Хью Томас - Золотой век Испанской империи
Карл, с другой стороны, отправился вместе со двором на юг, в Севилью, где 10 марта 1526 года встретился с уже ожидавшей его инфантой Изабеллой. К своему облегчению, он обнаружил, что она превосходно изъясняется на испанском языке, на котором к тому времени он и сам научился говорить довольно сносно. Они были официально помолвлены кардиналом Якопо Сальвиати, папским легатом в Испании, и почти сразу же после этого обвенчались в Алькасаре{279}. Праздничный бал открывал любимец Карла, фламандец Шарль де Пупе, сеньор Ла Шоль, приложивший так много сил к устройству этой свадьбы{280}.
Алькасар был заблаговременно декорирован в генуэзском стиле – уместно для места, которое было столь многим обязано этому лигурийскому городу. Дантиск докладывал королю Сигизмунду, что бракосочетание не позволили сделать дорогостоящим, поскольку был Великий пост, и кроме того, двор пребывал в трауре по другой сестре Карла, королеве Дании. Судя по всему, на церемонию не был приглашен ни один посол{281}.
Двор оставался в Севилье несколько месяцев, а в июле отправился в Гранаду – город, которым кастильцы к тому времени правили уже тридцать лет. Здесь двор остался до декабря и наконец-то принял послов. Пребывание в Гранаде представляло собой затянувшийся медовый месяц Карла и его молодой жены Изабеллы; их наследник Филипп был зачат в сентябре{282}.
Однако к этому времени до двора начали доходить дурные вести. Прежде всего, не успел король Франциск I освободиться, как он в Коньяке вступил в новый и совершенно непредвиденный альянс с папой Климентом VII, который стал известен под названием «Папская лига»[51]{283}. Папский легат Сальвиати в спешке покинул Гранаду. Франческо Мария Сфорца в Милане, а также правители Флоренции и Венеции – герцог Алессандро и дож – оказали Карлу свою поддержку. Император был потрясен тем, что счел предательством со стороны папы Климента, однако тот уже написал Карлу, обвиняя его в том, что тот нарушает мир.
Ответ папе был написан блестящим Альфонсо де Вальдесом, новым секретарем Карла для ведения латинской корреспонденции; он был сыном старого христианина, совершившего ошибку – или, возможно, выказавшего хороший вкус, – женившись на женщине из конверсо{284}. Убежденный эразмист, Вальдес стремился повлиять в этом ключе и на своего господина, Карла, посредством черновиков речей и писем, которые для него писал, – так же, как часто поступают современные спичрайтеры. У Вальдеса была идея империи, где Карлу отводилась роль реформатора именно благодаря принятию им эразмианских взглядов. В своем диалоге «Бnima» он писал: «Первое, что я сделал, – это дал понять всем и каждому, что я имею такое влияние на короля, что могу сделать с ним все, что только захочу, и что он ничего не может сделать без меня»{285}. Вальдес был естественным союзником Алонсо де Манрике, инкисидора-хенераль, который считал, что имеет королевскую поддержку в вопросе использования Священной канцелярии в гуманистических целях.
Карл присутствовал в Гранаде, в апартаментах Гаттинары, 17 сентября 1526 года, когда письмо для Климента было вручено новому нунцию. Этот человек всецело подходил для того, чтобы оценить значение подобного документа, ибо им был не кто иной, как мантуанский писатель Бальдассаре Кастильоне, прежде являвшийся послом герцога Урбинского к папе Льву X в Риме. В 1519 году он также был представителем в Риме рода Гонзага – до тех пор, пока не отправился в Испанию в 1524 году. Там он натурализовался и вскоре получил сан епископа Авильского. В 1526 году он был поглощен работой над своим диалогом «О придворном»[52], который будет опубликован в Венеции в 1528 году и станет знаменитым трудом для многих поколений.
Кастильоне вовсе не хотелось посылать Клименту VII столь резкое послание, однако Карл настаивал: «Милорд нунций, после того, как вы примете у меня это письмо для Его Святейшества, в котором я перечисляю некоторые несправедливые обвинения против меня, я, пользуясь случаем, более полно выскажу свои мысли в устной форме, и я могу лишь надеяться, что в дальнейшем папа станет относиться ко мне, как добрый отец относится к преданному сыну»{286}. Император прибавил, что он желает видеть мир не только в Италии, но и во всем мире, поскольку только таким образом могут быть побеждены турки. Однако если папа будет действовать не как отец, но как враг, не подобно пастуху, но подобно волку, то Карлу ничего не останется, как апеллировать ко всеобщему церковному собору{287}. Нунций неохотно согласился передать эти замечания своему господину в Риме.
Переговоры Кастильоне с императором Карлом продолжились в Гранаде. Кастильоне восхищался Карлом. Согласно его отчету от 17 августа, в этот день представитель Франции в присутствии самого Кастильоне и венецианского посла Гаспара Контарини объяснился относительно возникновения новой «Папской лиги». Император был в ярости и сказал французу так: «Если бы ваш король сдержал свое слово, мы бы простили ему этот поступок. Но он предал меня, его действия недостойны ни короля, ни дворянина. Я требую, чтобы христианнейший король, поскольку он не в состоянии держать своего слова, снова стал моим пленником. Лучше нам будет сразиться и решить нашу размолвку рукопашной, чем проливать кровь многих христиан». Этот вызов на рукопашный поединок был типичным для Карла рыцарственным жестом[53]. В то время многим все еще казалось, что испанцы не играют никакой роли в формировании политики Карла V: все политические решения принимала ограниченная группа фламандских советников{288}.
Гаттинара сказал, что возможно, тем, кто доселе доверялся Франции и пренебрегал Италией, пришло время ответить за свои поступки. Для того чтобы получить поддержку от немецких правителей, включая его брата Фердинанда, Карл пообещал помилование всем, кто разошелся с ним во взглядах в 1521 году на Вормсском рейхстаге.
20 августа от папы Климента пришел короткий ответ, и Кастильоне с удовлетворением отметил, что Карл не выглядел разгневанным. Гаттинара подготовил новый ответ на двадцати двух страницах – Вальдес, с гордостью официального спичрайтера, заявлял, что сам писал для него черновик. Это было послание «Pro divo Carolo… Apologetici libri duo». Гаттинара представил его Совету Кастилии в гранадском доме генуэзской купеческой семьи Чентурионе. В тогдашних обстоятельствах этот документ выглядел чрезмерно эразмианским, поскольку он пытался уничтожить политические притязания папства и свести роль папы исключительно к пастырской деятельности{289}.
Впрочем, вскоре после этого разразилась новая катастрофа: солнечный мир, в который была погружена Гранада во время королевского медового месяца, закончился в сентябре с прибытием ужасных вестей из Венгрии. 29 августа султан Сулейман в битве при Мохаче разгромил христианское королевство Венгрию; король Людовик (приходившийся Карлу зятем), два архиепископа, пять епископов и множество дворян были убиты. В поражении сыграла значительную роль новая, более мощная и современная артиллерия турок. Удар был совершенно непредвиденным. Неделей позже Сулейман был уже в Буде. Где удастся остановить турецкую армию? В Вене?
Вдова Людовика и сестра Карла Мария пребывала в смятении. Она делала все возможное для того, чтобы ее брат Фердинанд, который был мужем ее золовки, сестры короля Людовика Анны Венгерской, наследовал ее мертвому мужу. В кои-то веки можно было наблюдать единодушный отклик со стороны христиан: дворяне, прелаты, города, все учреждения христианского мира были готовы предпринять все возможные усилия. «И снова, – отмечает современный историк, – Кастилия выказала свою европейскую и христианскую природу»{290}.
Как бы там ни было, ответ Гаттинары папе Клименту был отправлен. Этот документ обвинял Климента в вероломстве и оправдывал то, как сурово обошелся Карл с Реджио, Моденой и Миланом. Язык письма зачастую был саркастическим: едва ли можно поверить, замечалось в нем, что наместник Христов способен приобретать земные блага ценой хотя бы капли человеческой крови – разве это не противоречит учению Святого Писания?{291}
Тем временем эрцгерцог Фердинанд был наконец избран королем Богемии. Однако значительную часть того, что осталось от Венгрии, захватил трансильванский дворянин Янош Запольяи – с которым, а затем с его потомками, Габсбурги будут вести то затухающую, то вновь возобновляющуюся гражданскую войну на протяжении двух поколений.
После долгого пребывания в Гранаде, 5 декабря король, королева и двор покинули город и направились в Убеду, где на некоторое время остановились в великолепном новом особняке королевского секретаря Кобоса. Именно здесь Карл подписал контракт с Франсиско де Монтехо, позволявший тому завоевывать и колонизировать Юкатан. Это означало отмену прежней дарственной, отдававшей Юкатан Лорану де Горрево, которому это право было предоставлено в 1519 году.
