Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз
Добавим мяса на скелет этого мрачного обобщения, припомнив историю, произошедшую в одном из англосаксонских поселений языческой Англии. В одной могиле дохристианского периода были найдены два женских скелета. Старшая из женщин, лет двадцати с небольшим, была похоронена обнаженной – и живой: положение скелета после смерти показывает, что она пыталась выбраться из могилы, когда на нее бросали землю. Младшая, девушка лет шестнадцати, носила на себе следы, «типичные для результата жестокого изнасилования при отчаянном сопротивлении жертвы», в том числе углубление в кости под левым коленом: туда насильник ударил ее ножом, заставляя раздвинуть ноги. После этого нападения она прожила еще шесть месяцев – и также была похоронена обнаженной, со связанными руками и ногами и, вполне возможно, заживо, как и ее сестра по несчастью из той же могилы. Археологи предполагают, что она была казнена за потерю девственности, возможно, всплывшую на свет в результате беременности.
Мы можем лишь догадываться, за какое преступление претерпела наказание старшая из женщин… Но для юной девушки, обнаженной, связанной, покрытой шрамами и, возможно, еще живой, окруженной зверями в человеческом облике, эта грязная канава, скорее всего, открыла дорогу к милосердному забвению[112].
Утратив священный статус, женщины превратились в расходный материал. Одно из ацтекских человеческих жертвоприношений представляло собой прямую насмешку над былым могуществом женщин: каждый год в декабре женщину, одетую как Иламатекутли, Старая Богиня земли и зерна, обезглавливали и приносили ее голову жрецу, наряженному в такой же костюм и маску, а он вместе с другими жрецами в таких же одеяниях исполнял праздничный ритуальный танец. И это лишь один из множества ацтекских ритуалов такого рода. Каждый год в июне таким же образом приносили в жертву женщину, изображавшую Ксиулонен, Богиню молодого маиса, а в августе обезглавливали и свежевали женщину, игравшую роль Тетеоиннан, Матери Богов; жрец обряжался в ее содранную кожу и исполнял роль Богини в последующей церемонии. Мотив «убей-свою-мать» еще яснее звучит в одной детали этой кошмарной процедуры: одно бедро женщины-жертвы свежевали отдельно и изготавливали из этой кожи маску, которую надевал жрец, изображающий сына мертвой «матери»[113]. Схожие обычаи были распространены по всему миру: так, в дофеодальном Китае каждый год избирали молодую женщину, «невесту Желтого Князя», год откармливали ее и украшали, а затем бросали в Янцзы[114]. От ритуальных жертвоприношений до насильственных браков девочек – уничтожение женщин, как чума, распространилось от Индии, Китая, Европы и Ближнего Востока до самых отдаленных человеческих поселений; в сущности, повсюду, где к власти пришел фаллос.
По мере развития общества мужской контроль при помощи грубой силы уступал место контролю закона. В Риме pater familias обладал неоспоримой властью над жизнью и смертью всех членов семьи: в глазах закона он единственный из всего своего дома был полноценным человеком. В Греции, где в 594 году до н. э. начал работу законодатель Солон Афинский, одним из первых принятых им законом стал запрет для женщин выходить из дома по ночам; с этого началось, и чем дальше, тем больше их привязывали к дому и при свете дня. В Древнем Египте женщины сделались не просто собственностью, но юридически «частью тела» своих отцов или мужей, так что должны были разделять с ними любую их участь. Как рассказывает в своей «Мировой истории» потрясенный греческий историк Диодор (60–30 гг. до н. э.), ни в чем не повинные женщины даже пополняли ряды жалких рабов, принуждаемых к строительству пирамид:
…закованные в цепи, трудятся они, ни днем, ни ночью не зная отдыха. Нет у них даже тряпки, чтобы прикрыть наготу; ни дряхлость, ни женская немощь не дают им избавления – они работают под градом ударов, пока не упадут замертво[115].
Однако не все женщины жили как жертвы и умирали рабской смертью: было бы и неточно, и исторически несправедливо изображать весь женский пол пассивным и безропотно терпящим угнетение. Даже в то время, когда Аристотель всерьез обсуждал со своими учениками врожденную неполноценность женщины, в IV веке до н. э. некая Агнодика сумела проникнуть в чисто мужской мир науки. Она брала уроки медицины, а затем, переодевшись мужчиной, начала лечить женские болезни, да с таким успехом, что другие врачи, позавидовав ее успеху, обвинили ее в соблазнении пациенток. В суде, чтобы спасти себе жизнь, Агнодика принуждена была раскрыть свой пол; за этим последовало новое обвинение – в том, что она занялась делом, которое закон предназначал лишь для мужчин. Но и в этом Агнодика сумела оправдаться и продолжила свою практику. Так она стала первой известной нам женщиной-гинекологом[116].
Это показывает нам, что и в самых неблагоприятных обстоятельствах женщины не смирялись с судьбой. Верно, их топтали, как только могли; но чем выше вздымался фаллос нового властелина мира, тем встречал все более упорное и изобретательное сопротивление. Не так уж много трудов потребовалось, например, чтобы выстроить свои подпольные «коридоры власти»: распространившаяся во всем мире система менструальных табу – исключения менструирующих женщин из общества, чтобы они не заразили мужчин, не осквернили пищу или даже (в это верил Аристотель) не замутили своим дыханием зеркала – в сущности, предоставила женщинам широкие возможности для создания альтернативных властных центров и связей, тем более эффективных, что они оставались незримы. Того, что происходило в «менструальных хижинах» или на женских половинах, куда женщины заходили отнести еду, новости или что-то передать своей менструирующей сестре, мужчины не замечали – однако это неизбежно ощущалось в их жизни.
Нечасто женское сопротивление мужскому контролю выражалось открыто, даже насильственно; но и с таким пришлось столкнуться римским сенаторам в 215 году до н. э., когда, желая снизить инфляцию, они издали закон, запрещающий женщинам владеть более чем пол-унцией золота, носить разноцветные платья или ездить в экипаже, запряженном парой лошадей. Когда об этом разнеслась весть, толпы разъяренных женщин заполнили Капитолий и повалили по улицам: ни укоры чиновников, ни угрозы мужей не заставили их тихо разойтись по домам. Несмотря на яростное сопротивление печально известного женоненавистника Катона, закон был отозван: так состоялась, быть может, одна из первых побед сестринства и женской солидарности.
В игре в доминирование и подчинение женщины не всегда проигрывали: анналы исследователей XIX века богаты рассказами о первобытных африканских племенах, где женщины успешно отбили атаку фаллоса и продолжали править мужчинами. Большинство из них ныне исчезло, как племя валонда, о котором Ливингстон писал, что муж в нем находится в полном подчинении у жены, не осмеливается ничего сделать без ее одобрения. Но и по сей день ученые открывают и исследуют новые племена, такие, например, как каннибальское племя мундугума на реке Юэт в южной части Тихого океана, в котором женщины – такие же свирепые охотницы за головами, как и мужчины, и решительно отказываются иметь детей. Вековое сопротивление традиционной роли жены отражено и в поговорке, имеющей хождение в этом же регионе, на Островах Мануа: «Совокупление так мерзко, что единственный муж, которого можно вытерпеть – тот, которого и не почувствуешь»[117].
Это показывает, что женщины вовсе не легко и не без сопротивления принимали служебную роль, для которой, по мнению господ из всех известных нам фаллократий, они «предназначены самой природой». Многочисленными и разнообразными путями женщины подрывали и отвергали власть мужчин, утверждая свою независимость и свободу. Ведь новая политическая система мужского доминирования не была ни монолитной, ни единообразной: в ней находилось множество трещин, через которые могла проскользнуть предприимчивая женщина. Кроме того, хоть абстрактный фаллос и мог почитать себя властелином всего и вся – на деле мужчинам волей-неволей приходилось и жениться на женщинах, и становиться отцами женщин. Все эти факторы, взятые вместе,
