Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов
В силу всего этого, отмечает Ясперс, я ограничиваю мое объективное познание сущим, которое дано мне в моем положении, но не познаю бытие как таковое. Вещи в мире, в котором я ориентируюсь, следует познавать и, если возможно, господствовать над ними. Ориентация в мире становится для меня бесконечным движением к просветлению моего положения в мире, направленным к бытию объектов[366]. Находясь в этой ситуации, человек, подчеркивает Ясперс, не может в достаточной степени понять себя на основе «познанной исторической реальности», исходя из тех предпосылок, которые заложены в «мире», но и мир не может быть с достаточной полнотой понят из положения человека. Это необходимым образом ведет к принципиальной незаконченности как самого положения человека в мире, так и философствования, исходящего из этого положения. Человек, по Ясперсу, обнаруживает в процессе рефлексии, что он – только «неопределенная возможность», поэтому для того, чтобы по-настоящему понять свою сущность, человек должен исследовать бытие.
Отправляясь «на поиски бытия», Ясперс выделяет сначала «общие формальные понятия о бытии». В качестве таковых у него фигурируют бытие объектов (Objektsein), Я-бытие (Ich-Sein) и в-себе-бытие (Ansichsein). Я-бытие и объектное бытие – это, по Ясперсу, наиболее сильно различающиеся виды бытия. К бытию в целом относится, как он отмечает, «многообразие вещей»:
«эмпирически действительно находящееся в пространстве и времени, мертвое и живое, вещи и лица, инструменты и бесформенная материя, мысли, относящиеся к действительности, убедительные конструкции идеальных предметов, например математических, образы фантазии – одним словом: предметность вообще. Находимое мною в моем положении бытие, – пишет Ясперс, – это для меня объект»[367].
Иначе обстоит дело, продолжает он, с моим собственным бытием. Я не противостою сам себе, как я, например, противостою вещам. Напротив, я есть тот вопрошающий,
«которому объективные модусы бытия даны в качестве ответов и который осознает себя как вопрошающего. Как бы я не изворачивался, чтобы стать объектом для себя, всегда я остаюсь тем, для которого я превращаюсь в объект»[368].
Главное различие между этими двумя видами бытия в том, что «Я» знает о бытии объектов и своем, но бытие объектов не знает ничего о себе и других. Бытие в качестве Я-бытие также непосредственно достоверно, как и недоступно рациональному познанию. В-себе-бытие – это абстракция, предельно мыслимая граница бытия вообще.
Все эти «формальные понятия о бытии» конкретизируются через такое понятие, которое является «общим фундаментом» для всех видов бытия, а именно через Dasein мыслящего. Здесь, как и у Хайдеггера, Dasein приобретает совершенно особое значение. Если у Гегеля Dasein – это «наличное бытие», имеющее самый низкий онтологический статус и выступающее
«как своего рода категориальное клеймо, которым абсолютный дух помечает ограниченность и абстрактность любых достоверностей индивидуального опыта»,
а у Хайдеггера это же слово обозначает
«всю реальность, с которой от рождения до смерти имеет дело данный, незаместимый в своей самобытности индивид»[369],
то Dasein для Ясперса это сознание, Bewußtsein, т.е. «осознанное бытие». Разумеется, сама структура немецкого слова, обозначающего сознание, в определенной степени провоцирует немецкоязычных мыслителей на включение сознания в иерархию форм бытия. Однако для Ясперса основания для такого включения отнюдь не ограничиваются морфологией термина. Ход его рассуждений следующий: в поисках бытия мы проникаем к тому основанию, из которого все виды бытия исходят как «перспективы для мышления». При этом бытие как таковое всегда будет превосходить отдельные виды бытия. В конкретном, отмеченном печатью времени положении человека сознание («осознанное бытие») и выступает как наличное бытие во времени (Zeitdasein). Совершив такую операцию идентификации, Ясперс в дальнейшем углубляет ее:
«Так как Dasein и есть сознание, а „я“ наличествует в качестве сознания, то предметы для меня существуют как объекты сознания. Все, что существует для меня, должно войти в сознание»[370].
Поэтому анализ наличного бытия есть анализ сознания.
В ходе этого анализа Ясперс выделяет предметное сознание, самосознание и то, что он называет daseiendes Bewußtsein. Последнее обозначение, практически непереводимое, в контексте работ Ясперса вполне ясно раскрывается через посредство первых двух видов сознания. Итак, предметное сознание – это вид бытия, интенционально направленный на другие предметы, и эта направленность одновременно сопровождается неким суждением, мнением (не обязательно высказываемым вслух). Используемый Ясперсом для характеристики этого состояния глагол meinen означает, как и родственное ему английское слово to mean, не только «выражение мнения, мысли», но и «подразумевание», некоторое внутреннее оценивание, которое в принципе может быть высказано. Оно может быть ясно сформулировано, а может существовать как направленность внимания на нечто, сопровождаемая или несопровождаемая номинацией и предикацией во внутренней речи. В ясперсовской трактовке предметное сознание предполагает также обладание предметом, стоящим пред нами, – в восприятии, представлении или мышлении.
В самосознании или сознании собственного я проявляется раздвоенность сознания. Продолжая оставаться предметным, оно обращается на самого себя. В самосознании так прочно сливаются предметность и субъективность, отмечает философ, что создается ощущение того, что во мне существует несколько личностей, которые я осознаю, или, по крайней мере, два начала. В этой связи мы хотели бы выделить следующую мысль Ясперса, вернее, две составляющие этой мысли:
1) сознание представляет собой первофеномен (Urphänomen), который невозможно вывести из каких-либо иных психических форм, и
2) внутреннее деление сознания на субъект и объект указывает на взаимопринадлежность самосознания и предметного сознания.
Даже когда мы полностью заняты какой-то деятельностью, целиком поглощены чем-то абсолютно внешним по отношению к сознанию, поясняет свою мысль философ, все равно остается некий «субъективный пункт», которому и противостоит внешний предмет. С другой стороны, невозможно так изолировать самосознание, чтобы оно не было связано с какой-либо внешней предметностью.
«Нет никакого самосознания без предметного сознания, пускай самого фрагментарного»,
– заканчивает Ясперс свои рассуждения по этому вопросу[371].
Отвлекаясь от конечных целей ясперсовского анализа сознания, отметим: здесь верно схвачено то обстоятельство, что сознание
