Гарет Паттерсон - Там, где бродили львы

Гарет Паттерсон

Там, где бродили львы

ВВЕДЕНИЕ

Охрана природы… становится делом этики, от которого зависит все будущее человечества. Это своего рода религия, основывающаяся на моральных, эстетических и практических ценностях, для которой не существует какого-либо объекта почитания; но она тем не менее взывает к святым сущностям, к духовному единству всего живого.

Меня мучает страх. Я очень обеспокоен происходящим в Африке. В глубинах моего сознания таится ужасное предчувствие – предчувствие, которое, хочется верить, не сбудется. Африка – это моя любовь, моя страсть – африканские львы, и я страшусь того, что лев как вид прекратит свое существование в вихре коренных изменений, охвативших весь африканский континент.

То, чего я так боюсь, уже случилось в Азии. Туда я приглашаю вас для начала, чтобы показать, какого рода опасность подстерегает Африку и ее львов.

Близ селения Сасан-Гир, где делает остановку поезд, следующий на северо-запад Индии, еще живут последние в Азии львы. Сасан-Гир – это процветающий многолюдный поселок, численность населения которого выросла в три раза с начала нашего века. Знаменитый Лес Гир, где путешественник только и может увидеть сегодня азиатского льва, представляет собой восемьсот квадратных километров разреженных, низкорослых насаждений тикового леса, остатки ранее существовавших здесь девственных лесов. Некогда предки местных львов населяли все пространство от Греции до западных пределов Центральной Азии. Сегодня они выжили на маленьком клочке земли, бывшем в прежние времена охотничьими угодьями мусульманского правителя. Здесь львы нашли временное убежище под защитой правительства Индии. Эти две сотни зверей – все, что осталось от библейского льва, того льва Иудеи, что символизировал собой храбрость и величие сильного, что делил свое жилище с Даниилом и согласился служить ему.

Львы Леса Гир лишились ныне прежнего положения, более того, утратили возможность охотиться на свою природную дичь – на пятнистых оленей. Хищники существуют теперь за счет буйволов, разводимых местными жителями. Эти люди бедны, все, что они имеют, – это молоко буйволов, из которого здесь изготовляют своеобразное сливочное масло. Местные индусы не сеют хлеб. Один буйвол, убитый львом, порой приравнивается по стоимости к трети годового заработка его хозяина. Буйволы – единственная ценность крестьянина. Поэтому не будет пощады азиатским львам в их вековом конфликте с человеком.

В начале семидесятых годов местность, где расположен Лес Гир, подверглась засухе, сильнейшей с начала нашего века. Чтобы помочь бедствующим крестьянам, индийское правительство пренебрегло статусом Леса Гир как охраняемой законом территории, и вскоре эти места заполонили свыше пятидесяти тысяч голов скота, пригнанного из обширных соседних областей пришлыми скотоводами и их семьями. Результат этого нашествия оказался поистине разрушительным. Когда вся трава и кусты были съедены скотом, крестьяне начали обрубать ветви деревьев, чтобы сохранившимися на них листьями кормить своих голодающих коров. Корень за корнем, ветка за веткой – так они уничтожили все, оставив после себя буквально камни.

Вполне очевидно, что ни буйволы, ни львы не могли уже нормально существовать в этом разоренном и опустошенном крае. Пришла новая засуха, и то испытание, которое опять выпало на долю злосчастной земли, не успевшей оправиться от предыдущего насилия, оказалось еще более разрушительным. Как писал один из очевидцев, «люди и их скот разделили свою печальную участь со львами в умирающем лесу».

Когда я вспоминаю об этом кошмаре, свидетелями которого мы совсем недавно были в Азии, меня страшит возможность повторения того же самого с африканскими львами. Нечто подобное уже произошло со многими крупными животными, населяющими африканский континент. Дурные предчувствия не отпускают меня, ибо в эту самую минуту Африка теряет свой единственный невозобновимый естественный ресурс – дикую природу и неповторимый животный мир.

Так, менее чем за тридцать лет черный носорог – этот гигант, пришедший к нам из доисторических времен, – потерял почти все после появления на сцене человека, чей возраст как вида – в сравнении с эволюционным возрастом зверя – может быть определен лишь как младенческий. В шестидесятые годы примерно 100 000 черных носорогов населяли просторы Восточной, Центральной и Южной Африки. Сейчас их осталось менее 3 500, и численность вида стремительно сокращается. Еще совсем недавно, в восьмидесятых годах, в Замбии насчитывалось 2 750 животных, сегодня же их количество не превышает 95 особей. Носорогов преследуют ради их высоко ценимого рога, так что мы становимся очевидцами вымирания этих зверей исключительно из-за человеческой корысти.

Африканский слон тоже на пороге исчезновения. В Центральноафриканской Республике прекрасно вооруженные банды уменьшили численность местной популяции с 11 000 до 3 000 особей. В Чаде, где всего лишь шесть лет тому назад бродили 15 000 слонов, сейчас их осталось меньше чем 2 500. За время кровавого режима Иди Амина в Уганде было уничтожено 20 000 этих животных. Судан недосчитывается сегодня девяти десятых своих слоновьих стад. Слоны Заира потеряли 60 процентов своего первоначального состава. Исчезли 80 процентов слонов Кении. Вероятно, наиболее многочисленная популяция слонов обитала сравнительно недавно в труднодоступном заповеднике Силоуса в Танзании. Пока мир не ведал, что творится в Африке, массовое уничтожение постигло целые большие стада слонов. Ян Дуглас-Гамильтон, знаток этих животных и соавтор прекрасной книги «Среди слонов», писал недавно: «Сейчас существует опасность уничтожения 95 процентов мировой популяции африканских слонов. И это не пустые слова. Если так будет продолжаться, мы будем иметь несколько редких популяций, состоящих из молодых животных, панически боящихся человека».

Несомненно, именно рост народонаселения определит судьбу природы в Африке. Численность людей увеличивается с устрашающей скоростью, и за пределами охраняемых законом заповедников дикие животные будут очень скоро обречены на исчезновение. Люди и принадлежащий им скот расширяют сферу своей жизнедеятельности в борьбе за пропитание. Никто не вправе упрекать крестьянина за его недовольство, когда он натыкается на ограждение заповедника и не имеет возможности позволить своему голодающему стаду миновать преграду и пройти на тучное пастбище. Следовательно, давление на администрацию будет неизбежно усиливаться, и последнее слово окажется за реальными нуждами людей.

Это – мрачные пророчества, и картина будущего африканской природы выглядит угнетающе. Многие старейшины из числа защитников диких животных уже ушли от нас, и немало молодых специалистов покинули континент. Джой Адамсон, которая своей книгой «Рожденная свободной» и лекциями, прочитанными по всему свету, сделала так много для ознакомления людей с девственной жизнью Африки, убита жуликом, работавшим до этого у нее. Самоотверженная Диана Фосси, отдавшая четырнадцать лет делу защиты самых крупных человекообразных обезьян – горных горилл, – была избита до смерти теми же людьми, которые зверски убили ее любимую Дигит – гориллу, которая в семидесятых покорила сердца любителей животных во всем мире. Основатель Серенгети, Бернгард Гржимек, тоже умер, и его пепел, согласно последнему желанию натуралиста, развеян над равнинами, которые он так любил и сделал столь известными.

Меня страшит также, что чрезмерная нагрузка на сохранившиеся еще островки дикой природы может привести к их разрушению. Туризм – это деньги. Он увеличивает число рабочих мест, что оздоравливает экономику и способствует росту жизненного уровня. Дикая природа оправдывает свое существование, вознаграждая общество тем, что открывает возможности развития экономики. Однако природные «зоопарки» могут быть задушены туристами и сооружениями, воздвигаемыми для них, – роскошными гостиницами и кемпингами, учреждениями для проведения экскурсий и смотровыми площадками, рассчитанными на массовую эксплуатацию. Огромный наплыв визитеров и их непомерные запросы угрожают затруднить нормальную жизнь открытых для туризма парковых территорий. Не будет большой фантазией представить себе, как микроавтобусы и автомобили снуют туда и сюда по равнине, проделывая в сезон дождей глубокие колеи и вызывая образование оврагов и дальнейшую эрозию почвы в местах, где ранее не ступала нога человека. Уже сегодня в некоторых заповедниках Восточной Африки нередко можно увидеть одновременно до шестидесяти автомашин, из которых туристы глазеют на единственного отдыхающего гепарда.

Гепарды оказались одними из первых, кто пострадал от такого чрезмерного внимания приезжих в парках Восточной Африки. Автомобили окружают зверя в ранние утренние часы и по вечерам, когда тот при нормальных условиях существования должен охотой добывать свое пропитание. Хищники даже приспособились к этому, выходя на охоту днем, чтобы не пересекаться с туристами. В это время их толпы покидают равнины, поднимая целые завесы клубящейся пыли: настало время ленча, и все устремляются в лагерь. Но даже эти вновь приобретенные повадки не спасают гепардов полностью. В дневные часы зоркие грифы, парящие в вышине, камнем падают на тушу задранной гепардом антилопы. Таким образом, гепард, охотящийся в несвойственное ему время, волей-неволей уступает часть добычи своим естественным конкурентам. Борьба гепардов за выживание оказывается явно неравной. Опыт туристских поездок «на природу» может сыграть скверную шутку. Если такие поездки поощряются фирмами материально, чтобы привлечь как можно больше народу, даже тот, кто, в общем, не склонен к участию в сафари, соблазнится просто потому, что ему предлагают выгодную сделку. И заповедник может превратиться в огромный балаган, где туристы играют роль зевак. Чем больше толпа, тем больше мусора. Так что в недалеком будущем визитерам придется фотографировать гиен, вылизывающих консервные банки, и шакалов, обнюхивающих коробки от сигарет.