Хью Томас - Подъем Испанской империи. Реки золота
Этот указ, составленный инквизитором Торквемадой, предписывал, чтобы «святая евангелическая и католическая вера» была растолкована всем евреям Кастилии и чтобы до конца июля все они были крещены или покинули страну{275}. Если же по недальновидности, как считали монархи, они решат покинуть страну, то им будет позволено взять большую часть движимого имущества – кроме денег, золота, серебра, оружия и лошадей. Те, кто решит принять христианство, будут полностью приняты в кастильское общество. Указ объяснял, что в последнее время в Испании появилось слишком много дурных христиан – эвфемизм для не до конца обратившихся евреев – и что это было следствием постоянного общения с евреями{276}. Петер Мартир говорит, что евреи, будучи в целом богаче христиан, успешно совращали и соблазняли конверсос{277}. Не стоит забывать, что раввины говорили, что насильно обращенные евреи не могут считаться настоящими христианами.
Этот указ нельзя рассматривать в отрыве от организации Святой палаты, инквизиции, в 1480 году. С тех пор около 13 000 человек были признаны виновными в тайном следовании еврейским традициям и, как уже говорилось выше, около 2000 человек в результате погибли. Эти духовные колебания, как думали власти – или как их побуждали думать, – возникали отчасти оттого, что повсюду в Испании встречались евреи с их синагогами, библиотеками и весьма красноречивыми раввинами. Корона попыталась на кортесах в Толедо в 1480 году изолировать евреев политически, – но было очевидно, что они продолжали встречаться, учить, совершать обрезание как у иудеев, так и у конверсос и, возможно, снабжать последних иудейскими молитвенными книгами. Они резали скот согласно иудейской традиции и ели пресный хлеб. Корона считала, что одной из причин, почему некоторые – многие – конверсос сохраняли еврейские обычаи и традиции, было то, что они продолжали общаться с ортодоксальными евреями.
Монархи и их советники, вероятно, считали, что из-за слабости человечества «дьявольские обманы и соблазны» иудеев могут завоевать христианский мир – если не будет устранен «главный источник опасности» – сами евреи{278}. В 1483 году инквизиторы старались изгнать всех евреев, живших в диоцезах Севильи и Кордовы, и действительно, многие бежали оттуда, хотя и остались в Испании. Это привело к тому, что еврейский пригород Севильи Триана опустел и был готов, как можно было бы сказать, принять моряков. Затем было несколько скандальных случаев, когда вскрывался сговор между евреями и конверсос. Однако в некоторых наиболее печально известных случаях, как с Бенито Гарсией и «Святым чадом Ла Гуардиа» в 1490 (закончившимся аутодафе в Авиле в ноябре 1491 года), имеющиеся свидетельства кажутся поддельными{279}.
Целью нового указа 1492 года, насколько это касалось обоих монархов (особенно Фердинанда), было покончить с иудаизмом – но не самими евреями, которых король и королева надеялись обратить в христианство. Разве благочестивый житель Майорки, мистик Раймунд Луллий, живший в XIII веке, не предполагал, что путем убеждения можно освободить иудеев от влияния раввинов, и не предлагал изгонять бунтарей?{280} Монархи также были твердо намерены защитить от «народного гнева» своих советников-конверсос: Талавера, например, был духовником королевы вплоть до той самой весны. Среди них были Кабрера, маркиз Мойя, казначей Алонсо де ла Кабальериа, восходящий к вершинам карьеры молодой Мигель Перес де Альмасан, их секретарь по международным делам, Эрнандо де Пулгар, королевский хронист, который написал кардиналу Мендосе письмо с протестом против действий Святой палаты{281}. Даже Луис Сантанхель, казначей Эрмандады, который взял на себя инициативу в поддержке Колумба, – тоже происходил из крещеных евреев.
Ослабление влияния Талаверы после захвата Гранады многое объясняет. Конечно, он был назначен архиепископом Гранадским, что в обстоятельствах 1492 года синекурой не считалось. Он получил эту должность как человек, способный выполнить трудную задачу. Но больше он не виделся с королевой каждый день. По рекомендации кардинала Мендосы его сменил жутковатый францисканец Франсиско (Гонсало) Хименес де Сиснерос. Сиснерос принадлежал к знатной, но безденежной семье. Он родился в 1436 году в Торрелагуне – городке неподалеку от Мадрида, близко к проходу Сомосьерра, который контролировали Мендоса. То есть ему было уже около шестидесяти лет. Его отец собирал десятину для Короны. Сухощавый, высокий, костлявый, с длинным лицом, выдающейся верхней губой, огромным носом и кустистыми бровями, похожий на борзую, всегда в грубой робе, он имел маленькие живые черные глаза и довольно пронзительный голос, который сглаживало четкое произношение. Он много ел, но мало пил. Бескорыстный, суровый, скромный, ревностный, любитель культуры, он был физически силен и целеустремлен. Он ненавидел коррупцию, работал по восемнадцать часов в день, часто доводя советников до истощения. Петер Мартир с характерным для него преувеличением говорит, что Сиснерос обладал острым умом Августина, воздержанностью Иеронима и суровостью Амброзия{282}. Как говорили, он носил власяницу, часто бил себя плетью, чтобы достичь экстаза, и беседовал с давно умершими святыми.
Сиснерос учился в Саламанкском университете, жил в Риме, был протоиереем Уседы к северу от Мадрида и некоторое время сидел в церковной тюрьме Санторкаса из-за ссоры по поводу назначения кандидатуры в Уседу, за что его наказал епископ Каррильо. Затем он служил в Сигуэнсе кардиналу Мендосе, который увидел в нем человека с будущим, поскольку тот показал себя образцовым администратором. Он стал францисканцем в 1484 году в новом монастыре Сан-Хуан-де-лос-Рейес в Толедо, сменив свое христианское имя Гонсало на Франсиско. Он присоединился к обсервантам – самому суровому ответвлению францисканцев, в монастыре ла Сальседа в Сеговии, основанном фраем Хуаном де Вильясересом. Вскоре он стал там старшим. Опасаясь (по словам Мартира)«изменчивости мира и ловушек дьявола, он покинул все, чтобы не попасть в погибельные объятия наслаждений и прелести»{283}. Он хотел привнести обсервантские реформы во францисканский орден, ревностно уничтожив его менее строгие направления. Но хотя он и принадлежал к нищенствующему ордену, он был рожден повелевать, а не просить{284}.
Мендоса приказал своему протеже Сиснеросу принять пост духовника королевы, боясь, что в противном случае тот может отказаться. Изабелле он понравился – в Сиснеросе она нашла, как писал Мартир своему давнему покровителю, графу Тендилье, «то, чего она так горячо желала, человека, которому она в тишине могла открыть свои самые глубочайшие тайны… в том была причина ее чрезвычайного удовлетворения»{285}. Сиснерос был решительным реформатором, который дал испанской церкви такую силу, которую дал и королеве. Скоро он основал новый университет в Алькале – Комплутенсе, который специализировался на теологии, основывающейся, в свою очередь, на исследованиях францисканских обсервантов 20-летней давности. Он переиздал устав собственного ордена. Он был весьма заинтересован в улучшении церковной музыки и литургии, а также старался сохранить мосарабский ритуал, который пережил долгий период доминирования ислама. Хотя указ 1492 года об изгнании евреев был, предположительно, написан инквизитором Торквемадой, Сиснерос мог повлиять на его формулировки, его безжалостность и простоту. Несомненно, именно он настоял перед монархами на том, чтобы после падения Гранады в их королевствах не осталось неверных{286}.
Этот указ, обнародованный в марте 1492 года, поразил испанских евреев. Как мы видели, ограничения для евреев становились все жестче: кортесы Толедо настаивали на создании гетто, на физическом разделении евреев и христиан{287}. Затем было вытеснение евреев из Андалузии. Они в буквальном смысле слова прекратили жить в городах и по большей части теперь находились в маленьких городках и деревушках. Но никто не ожидал ничего подобного полному изгнанию, потому что Корона всегда защищала евреев. Они осознали, что указ в первую очередь нацелен на обращение евреев, а не на их изгнание, – но они также понимали, что монархи просчитались.
Трое из наиболее выдающихся евреев, как рассказывают, отправились к королю. Это были Исаак Абраванель, Абрахам Сеньор и Меир Мехамед. Абраванель происходил из семьи кастильских евреев, которые бежали в Португалию после преследований 1391 года. Он был казначеем короля Афонсу V Португальского, а затем главным сборщиком налогов и финансовым советником герцога Визеу, который пытался свергнуть португальскую монархию в 1487-м и был казнен. Абраванель, как и потомки герцога, семейство Браганса, уехал в Испанию, где разбогател, стал сборщиком налогов для герцога Инфантадо, главы дома Мендоса, как прежде в Португалии. Он ссудил монархам немалую сумму на войну с Гранадой. Он часто резко высказывался против конверсос и заявлял, что они в целом безосновательно обвиняются в скрытом иудаизме – насколько ему, еврею, известно{288}. Сам он придерживался древнеиудейского закона и верил, что мессия уже родился и скоро явит себя – вероятно, в 1503 году{289}. Что касается Абрахама Сеньора, то он был казначеем Священной Эрмандады до Луиса де Сантанхеля и собрал много денег во время осады Малаги на выкуп евреев этого города. Он также был судьей еврейской общины. Меир Мехамед был его зятем – не только сборщиком налогов, но и раввином.
