Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке
Австралийский антрополог Рональд Берндт приводит историю молодой женщины по имени Юму из деревни Офафина, которая вышла замуж за мужчину из деревни Ясуви. Чтобы Юму со своим ребенком могла навестить родителей и братьев, требовалось пересечь район Ора, где недавно женщина по имени Инуса была убита жителями Офафины. Поэтому родичи Юму посоветовали ей обратиться за защитой к живущему в Ора родственнику по имени Асива, который к тому же был племянником погибшей Инусы. Однако в огороде у Асивы женщину увидели другие мужчины из Оры, которые изнасиловали ее на глазах у родственника, а потом убили ее и ее ребенка. Асива явно не очень старался защитить Юму, потому что считал, что ее убийство — законная месть за убийство Инусы. Почему же Юму совершила фатальную ошибку, доверившись защите Асивы? Берндт пишет: “Сражения, месть и ответная месть настолько общеприняты, что люди привыкают к такому положению вещей”. Другими словами, Юму, не желавшая навсегда отказаться от надежды увидеться с родителями, пошла на риск, хотя и пыталась его минимизировать.
Мой последний пример тонкого равновесия между конструктивной паранойей и осознанным принятием риска касается охотников-инуитов. Их метод добычи тюленей зимой заключается в том, что охотник стоит, иногда часами, над продушиной во льду в надежде, что тюлень всплывет к продушине, чтобы набрать воздуха; в этот момент его можно загарпунить. Этот способ связан с риском того, что льдина отколется и ее унесет в море, а охотник погибнет: утонет, замерзнет или умрет от голода. Охотникам было бы гораздо безопаснее оставаться на берегу и не подвергаться такому риску. Однако это, в свою очередь, означало бы угрозу голода, потому что возможности добычи на суше не идут ни в какое сравнение с тюленем, убитым у продушины. Хотя инуиты стараются выбирать льдины, которым в наименьшей степени грозит опасность отколоться, даже самый осторожный охотник не может наверняка предсказать, что льдина не отколется; другие опасности жизни в Арктике тоже способствуют небольшой продолжительности жизни в традиционном сообществе инуитов. Другими словами, если бы хоккейный матч длился всего 20 минут, игрокам пришлось бы рисковать, делая броски, даже если бы промахи наказывались.
Риски и разговорчивость
Наконец, я хотел бы порассуждать о возможной связи между двумя особенностями жизни традиционного сообщества: рисками и тем, что я воспринимаю как чрезмерную разговорчивость его членов. С самого первого приезда на Новую Гвинею я поражался тому, насколько больше времени новогвинейцы проводят в разговорах друг с другом, чем американцы и европейцы. Они непрерывно комментируют все, что происходит в данный момент, что произошло утром и что произошло вчера, кто, что и когда ел, кто и где мочился, обсуждают в подробностях, кто что о ком сказал и кто что кому сделал. Они не просто заполняют болтовней весь день; время от времени ночью они просыпаются и возобновляют разговоры. Это представляет собой трудность для западного человека вроде меня, привыкшего ночами спать без помех: в хижине, где приходилось ночевать вместе с новогвинейцами, меня все время будили их разговоры. Другие представители западного общества сообщают то же самое о разговорчивости !кунг, африканских пигмеев и других традиционных народностей.
Из всех бесчисленных примеров мне запомнился один. Однажды утром по время моей второй поездки на Новую Гвинею я находился в своем лагере в палатке вместе с двумя горцами, а остальные ушли из лагеря в лес. Горцы принадлежали к племени форе и говорили на языке форе. Я с удовольствием изучал его, и в разговоре, касавшемся известного мне предмета, встречалось достаточно повторов, чтобы я мог понимать большую часть того, что говорилось. Речь шла о сладком картофеле — на языке форе иса-аве, составляющем основу рациона горцев. Один из собеседников взглянул на большую кучу сладкого картофеля в углу палатки и с печальным видом сказал другому: “Иса-аве кампаи” [Нету сладкого картофеля]. Потом они сосчитали, сколько именно иса-аве в куче, используя местную систему счета на пальцах двух рук, потом пальцев ног и наконец точек на предплечьях. Каждый собеседник сообщил другому, сколько иса-аве он съел тем утром. Потом они сравнили подсчеты того, сколько иса-аве съел утром “красный человек” (то есть я: форе называют европейцев “тетекине” — именно “красный человек”, а не “белый”). Первый собеседник сообщил, что ему хочется иса-аве, хотя он позавтракал всего час назад. Потом они обсудили, на сколько времени хватит кучи иса-аве и когда “красный человек” купит еще. Ничего необычного в таком разговоре не было; он запомнился мне просто потому, что неизгладимо запечатлел в моей памяти слово “иса-аве” и поразил меня тем, как долго новогвинейцы могли продолжать обсуждение одной и той же темы.
Мы склонны отмахиваться от подобных разговоров как от “просто сплетен”. Однако сплетни выполняют определенную функцию и для нас, и для новогвинейцев. Одна из таких функций на Новой Гвинее связана с тем, что туземцы не имеют тех способов пассивного развлечения, на которые мы тратим так много времени, — телевидения, радио, кинофильмов, книг, видеоигр, Интернета. На Новой Гвинее разговоры — главная форма развлечения. Другая функция новогвинейской разговорчивости — поддержание и развитие социальных взаимоотношений, которые для местных жителей не менее важны, чем для представителей западного мира.
Кроме того, я думаю, что постоянный поток слов помогает новогвинейцам справляться с проблемами окружающего их опасного мира. Обсуждается все: мельчайшие детали событий, изменения, случившиеся со вчерашнего дня, то, что может случиться дальше, кто что сделал и почему. Мы получаем большую часть информации об окружающем мире благодаря массмедиа; туземцы на Новой Гвинее всю информацию черпают из;собственных наблюдений и из разговоров друг с другом. Для них жизнь более опасна, чем для нас. Непрерывно разговаривая и собирая как можно больше информации, новогвинейцы пытаются понять собственный мир и лучше подготовиться к отражению встречающихся опасностей.
Конечно, ту же функцию предупреждения риска разговоры выполняют и для нас. Мы тоже разговариваем, но меньше нуждаемся в этом, потому что опасностей нам грозит меньше, а источников информации у нас больше. Мне вспоминается моя американская знакомая, которую я назову Сарой и которая вызывала мое восхищение своими попытками справиться с окружающим ее опасным миром. Сара была матерью-одиночкой, работавшей полный рабочий день и на скромные заработки содержавшей себя и маленького сына. Будучи умной и общительной женщиной, она была заинтересована в том, чтобы найти правильного человека — партнера для себя, отца для своего сына, защитника и добытчика.
Для матери-одиночки мир американских мужчин полон опасностей, которые трудно точно оценить. Саре приходилось иметь дело с мужчинами, склонными к обману или насилию. Это не отбивало у нее желания продолжать ходить на свидания. Однако, подобно охотникам !кунг, которые не сдаются, обнаружив у своей добычи львов, а пытаются оценить опасность, которую представляет именно этот конкретный прайд, Сара научилась быстро ориентироваться и высматривать малейшие признаки опасности. Она постоянно проводила много времени в разговорах с приятельницами, находящимися в таком же положении, чтобы обменяться впечатлениями о мужчинах, о возможностях и опасностях окружающего мира; они помогали друг другу разобраться в своих наблюдениях.
Уэйн Гретцки понял бы, почему Сара продолжала попытки, несмотря на многочисленные промахи. (Я рад сообщить, что Сара в конце концов счастливо вышла второй раз замуж — за отца-одиночку.) И мои новогвинейские друзья оценили бы конструктивную паранойю Сары и то, почему она так много времени тратила на репетиции со своими подругами событий повседневной жизни.
Глава 8. Львы и другие опасности
Опасности традиционного образа жизни
Антрополог Мелвин Коннер прожил два года среди охотников-собирателей !кунг в глухом районе пустыни Калахари в Ботсване, вдали от любых дорог и городов. Ближайший городок был совсем маленьким, так что на дороге, проходящей через него, автомобиль появлялся в среднем с частотой один раз в минуту. Однако когда Коннер привел туда своего друга !кунг по имени !Кхома, того ужаснула необходимость пересечь дорогу, даже когда автомобиля не было видно ни слева, ни справа. Это был человек, которому постоянно приходилось отгонять львов и гиен от своей добычи.
Сабина Кюглер, дочь немецких супругов-миссионеров, работавших среди племени файю в болотистых лесах индонезийской части Новой Гвинеи, где тоже не было дорог, автомобилей и городов, сообщает о сходной реакции. В возрасте 17 лет она наконец покинула Новую Гвинею, чтобы поступить в школу-интернат в Швейцарии:
