Эрик Вейнер - География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи
Одним словом, Фрейд потерпел неудачу. Здесь мы снова сталкиваемся с одним из самых недопонятых аспектов гениальности – неудачей. Обычно, когда всплывает эта тема, вспоминают избитую банальность: успешные люди, мол, не боятся неудач. Да, не боятся. Но ведь и неудачники не всегда боятся, да и подобных «плюсов» у них хоть отбавляй. В чем же разница между неудачей, которая стимулирует инновации, и неудачей, которая тянет за собой новые неудачи?
По мнению ученых, дело не в неудаче как таковой, а в отношении к ней, реакции на нее. «Успешные неудачники» – это люди, которые точно помнят, где и как потерпели неудачу, и, еще раз столкнувшись с аналогичной проблемой, пусть на новый лад, могут быстро и эффективно задействовать эту информацию. Один психолог объясняет: «Когда появляется ключевая информация, картина внезапно обретает полноту – и решение находится». Иными словами, «успешные неудачники» заходят в тупик, как и все остальные люди, однако они лучше помнят, в чем состояла ошибка, и не наступают на старые грабли.
Это имеет колоссальное значение. Прежде всего, видно, что важно не знание как таковое, а то, как мы с ним обращаемся и сколь легко можем им воспользоваться. Совет, который мы слышали в детстве при неудачах: «Забудь и живи дальше», глубоко ошибочен. К гениальности ведет иной путь: «Помни – и живи дальше».
Робко и с благоговением я вхожу в личный кабинет Фрейда. У стола висит зеркало в золоченой раме. Всматривался ли Фрейд, глядя в него, в результаты хирургических операций – следы попыток избавиться от раковой опухоли, съедавшей его гортань? Он испытывал страшные боли, но не бросил курить до конца жизни. По его словам, без сигары он не мог работать. А работал постоянно: с утра принимал пациентов, вечером общался с коллегами и друзьями, потом читал и писал до глубокой ночи. Как Моцарт.
Здесь по-прежнему стоит одна из любимых вещей Фрейда – рабочее кресло, сделанное по особому заказу и с учетом своеобразной манеры сидеть. Фрейд часто садился по диагонали: одну ногу перекидывал через подлокотник, голову держал на весу, а книжку достаточно высоко. Чуть позже я попытаюсь повторить этот цирковой номер – и уже через несколько секунд испытаю дискомфорт. Как это пришло Фрейду в голову? Неужели ему было удобно? Или это просто мазохизм? Какой здесь скрытый смысл?
Быть может, он пытался (бессознательно!) «нарушить схему». Нарушение схемы – это когда мир переворачивается вверх дном, ломаются временные и пространственные стереотипы. Бетховенский «свинарник» дома и «завалы» на письменном столе Эйнштейна – один из примеров нарушения схемы. Некоторые психологи пытались сделать нечто подобное в лабораторных условиях. Скажем, просили одних участников приготовить завтрак в «неправильной» последовательности, а других – в «правильной». Бóльшую «когнитивную гибкость» впоследствии демонстрировала первая группа. Кстати, не обязательно нарушать схему лично – можно (вдумчиво) наблюдать за ее нарушением со стороны. В плане творчества смотреть, как люди делают странные вещи, – почти то же самое, что делать их самому.
Так многое становится понятным. Это объясняет, почему в таких творческих местах, как Вена, прорывы в одной области вели к прорывам в иных областях. Говард Гарднер отмечает: «Знание о том, что рисовать можно иначе, повышало вероятность нового танца, новой поэзии и новой политики». Нарушения схемы объясняют, как Фрейд оказался под влиянием венской культурной сцены, хотя и не был сопричастен ей напрямую. Новшество витало в воздухе. Гениальность порождает гениальность.
Более того, новые идеи – в частности, теории Фрейда – получали большее признание именно в таких городах, как Вена, поскольку, пишет Михай Чиксентмихайи, «творчество чаще возникает в тех местах, где новые идеи легче приживаются». Места, привычные к новым идеям и новым способам мышления, более готовы к их появлению, а гений и признание нераздельны. Настоящий гений – это признанный гений.
Вена также обеспечила Фрейду сырье для теорий. На мягкой кушетке не иссякал поток богачей, измученных проблемами, ибо Город снов был также Городом лжи. В этом городе все занимались сексом, но никто об этом не говорил. Не случайно венцы даже создали особое слово для обозначения красивой лжи: Wienerschmäh. По словам журналиста Карла Крауса, город стал «нравственной клоакой, где нет никого и ничего честного, где всё – фарс».
Взять хотя бы писателя Феликса Зальтена. Он больше всего известен своим романом «Бэмби», положенным в основу диснеевского фильма. Но он же написал «Историю жизни венской проститутки». Вот отрывок из первого абзаца:
Я очень рано стала проституткой и испробовала все, что только – в постели, на столах, стульях, скамейках, прижатой к голой каменной ограде, лежа на траве, в углу темной подворотни, в chambresseparees, в вагоне железнодорожного поезда, в казарме, в борделе и в тюрьме – вообще может испробовать женщина, однако я ни в чем не раскаиваюсь[64].
Подумать только: автор «Бэмби» – «Бэмби»! – втихую писал порнографические романы. Уже один этот факт говорит все, что нужно знать о Вене начала ХХ века и о том, почему она стала идеальным местом для Зигмунда Фрейда и его необычных теорий человеческой психики. Гарднер заключает: «Трудно представить, чтобы научная карьера и творчество Фрейда сложились в совсем иной обстановке».
И все-таки идеи Фрейда были непреходящи. Гений есть гений. Такие вещи рождаются при определенных обстоятельствах, но имеют универсальное значение. Идеи подобны бананам. Бананы растут лишь в тропиках, но ничуть не менее вкусны в Скандинавии.
Фрейд считал себя «искателем приключений, обладающим всей пытливостью, отвагой и стойкостью искателя». Но если он был Дон Кихотом, он нуждался в своем Санчо Пансе. Каждому гению нужен такой человек. У Пикассо был Жорж Брак, у Марты Грэм – Луис Хорст, у Игоря Стравинского – Сергей Дягилев. Кем же был Санчо Фрейда?
На отцветшей фотографии видны два бородача. Один из них Фрейд – не ссутуленный пожилой профессор, а человек еще молодой, стройный, с пышной бородой и диковатой удалью в глазах. Мужчина рядом с ним более худощав. Оба глядят куда-то вдаль, словно их внимание чем-то поглощено.
Второй человек – Вильгельм Флисс, яркий и эксцентричный медик и нумеролог. Эти незаурядные люди познакомились на одной из конференций, быстро подружились и переписывались в течение десятилетия. «Здесь я одинок, толкуя неврозы. Про меня думают, что у меня не все дома», – писал Фрейд Флиссу в 1894 г., вскоре после знакомства.
Флисс читал рукописи Фрейда, делал критические замечания и вносил предложения, а Фрейд был благодарным слушателем странных идей Флисса. Казалось, они отлично подходят друг другу – яркий пример компенсаторного гения. Эти «высококомпетентные профессиональные медики работали у пределов, положенных признанной медицинской наукой, – или даже за этими пределами», – пишет Питер Гей. Кроме того, оба были евреями и «сошлись с легкостью, как братья по гонимому племени».
Некоторые идеи Флисса были очень странными. Он полагал, что все недуги, особенно сексуальные, связаны с носом. Для излечения от «назального рефлекторного невроза» он рекомендовал кокаин, а если не поможет – операцию. Такой операции подверглись несколько его пациентов и его новый друг Зигмунд Фрейд. Сложно сказать, насколько Фрейд верил странным идеям Флисса, но Флисс «был именно таким близким другом, в каком он нуждался: способным доверительно выслушать, подбодрить, поддержать, совместно и непредвзято поразмыслить» (П. Гей). Одно из писем, которое Фрейд написал Флиссу в пору расцвета их мужской дружбы, содержит строку: «Ты – единственный Другой». Интересно, почему он выразился именно так? Что видел великий Зигмунд Фрейд в этом Другом – странном маленьком человеке с зацикленностью на назальном неврозе?
Не будем забывать: в ту пору взгляды Флисса были ничуть не более дикими, чем взгляды Фрейда. Оба работали на грани респектабельности и поддерживали друг друга. «Ты научил меня, – с благодарностью писал Фрейд, – что в каждом расхожем безумстве кроется капелька истины». Однако подчас в безумстве не кроется ничего, кроме безумства. И постепенно Фрейд пришел к этому печальному, но неизбежному выводу в отношении Флисса. У них начались постоянные споры. К лету 1901 г. Фрейд сообщил своему бывшему другу: «Ты истощил пределы своей проницательности». Дружба закончилась.
В наши дни фрейдизм вышел из моды, но Фрейд по-прежнему считается одним из величайших умов человечества. Вильгельма Флисса почти забыли как полубезумца со странными идеями про человеческие носы. Но добился бы Фрейд успеха и преодолел бы одиночество, если бы рядом с ним не оказалось его Санчо Пансы – Флисса? Вспомним: открытость альтернативным мнениям способствует творческому мышлению даже в тех случаях, когда альтернативные мнения глубоко ошибочны. Фрейд нуждался в Флиссе. Нуждался в нем как в слушателе. Нуждался в его ушах, а не в его носе. Читая их переписку (увы, сохранились только письма Фрейда), мы видим, что добрый доктор боролся с отчаянием («мрачные времена, непередаваемо мрачные») и опробовал на критичном, но чутком друге свои новоиспеченные идеи.
