Эрик Вейнер - География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи
Подобно Шерлоку Холмсу, этому продукту Шотландии, Роджер придерживается детективного подхода к делу. Он уделяет особое внимание мотиву и возможности – и прежде всего возможности, поскольку ее «страшно недооценивают»:
– Множество людей уверяют, что своим успехом обязаны способностям. Надо же так себя обманывать!
Роджер видит ситуацию иначе. В таких местах, как Кремниевая долина, возникает критическая масса – происходит «фазовый переход» Мартина Гуттмана. Есть два ключевых фактора: время и пространство. Время играет важную роль: если бы Леонардо да Винчи жил не во Флоренции XVI века, а во Флоренции XXI века, он был бы не гением, а узником прекрасной тюрьмы.
«Все течет», – сказал Гераклит. Эта древнегреческая мудрость пронизывает всю жизнь Долины, где почти богословская вера в текучесть соединилась с технологическим пылом (или, как выразился Роджер, «идеей изменить мир так, чтобы оказаться у руля»).
Самонадеянный оптимизм полезен – но только вкупе с острым чувством времени. В Кремниевую долину каждый день приезжают технически одаренные люди, которые надеются стать новыми Марками Цукербергами. По словам Роджера, они забывают, что второго Цукерберга сейчас быть не может.
– Пройдет еще лет десять, прежде чем мы получим следующего Цукерберга. Такое не происходит по заказу. Должны сложиться предпосылки. Общество должно быть готово принять то, что вы делаете.
Сам Моцарт не выразился бы лучше. Он понимал, насколько важна аудитория. Его успех по крайней мере отчасти опирался на способность венцев оценить его музыку. Обитатели Кремниевой долины (во всяком случае, умные обитатели) тоже понимают важность аудитории. Но их аудитория – это не королевский двор и не музыкальные гурманы. Это вся планета – все, у кого есть выход в Интернет и несколько лишних долларов.
Один из самых устойчивых мифов – миф о полной свободе Кремниевой долины от традиции: якобы она вся устремлена в ближайшее будущее, а прошлое ее не заботит. Но как вам такая цитата? «Вы не поймете, что происходит сейчас, если не поймете, что было прежде». Эти слова мог бы сказать древний грек, или китайский философ, или шотландский просветитель. Но их изрек Стив Джобс. Он имел в виду свои отношения с Робертом Нойсом – отцом микрочипа. Джобс, человек без комплекса неполноценности, не постеснялся обратиться за советом к Нойсу на заре существования Apple. Годы спустя основатели Google пришли за советом к Джобсу. Когда у Марка Цукерберга были неприятности в ранние дни Facebook, он советовался с Роджером Макнами.
У каждого золотого века есть своя система менторов, формальная или неформальная. В инкубаторах и стартапах Долины вовсю действуют высокотехнологичные версии мастерской Верроккьо. Там меньше пыли, а под ногами не путаются цыплята с кроликами, но принцип остался прежним: зрелые и опытные ветераны передают навыки новичкам. Да, эти новички не столь терпеливы, как Леонардо да Винчи, и мало кто из них готов десять лет ходить в учениках. Однако они, несомненно, согласятся с Леонардо: «Ученик, который не превосходит учителя, посредственен».
Может, молодые таланты и не знают, что следуют традиции, но они ей следуют, пусть даже традиция состоит в «разрушении» традиции. Культура – это социальная ДНК. Она передает традиции от поколения к поколению, обычно незримым для нас образом. Но глаза остаются голубыми, даже если мы не знаем, какой набор генов в ответе за это. Так и социальная ДНК ведет нас к определенным поступкам, оставаясь незримой.
Яркий пример – офисы без перегородок. Сейчас накоплено достаточно данных о том, что они вредят – не способствуют творчеству, а подавляют его. Но войдите в офис любого стартапа в Долине – и вы найдете большие комнаты без перегородок. Почему? Так принято.
Разумеется, ссылки на традицию – не лучший способ получить большой и жирный чек из ухоженных рук венчурного инвестора. Нельзя сказать: «Мое революционное приложение основано на столетиях традиции». Так дело не пойдет: нужно сделать вид, что вы придумали нечто совершенно новое и неслыханное. Вся Кремниевая долина играет в этот фарс. Но умные игроки понимают, что фарс есть фарс.
Наш разговор неизбежно съезжает на любимую тему Кремниевой долины: неудачи. Я спрашиваю собеседника, как он относится к той банальности, что Долина спокойно смотрит на неудачи.
Конечно, отвечает он, без неудач дело не обходится, но ведь они не самоцель. Если вы все время наступаете на одни и те же грабли, вы идиот, а не гений. Ключ к «успешной неудаче» состоит в научном методе.
– Научный метод – это когда вы пробуете снова и снова, пока все не получится. Вы подходите к неудачам разумно и конструктивно. Неудачи способны многому научить, если не опускать руки.
Но важно, чтобы неудачи были как можно более ранними: так отсекаются тупиковые варианты. И тут мы упираемся в знаменитый девиз Долины: «Проигрывай быстрее». У него есть продолжение: «Проигрывай быстрее, проигрывай лучше». Насчет «быстрее» понятно: гении всегда умели вовремя распознать слабую идею и выйти на правильный путь. Но чего-то в девизе не хватает. Да и вторая часть вызывает вопросы: ведь каждая неудача сугубо индивидуальна…
В Кремниевой долине есть нечто глубоко «дарвиновское» (мы все эволюционируем!), а Дарвин посоветовал бы нам толику бесшабашности в подходе к неудачам. Его «эксперименты для глупцов» были рассчитаны на фортуну: мало ли – вдруг получится? День на день не приходится. Подобно Кремниевой долине, Дарвин был настроен на шанс и позитив.
Этот подход к неудачам отлично согласуется с «силой ограничений». По мнению Роджера, лучшие идеи – это идеи, которые появились в неидеальном и неотшлифованном виде. Они нуждаются в доработке, а через доработку, через глупые и повторные неудачи возникнет нечто хорошее и лучшее. Кремниевая долина построена на трупах неудач. Неудача становится удобрением. Однако удобрение требует толкового обращения. Если фермер подойдет к делу без сноровки, оно останется лишь бесполезной и дурно пахнущей грудой.
Как я уже сказал, в Кремниевой долине почти ничего не изобрели. Транзистор выдумали в Нью-Джерси, мобильник – в Иллинойсе, Всемирную паутину – в Швейцарии, а венчурный капитал – в Нью-Йорке. В этом смысле обитатели Долины, как и древние афиняне, – жуткие халявщики. Слова Платона, сказанные о греках, применимы и к Кремниевой долине: что они заимствуют (воруют?) у чужеземцев, они делают совершенным.
Да, в Кремниевой долине хорошие идеи не рождаются. В ней они встают на ноги, чтобы пойти…
А еще это место, где многие идеи умирают. Каждый день их приканчивают систематически и безжалостно. В этом состоит подлинный гений Долины. Золотому веку нужны люди пытливые, способные отличить хорошие задумки от плохих, великую музыку от посредственной, блестящую поэму от графомании, а научные прорывы от мелких улучшений. В Афинах эту роль играли граждане города, в музыкальной Вене – королевский двор и чуткие слушатели, а во Флоренции – покровители, особенно Медичи. Кто годится на роль Медичи для Кремниевой долины?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Пожалуй, больше всего под это определение подходят венчурные инвесторы и «бизнес-ангелы». Конечно, аналогия хромает, и Роджеру она не по душе – но в нашем мире именно деньги решают, какие идеи получат развитие, а какие засохнут на корню. А значит, человек, который контролирует деньги, контролирует многое.
Мне симпатичен Роджер. Симпатично сочетание науки и поэтичности в его рассуждениях. Симпатичен трезвый взгляд на Кремниевую долину, не искаженный розовыми стеклами Google Glass. Гениален ли он? Не знаю. Но что-то гениальное определенно просматривается – например, способность к необычно долгой предельной концентрации на той или иной проблеме. Однако он практикует и дефокусированное внимание, а также имеет множество сторонних интересов: читает по 40 романов в год и играет в группе Moonalice.
– Романы помогают мне понимать людей, а музыка – понимать себя, – объясняет он при прощании.
Я уже собираюсь уходить, когда в голову приходит еще один вопрос:
– Вы умный или удачливый?
Ответ следует без запинки:
– Да какая на фиг разница?
Возвращаясь к машине, я осознаю, что ответ – высказанный не без красочно-простонародных выражений – звучит очень по-гречески. Разве нам, простым смертным, под силу понять, где заканчиваются возможности людей и начинается вмешательство богов?
Юджину, моему покойному другу из Флоренции, понравилась бы Кремниевая долина. Как и в хорошей пинаколаде, в ней точно угаданы пропорции. Безжалостная конкуренция уравновешена щедрым и умным сотрудничеством. (Одно исследование показало: люди, соперничавшие друг с другом, впоследствии сотрудничают лучше, чем те, между кем не было конкуренции.) Кремниевая долина одновременно велика и мала: достаточно велика, чтобы иметь глобальное значение, но достаточно мала, чтобы людей называли по именам. Внутренняя мотивация соединена здесь с внешней. «Я занимаюсь этим, поскольку мне это нравится и поскольку получаю кучу денег». Здесь хорошо налажены связи, но бал правят интроверты. Здесь бросают вызов мировым устоям, но глубоко небезразличны к чужому мнению, к вашему мнению. Здесь гигантские скачки стали частью повседневности. И какую бы правильную вещь вы ни сказали о Кремниевой долине, будет верна и противоположная.
