Монтень. Выписки и комментарии. 1930-е годы - Михаил Александрович Лифшиц
Я никогда почти не испытываю ни страха, что мне не хватит моего состояния, ни желания увеличить его: divitiarum fructus est in copia; copiam declarat satietas10; я особенно благословляю судьбу за то, что эта перемена к лучшему произошла во мне в таком возрасте, который естественно склонен к скупости, и что я, таким образом, вижу себя избавленным от этого безумия, общего всем старикам, самого смешного из всех человеческих безумий».
Точка зрения джентльмена. Презрительные отзывы о торгашестве, склонности торговаться.
Формула счастья:
«Счастлив тот, кто сумел установить для своих нужд ту надлежащую меру, при которой богатство даёт ему возможность удовлетворить свои потребности без всяких попечений и забот с его стороны; так что распределение или накопление денег не нарушает других его занятий, которые для него более подходящи, более спокойны и более ему по душе».
Итак, достижение меры – вот цель. Но равенство страдания и наслаждения может существовать на разной основе. Это зависит от пропорции, а пропорция может измениться. Монтень чувствует это, ибо суть его аргументации сводится именно к признанию относительной трудности всего. Но Монтень консервативен. Глубокое прозрение в субъективную сущность общественных отношений не влечёт его к идее прогрессивного развития человеческих производительных сил, а только к идее жизнерадостного самоограничения в духе его эпохи. С одной стороны, не нужно стремиться к накоплению богатств, с другой стороны, следует приучать себя к труду, лишениям и страданию. Этим последним путём Монтень хочет изменить пропорциональное отношение между добром и злом, благом и лишением. Отсюда все его рассуждения о зле, проистекающем от излишней чувствительности. Таким образом, понятие «труд» приобретает чисто субъективный страдательный характер. Историческое понимание субъективности растворяется у Монтеня в смысле: «Итак, довольно…»
L'aisance donc et l'indigence despendent de l'opinion d'un chacun, et non plus la richesse, que la gloire, que la santé, n'ont qu'autant de beauté et de plaisir, que leur en preste celuy qui les possédé. Chacun est bien ou mal, selon qu'il s'en trouve. Non de qui on le croid, mais qui le croid de soy, est content: et en cella seul la creance se donne essence et vérité.
La fortune ne nous fait ny bien ny mal: elle nous en offre seulement la matière et la semence: laquelle nostre ame, plus puissante qu'elle, tourne et applique comme il luy plaist: seule cause et maistresse de sa condition heureuse ou malheureuse.
Les accessions externes prennent saveur et couleur de l'interne constitution: comme les accoustremens
nous eschauffent non de leur chaleur, mais de la nostre, laquelle ils sont propres à couver et nourrir: qui en abrieroit un corps froid, il en tireroit mesme service pour la froideur: ainsi se conserve la neige et la glace.
Certes tout en la maniéré qu'à un faineant l'estude sert de tourment, à un yvrongne l'abstinence du vin, la frugalité est supplice au luxurieux, et l'exercice geine à un homme délicat et oisif: ainsi est-il du reste. Les choses ne sont pas si douloureuses, ny difficiles d'elles mesmes: mais nostre foiblesse et lascheté les fait telles. Pour juger des choses grandes et haultes, il faut un'ame de mesme, autrement nous leur attribuons le vice, qui est le nostre. Un aviron droit semble courbe en l'eau. Il n'importe pas seulement qu'on voye la chose, mais comment on la voye.
Or sus, pourquoy de tant de discours, qui persuadent diversement les hommes de mespriser la mort, et de porter la douleur, n'en trouvons nous quelcun qui face pour nous? Et de tant d'especes d'imaginations qui l'ont persuadé à autruy que chacun n'en applique il à soy une le plus selon son humeur? S'il ne peut digerer la drogue forte et abstersive, pour desraciner le mal, au moins qu'il la preigne lenitive pour le soulager. «Certaine opinion effeminée et frivole gouverne le plaisir non moins que la douleur. C'est alors que, liquefies et coulant de mollesse, nous ne pouvons supporter un dard d'abeille sans jeter des cris. Le tout est ici de savoir se commander». (Cicéron, Tusculanes, II, XXII)
Au demeurant on n'eschappe pas à la philosophie, pour faire valoir outre mesure l'aspreté des douleurs, et humaine foiblesse. Car on la contraint de se rejetter à ces invincibles répliqués: S'il est mauvais de vivre en nécessité, au moins de vivre en nécessité, il n'est aucune nécessité.
Но помогают ли все эти истины человеку и в чём его последнее утешение?
Nul n'est mal longtemps qu'à sa faute.
Qui n'a le cœur de souffrir ni la mort ni la vie, qui ne veut ni résister ni fuir, que lui feroit-on?11
Глава XV
Безрассудное упорство в отстаивании занятой позиции наказывается
Храбрость за пределами определённых границ переходит в дерзость и безрассудство. Но судьи кто? Варварство государей. Нужно остерегаться попасть в руки судьи, каким является вооружённый неприятель.
Глава XVI
О наказании за трусость
Трусость подлежит наказанию, когда она превосходит известную меру.
Обычная дисциплина здорового государства и упорядоченного общества не рассчитана на такие необузданные проявления.
Поэтому необходимы известные меры пресечения.
Глава XVII
Приёмы некоторых посланников
Каждый должен говорить о том, что он знает о своей профессии, хотя люди обычно поступают наоборот. Некоторые посланники сообщают своим государям только то, что считают нужным. Стремление к свободе и к власти всем нам свойственно, поэтому бесхитростное подчинение необходимо.
Мы так охотно уклоняемся, под каким-либо предлогом, от подчинения
