нет никакой позитивной программы социальных преобразований. Нет не потому, что я не способен что-то выдумать на этот счет, а в принципе. Любые положительные программы социальных преобразований имеют целью и отчасти даже результатом построение некоего земного рая. Но опыт построения земных раев всякого рода показывает, что они не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий.
Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые устойчивые и скверные недостатки общества порождаются его самыми лучшими достоинствами, что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных идеалов. Нельзя устранить недостатки того или иного общественного строя, не устранив его достоинства. Нельзя реализовать в жизни положительный идеал без отрицательных последствий. Всякое улучшение коммунистического социального строя имеет результатом усиление его прирожденных качеств, вызывающих мой протест. Всякое ослабление этого строя имеет результатом разгул сил, точно так же вызывающих мой протест. Улучшения усиливают одни качества коммунизма, ухудшения — другие. И те и другие для меня неприемлемы. Я этот строй не принимаю в качестве моего идеала общественного устройства. Но я не стремлюсь и к его уничтожению и к замене его каким-то другим.
А раз так, то главным в моей жизни должно быть не борьба за преобразование общества в духе каких-то идеалов, а создание идеального общества в себе самом, самосовершенствование в духе моего идеала человека. По этому пути я фактически и шел до сих пор. Советское общество, несмотря на все его недостатки, дает все же возможность человеку, начинающему жизненный путь с нуля, подняться на довольно высокий социальный уровень исключительно за счет своих способностей и честного труда. Большую карьеру я не сделаю. Да я этого и не хочу. Но в своей сфере науки могу добиться серьезных результатов и какого-то признания.
Интеллигенция
Вечером в квартире Философа собралось больше двадцати человек. Удивительно, как они могли разместиться тут. Впрочем, русским не привыкать к тесноте. Лишь при Хрущеве и особенно при Брежневе начался бурный процесс жилищного строительства, в результате которого огромное число людей в городах получило отдельные квартиры. И чем больше людей получало квартиры и чем лучше становились эти квартиры, тем сильнее становилось недовольство жилищными условиями. Думали, будто на Западе все имеют шикарные квартиры и дома. И хотели того же у себя. И считали себя обездоленными. Если бы они знали реальное положение с жильем на Западе! Недавно Писатель читал официальные данные на этот счет. В одной из самых богатых стран мира, в Германии, более миллиона человек не имеет жилья в полном смысле слова. А сколько стоит обычное, самое скромное жилье?! Для огромного числа людей жилье — главная статья расходов. Когда Писатель столкнулся с этой проблемой лично, он пришел в ужас. Московские условия ему тогда припомнились как неправдоподобный рай. И вот с этим «злом» коммунизма тут, в России, тоже покончили.
Кое-кого из собравшихся Писатель знал раньше. Они постарели, и Писатель узнавал их с трудом. О некоторых слыхал раньше или уже в эмиграции. Но большинство было незнакомо. Кое-кто из этих людей в свое время сыграл неблаговидную роль в судьбе Писателя. Кто-то писал заключения о его книгах для ЦК и КГБ. Кое-кто поносил в прессе как антисоветчика и антикоммуниста. Теперь они вели себя так, как будто ничего подобного не было, как будто они всегда восхищались книгами и мужеством Писателя. Это вполне в духе русского хамелеонства.
Стол, очевидно, был приготовлен в складчину. Несмотря на продовольственные затруднения и астрономические цены, он выглядел как в годы банкетного буйства шестидесятых годов. Писатель бывал в десятках домов западных людей, причем — многие из них были необычайно богаты и принадлежали к высоким слоям аристократии. Но ни в одном из них его не угощали так, как в этой тесной московской квартирке в катастрофический период русской истории. Он почувствовал себя дома, в настоящей и неизменной России, гостеприимной до самозабвения, до гибельной расточительности. Тысячи западных и прозападных российских авторов прекрасно знали об этом качестве русского народа, но ни один из них не указывал его в числе причин краха страны и ее социального строя.
Наблюдая скудное угощение в западных домах и вспоминая расточительное русское гостеприимство, Писатель не раз задумывался над причинами такого различия. На этом примере, думал он, можно обучаться диалектическому способу мышления. В основе западного жмотства в конечном счете лежит богатство, а в основе русского расточительного гостеприимства — бедность. У русских в силу бедности условий бытия не сложилась устойчивая и всеобъемлющая традиция накопительства. У западных людей именно в силу благоприятных условий их бытия накопительство во всем стало одной из важнейших черт их характера как народов. У них было что копить и сохранять веками. Накопленное и сохраненное не пропадало. У русских мало что оставалось для того, чтобы копить, трудно или невозможно было сохранять приобретенное. Им приходилось постоянно терять что-то. Их богатства зачастую пропадали впустую. Сама трата того, что они имели, стала своеобразной формой ощущения или по крайней мере иллюзии богатства.
Хотя Писатель не был голоден и вел на Западе жизнь трезвенника все пятнадцать лет, за стол он садился с намерением, какое у него в таких случаях возникало много лет назад: как следует выпить, разумеется — водочки, и соответственно закусить. Малосольные огурчики, соленые грибочки, холодец! Бог мой, откуда все эти «пережитки проклятого коммунистического прошлого»?! Оказалось, что все это — плоды труда московских интеллектуалов, перешедших на «подножный корм» в связи с «успехами преобразования России по западному образцу». Сами выращивают в деревнях в нескольких сотнях километров от Москвы, собирают в лесах, сушат, солят, маринуют, консервируют и т.п. Среди собравшихся было два члена-корреспондента Российской академии наук, восемь докторов наук, шесть профессоров... И все, особенно — женщины, не уступающие мужчинам по степеням и званиям, занимаются этим делом — «спасением русской нации».
Писателя усадили на почетное место. Философ произнес речь соответственно моменту. Пили сначала за гостя, расточая ему заслуженные и незаслуженные комплименты. Потом Писатель произнес ответную трогательную речь. Потом начался обычный в большой полупьяной компании хаос. Как будто не было никаких пятнадцати лет полной драматизма жизни. Вот она, Россия, о которой ты грезил все эти годы во сне и наяву!
Живя на Западе почти в полной изоляции, без общения с людьми на адекватном ему уровне, Писатель часто и с тоской вспоминал беспрецедентные московские компании с разговорами на высочайшем интеллектуальном и образовательном уровне, с остроумными и язвительными шутками, политическими анекдотами, каких нет во всем прочем мире. Он прислушивался к тому, что говорилось за столом, и ему становилось неуютно. Мелькали слова и фразы, каких не было в речевом обиходе пятнадцати лет назад. На Западе многие отмечали эти явления в русском языке, а люди из России, с которыми Писателю приходилось сталкиваться, употребляли новые выражения, вошедшие в язык вследствие западнизации. Но это были отдельные вкрапления в язык, сложившийся с пушкинских времен и поддерживавшийся в Советской России. То же, что Писатель услыхал здесь, было нечто более значительное. Разговор этих высокоинтеллигентных людей напоминал ему по многим признакам разговор в блатной компании, в группе заключенных, в полубогемной среде художников и актеров, в сборище забулдыг у магазина алкогольных напитков.
