Гарет Паттерсон - Я всей душою с вами, львы!
А вот что писал он двенадцать лет назад:
«Услышав голос Джорджа Адамсона, крупная львица оставила заваленную ею антилопу и побежала по дорожке к нам. «Арушка, милая старушка!» – закричал Адамсон и обнял ее за шею.
Это было невероятно! Старик улыбался, а львица прильнула своей огромной головой к его плечу, мурлыча от удовольствия; вокруг в темноте мерцали пытливые янтарные глаза львов из дикого прайда Арушки».
Брайан был одним из немногих наших гостей. Я намеренно отказался от посетителей, поскольку это мешало бы воспитывать во львах подозрительность по отношению к человеку, что им так необходимо на свободе. Исключение было сделано только для самых близких людей, а также тех, кто мог оказать содействие нашему делу и (или) пропагандировать его.
Ранее я уже говорил, что жизнь в лагере становилась исключительно тягостной для Джулии, так как львы перестали узнавать ее. Теперь, когда бы они ни являлись ко мне, я по возможности держал Джулию – как и Брайана – подальше, чтобы она не попадалась им на глаза. Ведь это были уже дикие львы. Пусть они знают меня, но разве я для них не такой же лев, как они сами? Да, они общались со многими людьми, когда процесс их подготовки к возвращению в родную стихию только начинался, и чуть позже, когда шла работа над документальным фильмом о нашей жизни с ними. Но теперь это уже ни к чему.
Кстати, о фильме. Работа над ним заняла почти три года. Лента «Рожденные быть свободными» стала ценнейшим документальным свидетельством нашей деятельности. Ее показывали в двадцати пяти странах мира.
Сначала съемками руководил известный и многоуважаемый природоохранный деятель и кинодокументалист Рик Ломба, который сам же и отснял значительную часть материала. Рик провел немало времени со мной и Джулией в «Таване». Он вообще хорошо знал Ботсвану, эта страна была близка его сердцу. До и после нашей совместной работы Рик неустанно выступал в США и Европе против щедрого субсидирования ЕЭС скотоводческой индустрии Ботсваны, наносящей колоссальный ущерб дикой природе. В своем нашумевшем документальном фильме «Конец Эдема» он затронул немало острых тем, связанных с охраной природы; тесно сотрудничая с «Гринпис», организовал международную кампанию за прекращение земляных работ в дельте Окаванго.
На первой стадии работы над фильмом возникли сложности, ибо я решил, что со стороны Рика будет неосмотрительным снимать меня среди львов (именно эти кадры он и хотел сделать основными), хотя в то время львы еще не успели полностью отвыкнуть от людей. Я чувствовал, что, коль скоро они незнакомы с ним, а он недостаточно искушен в языке львов – будь то голосовых сигналах или телодвижениях, – вполне может случиться несчастье. Хотя Рик знал, что из-за этого фильм получится менее убедительным, он с уважением отнесся к моему решению, и мы стали искать другие способы отображения моей жизни среди львов.
В свой следующий визит Рик привез небольшую превосходную кинокамеру и проинструктировал, как пользоваться ею, чтобы я сам мог заснять львов в родной стихии. Я постепенно набирался опыта, и в течение нескольких недель мне удалось отснять ряд великолепных сцен, вошедших в окончательный вариант фильма. Зато сам Рик испытал немало разочарований: сколько раз он проделывал более чем пятисоткилометровый путь от своего дома до нашего лагеря, а львы и не думали появляться! Видимо, странствия заводили их куда-нибудь в Тули-сафари на территорию Зимбабве – отправляться туда на их поиски мы не могли.
Фильм был закончен другой киногруппой, приехавшей вслед за Брайаном Джекменом. За две недели нашей интенсивной работы с Риком львы так ни разу и не изволили появиться, и нам пришлось сосредоточиться на популяциях других диких животных, проблемах домашнего скота, браконьерства и засухи. И вот через несколько дней после отъезда киногруппы Рафики, как и следовало ожидать, пожаловала в лагерь. Джулия тут же радировала об этом, и на следующий день кинооператор вернулся. Он запечатлел из машины несколько превосходных сцен – как Рафики приветствует меня, как она пирует у добычи, а я сижу рядом и как, наконец, мы вместе идем вслед за уходящим солнцем, во мглу, окутавшую дикие просторы… После трех долгих лет финальная сцена была готова.
…Хотя окончательный вариант фильма принадлежит уже не Рику, я всегда буду считать, что фильм – его. Снова вмешалась злодейка судьба – вскоре после того, как мы с Риком отсняли небольшой фрагмент новой картины, посвященной возвращению крупных кошачьих в родную стихию, он погиб.
Рик находился в Анголе и снимал перевозку животных на самолетах из отвратительного зоопарка в Луанде в южноафриканский зоопарк с куда лучшими условиями. Как-то так получилось, что во время этой операции оголодавший тигр вырвался из клетки и бросился на Рика. Дикая природа Африки потеряла одного из своих самых горячих сторонников и деятельных борцов.
В годовщину гибели Батиана я пошел туда, где он обрел вечный покой под пирамидкой из камней, куда я приходил по два-три раза в месяц. Всякий раз, направляясь к его могиле, я вспоминал прошлое, а уходя, с надеждой думал о будущем. Сидя у могилы меж двух деревьев, я молча ронял слезы, но эти посещения всегда придавали мне силу – любимый лев был для меня источником мужества.
На этот раз, придя к могиле, я сунул руку в дупло одного из деревьев – после гибели Батиана я положил туда его ошейник. К моему изумлению, дупло оказалось пусто. Я стал гадать, куда же он мог запропаститься, тщательно обыскал все вокруг, зашел даже в ближайшую рощу, но ошейника и след простыл. Не иначе как слон запустил хобот в дупло, вытащил, понюхал и выкинул вон. Я отыскал этот ошейник ровно год спустя в нескольких метрах от могилы, рядом со следом молодого льва. Но об этой мистической истории я расскажу чуть позже…
Итак, я ушел, недоумевая, куда мог деться ошейник, но затем мысли мои переключились на настоящее – и будущее. Рафики и Фьюрейе было уже по четыре года, они стали крупными величественными львицами; месяц назад Сале и Тане исполнился год.
Я заметил, что Рафики все чаще убегает от прайда и чем дальше, тем больше времени проводит в отрыве от него. Я заподозрил, что у нее течка и она странствует в поисках кавалера. Обычно львица, у которой уже есть детеныши, не ищет любви, пока они не достигнут шестнадцати – восемнадцати месяцев от роду и не смогут жить самостоятельно. Сала еще не достигла этого возраста, но складывалось впечатление, что Рафики собирается подкинуть ее Фьюрейе.
Глубокой ночью я услышал приглушенный львиный зов. Я встал и ответил по-львиному: «Ху-у-у! Ху-у-у!», что почти созвучно человечьему «кто-о-о там? кто-о-о там?». Засветив фонарь и выйдя из палатки, я увидел Рафики. Возможно, она догадалась о бушующих у меня в груди чувствах, вызванных годовщиной смерти Батиана, и поняла, что я нуждаюсь в ее присутствии. Мы посидели немного рядом, затем она встала, потянулась и, прежде чем уйти в ночную тьму, последний раз потерлась о меня головой.
На следующее утро, ближе к полудню, она появилась снова, намекая, чтобы я следовал за нею. Я повиновался. Она повела меня по восточному краю холма, затем вниз. Я заподозрил, что она удачно поохотилась. Предполагая, что львы должны быть где-то неподалеку, и не желая пугать детенышей своим неожиданным появлением, я вернулся в лагерь. Оказалось, что Рафики действительно в одиночку завалила молодую антилопу канна и хотела похвастаться. Остальные члены прайда присоединились к ней только на следующий день, но предварительно, придя с запада, тоже навестили меня. Вот так взрослые львицы на пятом, юные на втором году жизни блаженно пировали одной семьей и были счастливы. Был счастлив и я.
Вечером следующего дня львы пришли снова. Джулия опять была в отлучке. Я сел среди своих четвероногих друзей, и на нас снизошли покой и умиротворение. Сала подошла ко мне поближе – она была смелее, чем ее двоюродная сестричка, – улеглась и тут же уснула. Детеныши никогда не выказывали мне того доверия, какое существовало между мною и их мамашами, и я никогда не был инициатором контакта – пусть подходят, если захотят. Знак близости, который продемонстрировала мне этим вечером Сала, не мог быть продемонстрирован днем, когда они куда застенчивее и держатся на расстоянии.
С наступлением темноты я тихо встал и вернулся в лагерь. Позже, отправляясь спать, я услышал их довольное сопение – они отдыхали всего в двадцати метрах от меня. Ничто не действует на меня так расслабляюще, как сонное дыхание сытых и довольных жизнью львов, и вскоре я уснул и сам.
Утром я обнаружил, что их след потянулся на запад. Пройдя с километр, я увидел, что Рафики отделилась от прайда и взяла куре на север, и снова подумал: «Не иначе как ищет кавалера».
Потом я не видел львов целую неделю. Следующее свидание состоялось вечером того дня, когда я ездил встречать Джулию. Свидание это оказалось необычным. Как только мы въехали в ворота лагеря, я заметил у ограды львиные следы. Я присмотрелся повнимательнее, и мне показалось, что у меня галлюцинации – следы были не четверых львов, а пятерых! Правда, почва была очень твердой, и следы отпечатались нечетко. След пятого льва показался мне больше, чем следы львиц, – почти такого же размера, как у Батиана. Я так увлекся расшифровкой следов, что, сам того не замечая, проскочил мимо Фьюрейи с детенышами. Только ее характерный зов «а-а-аув» известил меня о том, что они здесь. Удивившись, я взглянул туда, откуда донесся рык, и с не меньшим удивлением обнаружил, что их только трое – ни Рафики, ни таинственного пятого льва!
