Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке
Еще один пример выраженного уважения к пожилым людям — роль семьи в Южной Италии, Мексике и многих других странах. Как пишет Дональд Каугилл,
семья рассматривается как ядро социальной структуры и источник всепроникающего влияния на ее членов. Честь семьи важнее всего, и от отдельных членов семьи ожидается, что они будут подчиняться главе семьи, приносить ради семьи жертвы, уважать родителей и стараться не опозорить имя семьи. [Старший мужчина в семье] выступает в роли крестного отца, авторитета, требующего поведения в соответствии с целями семьи и не терпящего нелояльности. В такой системе очень мало возможностей для индивидуального самовыражения, которое в любом случае должно подчиняться интересам семьи. Пожилые дети включают своих престарелых родителей в дела своей нуклеарной семьи, и большинство не допускает и мысли о помещении их в дом престарелых.
Китайцы-конфуцианцы, жители Южной Италии и мексиканцы представляют собой широко распространенный феномен, именуемый патриархальной семьей. Верховная власть в этой семье принадлежит старшему мужчине — патриарху семьи. Патриархальная семья характерна для многих или большинства современных пастушеских или иных сельских сообществ; в прошлом в число этих сообществ входили римляне и евреи. Чтобы оценить образ жизни патриархальной семьи, сравните ее с устройством современной американской семьи. Это устройство, которое большинству читателей покажется совершенно очевидным, антропологи называют неолокальным поселением. Этот термин означает, что молодожены поселяются отдельно от родителей обоих супругов, образуя новое домохозяйство. Новое поселение предназначено для нуклеарной семьи, состоящей только из супружеской пары и (со временем) их маленьких детей.
Если подобное положение представляется нормальным и естественным для нас, американцев, то с точки зрения географического и исторического распространения оно представляет собой исключение: лишь примерно в 5% традиционных сообществ практикуются неолокальные поселения. Напротив, самыми распространенными являются патрилокальные поселения — то есть вновь образовавшаяся пара живет с родителями или семьей жениха. В этом случае семейная единица состоит не из нуклеарной семьи, а из более разветвленной (или горизонтально, или вертикально). Примером горизонтального расширения (то есть наличия членов семьи, принадлежащих к тому же поколению, что и патриарх) может быть наличие нескольких жен патриарха, живущих на одном семейном участке, или наличие незамужних сестер патриарха, а иногда и имеющих собственные семьи младших братьев или сестер. Вертикальное расширение означает проживание в одном доме или на одном участке патриарха и его жены, одного или нескольких женатых сыновей и их детей, приходящихся патриарху внуками. Каким бы ни было расширение — горизонтальным, вертикальным или обоими, поселение в целом представляет собой экономическую, финансовую, социальную и политическую единицу, все его члены ведут скоординированную повседневную жизнь, а патриарх является высшим авторитетом.
Естественно, условия патрилокального поселения предполагают заботу о престарелых членах семьи: они живут вместе со своими детьми, владеют домом или домами, управляют ими и находятся в экономической и физической безопасности. Конечно, такая организация семьи не гарантирует, что взрослые дети будут любить своих пожилых родителей, их чувства могут быть двойственными или окрашиваться страхом и почтением к авторитету; дети могут просто дожидаться своей очереди — времени, когда они тоже смогут полновластно управлять своими взрослыми детьми. Неолокальные поселения затрудняют уход за престарелыми, каковы бы ни были чувства детей к ним, поскольку родители и дети физически разобщены.
Противоположной крайностью по сравнению с высоким статусом стариков в традиционных патриархальных сообществах является их статус в значительной части американского общества (отметим бросающиеся в глаза отличия в некоторых эмигрантских общинах, сохранивших свои традиционные ценности). Вот как Каугилл оценивает эти грустные обстоятельства: “Мы связываем старческий возраст с утратой полезности, дряхлостью, болезнями, сенильностью, нищетой, потерей сексуальности, бесплодием и смертью”.
Подобный взгляд имеет практические последствия для трудоустройства и медицинского обслуживания престарелых членов общества. Обязательный уход на пенсию в определенном возрасте до недавнего времени был принят в Соединенных Штатах и все еще широко распространен в Европе. Работодатели рассматривают пожилых людей как консервативных, трудно управляемых и плохо обучаемых, поэтому ориентируются на молодых сотрудников, считая их более гибкими и легче обучаемыми. Экспериментальное исследование, проведенное Джоанной Лахи из Бостонского центра изучения пенсионного возраста, показало, что в ответ на поддельные резюме, разосланные потенциальным работодателям и различавшиеся только именами и возрастом соискателей, женщины 35-45 лет, претендовавшие на должности начального уровня, получали приглашение на собеседование на 43% чаще, чем соискательницы 50-62 лет. Принятая в здравоохранении политика предоставления медицинских услуг в зависимости от возраста определяет приоритет более молодых пациентов в случае ограниченности медицинских ресурсов на том основании, что время медицинского персонала, энергия и деньги не должны тратиться на спасение жизней “хилых и неработоспособных”. Стоит ли удивляться тому, что американцы и европейцы, достигнув тридцатилетнего возраста, реагируют на подобную ситуацию, пытаясь за большие деньги сохранить моложавую внешность, закрашивают седину и делают пластические операции?
Столь низкому статусу пожилых в Америке способствуют по крайней мере три набора ценностей, и некоторые из них разделяют и европейские общества. Один из таких наборов, как подчеркивал социолог Макс Вебер, — это трудовая этика; Вебер связывал ее с кальвинистской формой протестантизма и сформулировал специально для Германии, но она в широком смысле существенна для современного западного общества в целом. Если рискнуть сократить его длинные и сложные книги и статьи до одной фразы, можно сказать, что Вебер рассматривал работу как основное занятие в жизни человека, благодетельное для его характера, источник его статуса и идентичности. Отсюда следует, что вышедшие на пенсию пожилые люди, которые больше не работают, теряют свой социальный статус.
Другой, специфически американский, набор ценностей связан с особым значением, которое придается индивидуальности. Это противоположность той значимости расширенной семьи, которая имеет место во многих других обществах. Самоуважение американца (американки) измеряется его (ее) собственными достижениями, а не коллективными достижениями расширенной семьи, к которой он (она) принадлежит. Нас учат быть независимыми и полагаться на себя. Независимость, индивидуализм и опора на собственные силы превозносятся как добродетели, а противоположные качества — зависимость, неспособность стоять на собственных ногах, неспособность позаботиться о себе — презираются. Для американцев словосочетание “зависимая личность” (dependent personality) — это клинический диагноз, который ставят психиатры и психологи; он значится как психическое расстройство под номером 301.6 в списке Американской-ассоциации психиатров и требует лечения. Цель лечения — помощь несчастному зависимому индивиду в достижении американской добродетели — независимости.
Также к американской системе ценностей относится особое значение, которое мы придаем неприкосновенности частной жизни; это совершенно необычная концепция с точки зрения многих мировых культур, которые в большинстве случаев обеспечивают лишь незначительное личное уединение и не видят в нем вожделенного идеала. Напротив, традиционный образ жизни предполагает совместное проживание расширенной семьи в одном жилище или группе хижин на расчищенной в лесу поляне или даже всей группы семей в едином укрытии. Пусть такое и немыслимо с точки зрения большинства американцев, но даже сексуальные отношения обычно не происходят в уединении. Гамак или подстилка пары видны окружающим; малолетние дети пары могут спать тут же — от них требуется только закрыть глаза. Наш принцип неолокальных поселений, в соответствии с которым дети по достижении брачного возраста переселяются в собственное отдельное жилище, являет собой противоположность традиционному образу жизни, при котором уединение минимально.
Забота о стариках противоречит всем этим связанным друг с другом американским ценностям независимости, индивидуализма, опоры на собственные силы и неприкосновенности частной жизни. Мы принимаем зависимость младенца, потому что он никогда не был независим, но мы сопротивляемся зависимости стариков, которые много лет были независимы. Однако жестокая реальность такова, что старые люди со временем достигают состояния, при котором уже не могут жить самостоятельно, не могут полагаться только на себя и не имеют другого выбора, кроме как стать зависимыми от других и пожертвовать своей столь долго лелеемой частной жизнью. Зависимость по крайней мере так же болезненна для старика, как для его пожилых детей, которые видят слабость своего прежде самодостаточного родителя. Как много читателей этой книги знают стариков, которые из самоуважения пытаются продолжать жить независимо — до какого-то несчастного случая (такого как падение и перелом шейки бедра или неспособность подняться с постели), делающего независимое существование невозможным? Американские идеалы заставляют американских стариков терять самоуважение, а заботящихся о них молодых — терять уважение к ним.
