Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов
Романтики считали, что и историю (а не только природу или Бога) лучше постигает художник, чем ученый. Без фантазии, воображения история непостижима. Отсюда возникает Вальтер Скотт с его романами. Отсюда и романы Виктора Гюго. Важность фантазии, важность воображения – романтическая особенность.
Пойдем дальше. Я штрих-пунктирно намечаю разные особенности романтизма. Давайте снова ухватимся за очень важный момент, вот за этот принцип: «возможное сквозь действительное». Для романтизма в высшей степени характерна эта мысль: вытащить ядро, суть, нащупать сердцевину вещи. Романтики очень любили такие словесные новообразования: «душа души, музыка музыки». Они имели в виду, что во всем есть некая сердцевина. Оболочка – это что-то застывшее, инертное, какая-то кора вещи. А надо вытащить этот гераклитовский огонь, процессуальность сквозь вещь, возможность сквозь действительность.
Например, у них была интересная концепция, что есть «характер» и есть «душа». Характер – это корка, нарост на душе. Это маска. Мы ведь все носим какую-то маску, мы обили свое лицо о жизнь и сформировали такой нарост в виде характера. Характер – это не мы, это всего лишь оболочка нас. Сквозь характер пробивается душа. Душа – это наша сердцевина, это Божья искра, а характер – это маска, это принципы, некая внешняя привычная душевная оболочка, которой мы обращены ко внешнему миру. И надо попытаться вытащить душу души, вытащить музыку музыки, возможное сквозь действительное!
Вообще, романтизм сделал невероятно много в разных сферах культуры. Например, романтики создали потрясающую теорию перевода. Они говорили: задача переводчика – не просто взять и перевести с одного языка на другой, а схватить и почувствовать творчество в том произведении, которое он переводит, и развить его. Для них переводчик – со-творец. Романтики говорили: нет плохих книг. Все люди, все авторы – гении! Просто гений почему-то вдруг решил написать плохую книгу. А переводчик должен взять и вытащить из нее хорошую книгу, которая в ней заложена. Как у Антуана де Сент Экзюпери (тоже, конечно, позднего романтика): «В каждом ребенке убит Моцарт». Задача – пробудить этого Моцарта.
Отсюда и потрясающая романтическая теория перевода – вытащить гения сквозь идиота. Не дословный перевод, а творческая потенция, душа сквозь характер. Вот об этом говорят романтики.
Теперь хочу сказать еще о других разных, разбросанных темах. Давайте немного поговорим о взглядах романтиков на искусство. Все-таки искусство, литература, музыка – это родная изначальная стихия романтизма, хотя романтики были и общественными деятелями, и философами, и всем на свете, но все-таки.
Стихия романтиков – это, конечно, поэзия. Любимый жанр в литературе – это роман. (Кстати, роман может быть и в стихах: помните байроновского «Дон Жуана» и созданного вослед ему пушкинского «Евгения Онегина»?) Одна из причин, почему романтики – это романтики, в том, что они роман считали высшим и самым совершенным жанром литературы. Потому что роман соединяет в себе индивидуальное и универсальное. Это эпос и драма; жизнь, прочитанная как книга. Роман – это современный миф, современный эпос. Роман – это космос, то есть все о мире, но через судьбу одного героя. Роман – воплощение принципа «в одном мгновении видеть вечность». Эпос на современный лад.
Высшее искусство для романтиков – это музыка. Романтики, собственно, воспринимают весь мир как набор созвучий. Надо заметить, что романтизм стремится к синтезу искусств. Утопия романтизма – это художественное преображение мира. Искусство должно преобразить и спасти мир. Но какое искусство? Синтетическое.
Соединить все жанры, возродить античную мистериальность. Очень ярко это выразилось у Вагнера. Что такое вагнеровский театр в Байрете? Это идея соединить миф, мистерию, музыку, эпос и через это преображать людей.
Романтическо-эстетическая утопия. Интегральное искусство, синтетическое, мистериальное, которое преображает человека. Но выше всех – музыка. А мир есть музыка.
Мир всего лишь заколдован:
В каждой вещи спит струна,
Разбуди волшебным словом —
Будет музыка слышна.
Так говорил немецкий романтик Йозеф Эйхендорф. Все есть процесс, который кто-то заколдовал и превратил в набор мертвых вещей. Надо расколдовать, вытащить музыку сквозь мир, вытащить процесс сквозь вещи, вытащить возможное сквозь действительное.
Тут мы подходим к еще одному важному понятию романтической культуры. Это ирония. Романтическая ирония. Мы знаем иронию Сократа, будем еще говорить об иронии Кьеркегора. Ирония романтиков – крайне принципиальная и важная вещь. Что это такое? В свете того, что я сказал, становится понятно, что такое романтическая ирония.
Как выразить бесконечное через конечное? Есть разные способы, и один из них, который также относится к романтизму, – это символ. Романтическая культура символична. А что такое символ? Это вещь, которая намекает на бесконечное число смыслов, такое «окно в бесконечность». Символизм конца XIX – начала ХХ века, французский, русский, вырос из романтической культуры. Символ – это один из способов сказать несказанное, выразить невыразимое, в конечном передать бесконечное.
А другой из способов – это ирония. Это все время некое привставание на цыпочки над самим собой. Когда ты что-то говоришь и тут же взрываешь. Показываешь конечность, ограниченность, незавершенность и недостаточность того, что создал. Постоянное созидание и разрушение. Романтическая ирония – это и есть вытаскивание возможного сквозь действительное. Бесконечное сквозь конечное.
Приведу один, но очень мною любимый пример, по-моему, из сказки Людвига Тика. И тут романтическую иронию очень ярко видно. Он описывает… восстание мебели. Представьте. Мертвые доски, сколоченные грубо, убитые, отесанные, стандартизированные и утилизированные для нужд человека. И вдруг в мебели пробуждается лес! Мебель вспоминает, что была когда-то живыми березами, осинами, дубами. Живыми
