Двери восприятия. Рай и Ад. Вечная философия. Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли
Первым шагом для души будет отринуть все внешнее и заглянуть внутрь себя, дабы познать свое истинное устремление; поступать так вполне правильно и естественно; тут проявляется мудрая любовь к себе самому, которая норовит избежать опьянения миром вокруг.
На следующем шаге самосозерцание надлежит дополнить созерцанием Бога, Которого душа страшится. Таково первое приближение к подлинной мудрости, однако душа все еще слишком занята собой: она не довольствуется страхом пред Господом, она желает удостовериться, что в самом деле Его боится, она опасается того, что вправду Его не боится, вращаясь в замкнутом кругу сосредоточенности на самой себе. Все эти беспокойные размышления о себе чрезвычайно далеки от покоя и свободы истинной любви, но та уже проступает на расстоянии; душа должна пройти сквозь череду испытаний, ибо, если неожиданно впадет в спокойствие, она не будет знать, как этим спокойствием воспользоваться.
Третий шаг в том, что душа, отвергнув беспокойное самосозерцание, начинает размышлять о Боге и мало-помалу забывается в Нем. Она переполняется Им и перестает жить собой. Такая душа не ослеплена собственными недостатками или безразличием к собственным ошибкам: она осознает их острее, нежели когда-либо ранее, а усилившийся свет позволяет разглядеть их более отчетливо; но это самопознание исходит от Бога и потому не является ни беспокойным, ни отягощающим[403].
Франсуа Фенелон
Какие восхитительно тонкие и точные замечания! Образчиком – дерзновенным в силу своей необоснованности – тщеславия, свойственного двадцатому столетию, выступает утверждение, что до Фрейда никто ровным счетом ничего не знал о психологии. Истина же заключается в том, что большинство современных психологов понимает человека куда хуже, чем самые способные из их предшественников. Фенелон и Ларошфуко[404] прекрасно знали о поверхностной рационализации мотивов, таящихся в глубинах подсознания, и отлично осознавали тот факт, что за вежливой маской личности нередко прячутся похоть и жажда власти. Макиавелли задолго до Парето проводил различение между «осадком» и «производными»[405] – между подлинными корыстными мотивами политических действий и красивыми теориями, принципами и идеалами, с помощью которых эти поступки оправдываются и объясняются доверчивой публике. Паскаль, подобно Будде и святому Августину, предельно низко и реалистично оценивал добродетели и рациональность человека. Но всем этим людям, даже Ларошфуко и Макиавелли, было известно нечто такое, что психологи двадцатого столетия решили игнорировать: они ведали о тройственной природе человека, объединяющей дух, разум и тело; ведали, что мы живем на границе двух миров – временного и вечного, физического (витального) и божественного; ведали, что человек, сам по себе ничтожный, есть, как писал кардинал Берюль, «ничто, Богом окруженное, в Боге нуждающееся, способное обрести Бога и преисполниться Им, если того пожелает».
Христианская простота, о которой пишут Гру и Фенелон, тождественна той добродетели, вызывавшей восхищение у Лао-цзы и его последователей. По мнению этих китайских мудрецов, все личные грехи и все пороки общества объясняются тем фактом, что люди отделили себя от божественного источника и живут в соответствии с собственной волей и представлениями, не сообразуясь с Дао (Великим Путем, Логосом, Природой Вещей), который проявляется на каждом плане бытия, от физического – и далее, через животный и умственный – до духовного. Просветление случается, когда мы отказываемся от своеволия и покорно следуем Дао, как во внешнем мире, так и внутри наших тела, разума и духа. Иногда философы-даосы словно верят в «благородного дикаря» Руссо[406], но, будучи китайцами и потому заботясь больше о конкретных, практических делах, а не об умозрительных спекуляциях, тяготеют к рассуждениям о способах, какими правители могут снизить уровень сложность цивилизации и уберечь своих подданных от разлагающего воздействия мыслей, чувств и поступков, порожденных человеком и, следовательно, уводящих от Дао. Но правители, на которых возлагается опека народных масс, сами должны быть мудрецами; чтобы стать мудрецом, человек должен избавиться от всех условностей, сковывающих «невозрожденного» взрослого, и снова стать ребенком. Истинно жив только тот, кто податлив и покорен; всех победит и переживет то, что ко всему приспосабливается, что ищет самое незаметное место – не твердую скалу, а воду, размывающую склоны извечных холмов. Простота и непосредственность идеального мудреца суть плоды укрощения страстей – укрощения воли и, посредством сосредоточенности и медитации, укрощения разума. Лишь крайне дисциплинированный художник способен воспроизвести на более высоком уровне рисунок ребенка, впервые взявшего в руки кисть. Нет ничего сложнее простоты.
– Постись, и я скажу тебе, – отвечал Конфуций. – Действовать по собственному разумению – не слишком ли это легко? А тот, кто предпочитает легкие пути, не узреет Небесного сияния.
– Я из бедной семьи и вот уже несколько месяцев не пил вина и не ел мяса. Можно ли считать, что я постился?
– Так постятся перед торжественным жертвоприношением, я же говорю о посте сердца.
– Осмелюсь спросить, что такое пост сердца?
– Сделай единой свою волю: не слушай ушами, а слушай сердцем, не слушай сердцем, а слушай духовными токами. В слухе остановись на том, что слышишь, в сознании остановись на том, о чем думается. Пусть жизненный дух в тебе пребудет пуст и будет непроизвольно откликаться внешним вещам. Путь сходится в пустоте. Пустота и есть пост сердца <…>
– Вот что я тебе скажу: войди в его ограду и гуляй в ней свободно, но не забивай себе голову мыслями о славе. Когда тебя слушают, пой свою песню, когда тебя не слушают, умолкни. Для тебя не должно быть внутренних покоев и простора вовне. Остановись на неизбежном и в этом обрети свой единый дом. Тогда ты будешь близок к правде. Легко ходить, не оставляя следов. Трудно ходить, не касаясь земли. Деяниям людей легко подражать, свершениям Неба подражать трудно… Вглядись же в тот сокровенный чертог: из пустой залы исходит ослепительный свет. Удачу приносит прекращение прекращения. Пока же ты не придешь к этому концу, ты будешь мчаться галопом, даже восседая неподвижно… Вот что такое превращение всей тьмы вещей.
