Славой Жижек - Метастазы удовольствия. Шесть очерков о женщинах и причинности
165
Отыгрывание (фр.). – Примеч. перев.
166
Через отрицание (лат.). – Примеч. перев.
167
Richard Rorty, Contingency, Irony, and Solidarity, Кембридж: Cambridge University Press, 1989, стр. 179. [Ричард Маккей Рорти (1931–2007) – американский философ. – Примеч. перев.]
168
Связь между исчезновением (афанизом) и темой амнезии (потерей памяти и восприятия собственной идентичности) в фильмах-нуар см. гл. 5 в: Slavoj Žižek, Enjoy YOUR Symptom!.
169
Уильям Шекспир, «Кориолан», акт II, сцена 2, пер. Ю. Корнеева. – Примеч. перев.
170
Неизданная рукопись: Violence et politique, стр. 24–25; [Этьен Балибар (р. 1942) – французский философ, профессор политической философии, преподаватель французского и английского языков и современной литературы. – Примеч. перев.]
171
Зд.: зловещий (нем.). – Примеч. перев.
172
В силу этого, тем самым (лат.). – Примеч. перев.
173
Рус. изд., напр.: Олдос Хаксли. Серое Преосвященство: этюд о религии и политике. Пер. В. Голышева, Г. Дашевского. М.: Московская школа политических исследований, 2000. – Примеч. перев.
174
Интересы государства (фр.). – Примеч. перев.
175
Jacques Lacan, The Ethics of Psychoаnalysis, Лондон: Routledge, 1992, стр. 149. [Рус. изд.: Жак Лакан. Семинары. Книга 7. Этика психоанализа. Пер. А. Черноглазова. М.: Гнозис, 2006. Здесь и далее цит. по этому изданию, с испр. – Примеч. перев.]
176
Там же, стр. 150; перевод [с фр. на англ. – примеч. перев.] изменен.
177
То Лаканово определение Реального – что оно вечно возвращается на свое место – не до-Эйнштейново ли и как таковое обесценено релятивизацией пространства относительно наблюдателя, т. е. отменой представления об абсолютном пространстве-времени? Однако теория относительности имеет свой абсолютную постоянную – пространственно-временной интервал между двумя событиями есть неизменный абсолют. Пространственно-временной интервал определяется как гипотенуза прямоугольного треугольника, чьи катеты – временно́е и пространственное расстояние между двумя событиями. Один наблюдатель может находиться в движении так, что для него между двумя событиями – одни пространство и время, другой же может двигаться так, что его измерительные приборы покажут другие пространство и время, но пространственно-временной интервал между этими двумя событиями неизменен. Эта постоянная – Лаканово Реальное, и оно «остается одним и тем же во всех возможных вселенных».
178
Lacan, The Ethics of Psychoаnalysis, стр. 151.
179
Следовательно, ясно, что это роковая ошибка – отождествлять Даму куртуазной любви, этот безусловный Идеал Женщины, с женщиной, не подверженной фаллическому удовольствию: противопоставление повседневной, «укрощенной» женщины, с которой половые отношения кажутся возможными, и Дамы qua «нечеловеческого партнера» не имеет ничего общего с противопоставлением женщины, подчиненной «фаллическому означающему», и женщины qua носителя удовольствия Другого. Дама – проекция мужского нарциссического Идеала, ее образ возникает как результат мазохистского договора, по которому женщина принимает роль строгой госпожи в театре, устроенном мужчиной. Поэтому Россеттиева Беата Беатрикс, к примеру, не воспринимается как воплощение удовольствия Другого: как и с любовью-смертью Изольды у Вагнера, мы имеем дело с мужской Фантазией.
180
Lacan, The Ethics of Psychoanalysis, стр. 151.
181
Gilles Deleuze, Coldness and Cruelty, в Masochism, Нью-Йорк: Zone Press, 1991.
182
Вот поэтому лесбийский садомазохизм куда более подрывной, чем обычное «мягкое» лесбийство, которое ставит нежные отношения между женщинами выше агрессивно-фаллического мужского проникновения: хотя содержание лесбийского садомазохизма подражает «агрессивной» фаллической гетеросексуальности, это содержание подрывает сама договорная форма таких отношений.
183
Логика здесь та же, что и в «не-психологической» вселенной «Твин Пикс» (1990–1992), где мы сталкиваемся с двумя основными типами людей: «нормальными», привычными людьми (персонажами, основанными на клише из мыльных опер) и «чокнутыми» эксцентриками (дама с поленом и пр.); зловещее свойство вселенной «Твин Пикс» ощущается из-за того, что отношения между двумя этими группами следуют правилам «нормального» общения: «нормальные» люди совершенно не удивляются и не возмущаются странному поведению эксцентриков – они считают их частью своей привычной среды.
184
Рус. изд., напр.: Филлис Дороти Джеймс. Пристрастие к смерти. Пер. И. Дорониной. М.: АСТ, 2008.
185
P. D. James, A Taste for Death, Лондон, Бостон, Массачусетс: Faber & Faber, 1986, стр. 439.
186
Там же, стр. 440.
187
Показательный пример такого обратного сочетания – наблюдения qua объекта a, которого истеризует Другой, – имеется в фильме «Леди в озере» (1947) Роберта Монтгомери; привлекательна в этом фильме сама его неудача. Точка зрения крутого детектива, которая нам навязана посредством постоянно субъективной камеры, никак не создает в нас, зрителях, впечатления, что мы действительно видим происходящее глазами человека, показанного камерой в прологе или эпилоге (единственные «объективные кадры» во всем фильме), или когда он смотрит в зеркало. Даже когда Марлоу «видит себя в зеркале», зритель не принимает, что лицо, на которое он смотрит, глаза на этом лице – точка зрения камеры. Когда камера тащится себе дальше, неуклюже и медленно, кажется, скорее, что это точка зрения зомби из «Ночи живых мертвецов» (1968) Ромеро (та же ассоциация лишь подкрепляется рождественской хоровой музыкой, очень несвойственной фильмам нуар). Скажем еще точнее: такое впечатление, будто камеру разместили рядом или сразу позади Марлоу, и она эдак смотрит из-за его спины, имитируя воображаемый взгляд его тени, его призрачного двойника – «живого трупа» у него за спиной. Никакого двойника рядом с Марлоу нет, поскольку его двойник, то, что в Марлоу «больше, чем он сам», есть сам взгляд как Лаканов objet petit a, у которого нет описываемого образа (голос, комментирующий историю, принадлежит взгляду, а не Марлоу qua диегетической личности.) Объект-взгляд есть причина желания женщин, которые все время оборачиваются на него (т. е. смотрят в камеру): это оголяет их в непристойном смысле – или же, иными словами, истеризует их, одновременно притягивая и отталкивая. Именно из-за этой объективации взгляда «Леди в озере» – не фильм нуар. Ключевая черта настоящих фильмов нуар в том, что точка зрения рассказчика есть точка зрения субъекта.
188
Sigmund Freud, On the Universal Tendency to Debasement in the Sphere of Love (1912), в: James Strachey, ed., The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, т. II, Лондон: Hogarth Press, 1986, стр. 187. [Рус. изд., напр., в: Зигмунд Фрейд. Очерки по психологии сексуальности. Пер. М. Вульфа. М.: Попурри, 2007, 2014. Цит. по этому изданию. – Примеч. перев.]
189
Jacques Lacan, Le siminaire, livre XX: Encore, Париж: Éditions du Seuil, 1975, стр. 65. [Рус. изд.: Жак Лакан. Семинары. Книга 20. Еще. Пер. А. Черноглазова. М.: Гнозис, 2011. Цит. по этому изданию. – Примеч. перев.]
190
Lacan, The Ethics of Psychoanalysis, стр. 152. [Цит. по пер. А. Черноглазова с испр. – Примеч. перев.]
191
«…par une inversion de l’usage du terme de sublimation, j ‘ai le droit de dire que nous voyons ici la deviation quant au but se faire en sens inverse de I’objet d’un besoin» (Jacques Lacan, Le siminaire, livre VIII: Le transfert, Paris: Éditions du Seuil, 1991, стр. 250). То же касается любого объекта, действующего как знак любви: его применимость упразднена, а сам он превращается в способ предъявления требования любви.
192
Jacques Lacan, Écrits: A Selection, Нью-Йорк: Norton, 1977, стр. 324. Первым этот «экономический парадокс кастрации» сформулировал в поле философии Кант. Один из частых упреков Канту – в том, что он был противоречивым мыслителем, застрявшим на полдороге: с одной стороны, Кант уже в новой вселенной демократических прав (égaliberté, если воспользоваться понятием Этьена Балибара), с другой – все еще в парадигме мужского подчинения некому высшему Закону (императиву). Однако Лаканова формула фетишизма – дробь с а в числителе и минус «фи» в знаменателе (кастрация) – позволяет нам понять взаимозависимость этих двух вроде бы противоположных аспектов. Ключевая черта, отличающая демократическое поле égaliberté от добуржуазного поля традиционной власти, – потенциальная безграничность прав: права никогда не реализованы полностью и даже не определены исчерпывающе, поскольку мы имеем дело с бесконечным процессом постоянного формулирования новых прав. В этом смысле положение прав в современной демократической вселенной – положение objet petit a, т. е. неуловимого объекта-причины желания. Откуда берется эта черта? Связный ответ на этот вопрос может быть лишь один: права (потенциально) беспредельны, потому что отречение, на котором они основаны, тоже беспредельно. Представление о радикальном, «беспредельном» отречении как цене, которую индивид должен заплатить за свое вхождение в социально-символическую вселенную, т. е. представление о «неудовлетворенности цивилизацией», о неустранимом противостоянии между «истинной природой» человека и общественным порядком, возник лишь вместе с современной демократической вселенной. Прежде, в пространстве традиционной власти, «социализированность», склонность к подчинению власти и правилам той или иной общины, считалась неотъемлемой частью самой «природы» человека qua zoon politikon [политического животного (гр.) – Примеч. перев.]. (Что, конечно, не означает, что это отречение – «символическая кастрация», если говорить в психоаналитических понятиях – не была задействована внутренне с самого начала: речь о логике ретроактивности, в которой все «становится тем, чем всегда-уже было»: современная буржуазная вселенная Прав сделала зримым отречение, которое всегда-уже имело место.) А беспредельная сфера прав возникает именно как своего рода «компенсация»: вот что мы получаем в обмен на беспредельное отречение, такова цена, которую мы платим за вход в общество.
