Идея справедливости и право (на примере европейской традиции) - Абрам Бенцианович Соломоник
Я хочу остановиться в своем обзоре на трудах двух мыслителей, которые выступили со своими идеями незадолго до революции 1789 года. Это — Монтескье (Франция) и Беккария (Италия). Монтескье в моих глазах скорее философ, рассуждавший о возникновении и развитии правовых норм, а Беккария — его продолжатель и создатель конкретных воплощений этих норм в действующем праве и судебной практике.
Шарль Луи Монтескье (1689–1755) и его «Дух законов»
Шарль Монтескье родился в аристократической семье; он с детства увлекался философией и античной историей. В 1748 г. вышла его книга «Дух законов», которая стала своего рода маяком для глубоких перемен в правотворческой деятельности многих государств. Монтескье начинает свой труд с рассмотрения вопроса, откуда произошли правовые нормы. По его мнению, они возникли из «естественных или положительных законов»:
«Законы в самом широком значении этого слова суть необходимые отношения, вытекающие из природы вещей; в этом смысле всё, что существует, имеет свои законы: они есть и у божества, и у мира материального, и у существ сверхчеловеческого разума, и у животных, и у человека… Законам, созданным людьми, должна была предшествовать возможность справедливых отношений (курсив мой — А. С.). Говорить, что вне того, что предписано или запрещено положительным законом, нет ничего ни справедливого, ни несправедливого, значит утверждать, что до того, как был начерчен круг, его радиусы не были равны между собою. Итак, надо признать, что отношения справедливости предшествуют установившему их положительному закону» (Книга 1, глава 1; далее 1/1)[44].
Положительные законы устанавливаются Богом, а законы мирские — людьми:
«Но мир разумных существ далеко еще не управляется с таким совершенством, как мир физический, так как, хотя у него и есть законы, по своей природе неизменные, он не следует им с тем постоянством, с которым физический мир следует своим законам.
Как существо физическое, человек, подобно всем другим телам, управляется неизменными законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы, установленные богом, и изменяет те, которые сам установил. Он должен руководить собою, и, однако, он существо ограниченное; как всякое смертное разумное существо, он становится жертвою неведения и заблуждения и нередко утрачивает и те слабые познания, которые ему уже удалось приобрести, а как существо чувствующее, он находится во власти тысячи страстей». (1/1)
«Как только люди соединяются в обществе, они утрачивают сознание своей слабости; существовавшее между ними равенство исчезает и начинается война. Каждое отдельное общество начинает сознавать свою силу — отсюда состояние войны между народами. Отдельные лица в каждом обществе начинают ощущать свою силу и пытаются обратить в свою пользу главные выгоды этого общества — отсюда война между отдельными лицами.
Появление этих двух видов войны побуждает установить законы между людьми. Как жители планеты, размеры которой делают необходимым существование на ней многих различных народов, люди имеют законы, определяющие отношения между этими народами: это международное право. Как существа, живущие в обществе, существование которого нуждается в охране, они имеют законы, определяющие отношения между правителями и управляемыми: это право политическое. Есть у них еще законы, коими определяются отношения всех граждан между собою: это право гражданское» (1/3 «О положительных законах»).
«Кроме международного права, относящегося ко всем обществам, есть еще политическое право для каждого из них в отдельности. Общество не может существовать без правительства. „Соединение всех отдельных сил, — как прекрасно говорит Гравина, — образует то, что называется политическим состоянием (государством)“.
Закон, говоря вообще, есть человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли; а политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума». (1/3)
Впервые появляется четкое разделение законов и такие термины как «международное, политическое, гражданское право».
Книга 2 посвящена отраслям политического права. По мнению автора оно подразделяется на «три образа правления»: республиканский, монархический и деспотический.
«Я предлагаю три определения или, вернее, три факта: „республиканское правление — это то, при котором верховная власть находится в руках или всего народа или части его; монархическое, — при котором управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов; между тем как в деспотическом всё вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица“.
Если в республике верховная власть принадлежит всему народу, то это демократия. Если верховная власть находится в руках части народа, то такое правление называется аристократией. В демократии народ в некоторых отношениях является государем, а в некоторых отношениях — подданным…
Народ, обладающий верховной властью, должен делать сам всё, что он в состояния хорошо выполнить, а то, чего он не может выполнить, он должен делать через посредство своих уполномоченных. Но эти уполномоченные не будут таковыми, если они не назначены самим народом; поэтому основной принцип этого вида правления состоит в том, что народ сам избирает своих уполномоченных, т. е. должностных лиц государства… Разделение на классы населения, имеющего право голоса, составляет основной закон республики. [По Монтескье разные классы получают разные права избирать и быть избранными] Другим основным ее законом является способ подачи голосов. Назначение по жребию свойственно демократии; назначение по выборам аристократии» (2/1).
«Закон, определяющий самую форму подачи избирательных бюллетеней, также принадлежит к числу основных законов демократии. Здесь особую важность имеет вопрос, будет ли голосование открытым или тайным… Когда голоса подает народ, то голосование, несомненно, должно быть открытым, и в этом следует видеть один из основных законов демократии. Нужно, чтобы руководители вразумляли простой народ и чтобы известные лица сдерживали его своим авторитетом». (2/1)
Монтескье подробно говорит об аристократической и деспотической формах правления, что сегодня уже не так актуально как в его время, однако есть несколько моментов, которые я хотел бы отметить. Одной из таких вещей является отношение государства к религии. По этому поводу он пишет: «Я не питаю чрезмерного пристрастия к привилегиям духовенства, но мне хотелось бы, чтобы его юрисдикция была раз навсегда точно определена. Вопрос не в том, следовало ли ее устанавливать, а в том, установлена ли она, составляет ли она часть законов страны, связанную со всеми прочими ее учреждениями…» (2/4).
Еще одна цитата касается деспотического правления. Я привожу ее, потому что и в наше время еще сохранились государства (раньше их было много больше), где верховную власть осуществляет захвативший её тиран. Мы читаем: «Из природы деспотической власти следует, что одно лицо, обладающее ею, поручает осуществлять ее также одному только лицу. Человек, которому все его пять чувств постоянно говорят, что он — всё, а прочие люди ничто, естественным образом, ленив,
