Патрик Шампань - Делать мнение: новая политическая игра
Например, размах выступлений против "проекта Деваке", который не смогли предвидеть ни политические, ни студенческие лидеры, и страх потерять контроль как над развитием движения, так и над реакциями "мнения", стали причиной закулисных сделок разной степени секретности с тем, чтобы пресечь выступления. Алэн Деваке после 26 ноября прямо заявлял на заседании Национальной ассамблеи, что никто не мог "предсказать, как будет развиваться это движение" ("Мы не видели, куда мы идем"), а что касается анализа ситуации, сделанного его коллегами по правительству на следующий день после первой крупной парижской манифестации 27 ноября, то он, по словам Дэваке, также был очень противоречивым. ("На фоне царящей неуверенности - несколько четких, но взаимоисключающих друг друга соображений"). В своих воспоминаниях он упоминает "сценарий" того, как можно было бы остановить движение, который был разработан и принят Национальной ассамблеей (отозвать проект реформы под предлогом углубленного изучения высказанных в его адрес многочисленных замечаний). Кроме того, перед общенациональной забастовкой 4 декабря состоялись переговоры между министром образования Франции и президентом НССФ-НД,* в ходе которых министр пообещал снять спорные пункты проекта, на что руководитель студенческого профсоюза заявил: "На следующий день после манифестации я проведу референдум... Не беспокойтесь... Этот референдум будет проведен так, что если вы изымаете спорные пункты, проблем не будет... Вот как мы сделаем: я попрошу по радио, чтобы вы приняли делегацию студентов ближе к концу манифестации. Вас же я прошу ответить в среду, что вы согласны принять делегацию после завершения манифестации"**.
Действующим политикам, являющимся монополистами по части легитимного физического насилия, почти всегда удается запрещать массовые скопления людей, контролировать столкновения и сокращать численность демонстрантов. Непосредственно материальное соотношение сил всегда оказывается в пользу существующего порядка, который/252/
* UNEF ID - Национальный союз студентов Франции - Независимый и Демократический - прим. перев.
** Этот диалог, переданный министром образования Франции парламентской комиссии по расследованию и существование которого отрицает руководитель Национального союза студентов Франции, опубликован в приложении к отчету Национальной ассамблеи (отчет Обер), а также в: A.Devaquet, "L'amibe et I'etudiant", op.cit. pp. 263-264.
располагает средствами воздействия, не идущими ни в какое сравнение со средствами манифестантов. Почти всегда на улице последнее слово остается за властью. Что касается борьбы символического типа, то здесь все далеко не так определенно, поскольку ее участники гораздо более многочисленны и диверсифицированы. Цель, выдвигаемая манифестантами, может восприниматься как легитимная, а репрессивные средства, используемые властью для противостояния этой цели, могут вызывать негодование. Во время выступлений в защиту частной школы или студенческих манифестаций все знали, что их истинной целью было "завоевание общественного мнения". Социалистическое правительство, которое, несмотря на предпринимаемые усилия, не смогло мобилизовать своих собственных сторонников, оказалось перед лицом все более многочисленных, организованных и мирных толп, выступающих против проекта реформы, конкретные цели которой, как это с удовольствием подчеркивала "левая" пресса, тем не менее были неведомы многим манифестантам: большое их число участвовало в шествиях по принципу агрегирования, характерному для политической мобилизации - не столько против проекта, сколько "против социалистов". Точно так же, когда правое правительство решило в 1986 году вынести на голосование реформу Деваке, оно неожиданно для себя обнаружило, что ситуация вышла из-под контроля, что аргументы в пользу проекта реформы на студентов уже не действуют (что политики выразили в формулировке "движение потонуло в иррационализме"), что, по общему признанию СМИ и "общественного мнения", на правительстве лежит ответственность как за репрессивные акции, которых оно, возможно, и не желало, так и за бездеятельность в отношении "разрушителей", которую оно мотивировало, конечно, не без задней мысли, тем, что опасалось новых случаев превышения полномочий со стороны полиции. Когда министр образования Франции, на следующий день после резкого заявления в адрес студентов, узнает из телеграммы о гибели одного из них, он немедленно сообщает своему окружению, что теперь правительство наверняка потерпит поражение.
Развитие СМИ и технологии опросов изменило то, что можно назвать "общей экономикой манифестаций" и - шире - "экономикой политической игры": физические столкновения, которые еще далеки от полного исчезновения, тем не менее постепенно замещаются действиями, специально предназначаемыми для СМИ. Каждая газета старается укрепить/253/ предыдущие установки своих читателей"*. Но и журналистское поле в своей совокупности также воздействует на политическое поле в целом. Это воздействие поля усиливается с помощью определенных механизмов. Например, журналисты, политики, и, в целом, "все лица, принимающие решения" практикуют особый способ чтения прессы: ежедневное прочтение всей прессы с помощью обзоров или пресс-релизов. Этот способ чтения, который заставляет предположить, что поле журналистики несвободно как от экономического, так и чисто политического давления, не нов ("Аргус пресс" был создан век назад вскоре после закона о свободе печати). Большинство журналистов ежедневно внимательно читает репортажи своих коллег, это чтение предоставляет им сюжеты, о которых они должны будут писать, поскольку о них говорят "другие" журналисты, и тем самым оно усиливает зависимость каждого из них от логики такого поля массового культурного производства**. Новизна же, возможно, состоит в том, что эта практика распространилась на всю совокупность публики в соответствии с логикой функционирования самых крупных СМИ (радио и особенно телевидения), по причине же социальной и политической гетерогенности их публики, они не могут рисковать и чаще всего ограничиваются передачей сюжетов, которые уже нашли свое отражение во всей прессе. Следует отметить, что, несмотря на стремление к дистанцированию, новости, которые транслируют все каналы телевидения, похожи друг на друга***. Журналисты крупных СМИ вынужденно ориентируются на одни и те же происшествия, комментируют одни и те же политические высказывания, толпятся на одних и тех же пресс-конференциях, одним словом, они обязаны быть там, куда их - обоснованно или нет - направит логика поля. Парадоксальным образом самые крупные СМИ производят, особенно в политике, эффект символического закрытия: "новость" стремится вписаться в то, о/254/
* Все указывает на то, что существует гомология между социальными свойствами журналистов газеты и их читателей: многие журналисты делают газету, которую им бы хотелось читать в качестве читателя, а создание новой газеты всегда отчасти является операцией в духе "сделай сам".
** Именно это отличает поле массового культурного производства от полей ограниченного производства, которые в меньшей степени зависят от внешней публики, чем от сообщества коллег. Известно, что некоторые творцы, принадлежащие к интеллектуальным и художественным полям, которые хотят сохранить свою творческую независимость, стараются не читать и не смотреть то, что производят их конкуренты.
*** Различна лишь техника подачи новостей (один или несколько ведущих, сидящих или стоящих и т.д.). Содержание же новостей и даже порядок их передачи на всех каналах практически одни и те же. То же самое можно сказать и о радиопрограммах.
чем говорят крупные СМИ. СМИ преувеличивают значение того, о чем они говорят и, соответственно, преуменьшают значение того, о чем они не говорят*. Поле журналистики навязывает полю политики определенную иерархию событий, которую поле политики склонно принимать и признавать, тем более, что оно также участвует в ее производстве. Но власть прессы, как и всякая другая власть, действует лишь в определенных границах, и журналистам лучше других известно, что они являются манипулируемыми манипуляторами. Сегодня поля политики и журналистики вступили в гораздо более сложные отношения взаимозависимости, чем это было раньше. Политические журналисты не отказались от функции своего рода "суда общественного мнения" над политическими деятелями. Но цикл легитимации в определенной мере удлинился. Долгое время политические журналисты высказывались лишь от имени своих читателей. Они представляли себя "лидерами общественного мнения", то есть агентами, которые активно участвуют в создании общественного мнения. Сегодня институты общественного мнения позволяют им выступать от имени "общественного мнения" в целом: они уже не являются составляющей его частью, но, как и политики, легитимируют свои соображения, ссылаясь на опросы. Они более не считают себя теми, кто они есть, то есть "делателями" мнения, а простыми комментаторами мнения, которое существует независимо от печати. Журналисты совершенно искренне работают на "закрытие" игры, полагая, что они ее открывают: они привлекают внимание широкой публики к определенным фактам, которые они конституируют в "события"; они их подробно комментируют, опрашивают политических лидеров или специалистов, чтобы понять, "что нужно о них думать". Затем, на основе опросов, они задаются вопросом, каковы наиболее важные события и как их следует понимать, и в результате дают комментарий к тому, что думает "народ" по проблемам, которые они же сами и поставили. Реакция широкой публики всегда является лишь деформированным и зачастую искусственным откликом на мнения, которые ранее были публично высказаны профессионалами по части общественного мнения, борющимися за навязывание своей точки зрения и не всегда замечающими, что все они частично сходятся в том, о чем следует говорить, и как об этом следует говорить./255/
