Познание необходимости. Детерминизм как принцип научного мировоззрения - Владимир Петрович Огородников
Данная проблема формулируется в экзистенциализме как дилемма: свобода или необходимость? Ничего нового в такой постановке вопроса нет, она была сформулирована еще в древнегреческой философии и определила, в частности, различие во взглядах Демокрита и Эпикура, на что указал К. Маркс в своей докторской диссертации. Б. Спиноза вплотную подошел к формулировке диалектического единства свободы и необходимости, но не смог решить вопрос окончательно именно потому, что опирался на метафизическое представление, абсолютизирующее жесткую причинную связь: «В душе нет никакой абсолютной или свободной воли, но к тому или другому хотению душа определяется причиной, которая в свою очередь определена другой причиной, эта — третьей и так до бесконечности» [186, с. 445]. Это определение предвосхищает основную идею лапласовского детерминизма, опираясь на который невозможно выйти из противопоставления свободы и необходимости. Неизбежный в таком случае «панкаузализм» не позволяет решить проблему диалектического единства необходимого и случайного, что, как показал весь предшествующий анализ, является фундаментальным основанием диалектико–материалистической концепции детерминизма.
Один из осноположников экзистенциализма, М. Хайдеггер, уделив пристальное внимание вопросу о факторах, определяющих связь человека, техники и вещи в процессе трудовой деятельности, свел весь анализ к выяснению многообразия каузальных связей, опираясь при этом на известное аристотелевское членение причин на материальные, формальные, конечные и действующие. Указанную типологию Хайдеггер попытался уточнить семантическими средствами [см.: 247, с. 15–19], но этот путь, естественно, не привел его к раскрытию непричинных детерминационных отношений.
Справедливо ощущая недостаточность каузальности для объяснения свободы человека, философ отвергает всякую детерминированность свободы. Свобода связывается им с мистически–потаенным, сокровенной Тайной. Раскрыть эту Тайну не дано человеку. «Свобода — то просветляюще сокровенное, в чьем просвете веет берегущий существо всякой истины покров…» [247, с. 33]. Каузальность действительна лишь в мире феноменов, но не в мире сущностей. Последний соединен с богом и непознаваем. Попытка применить каузальный анализ к миру сущностей ведет лишь к уходу от Тайны, но не к ее постижению. «…Там, где все присутствующее предстает в свете причинно–следственных взаимодействий, даже Бог может утратить для представления все святое и высокое, все таинственное своего далека» [247, с. 34]. Каузальное познание, по мнению Хайдеггера, дает человеку убежденность в верности своих утверждений относительно мира, но такая убежденность опасна «ускользанием истинности». Так метафизическая доктрина детерминизма приводит к мистическому мировоззрению, воспроизводящему кантовскую дихотомию феноменального и ноуменального в объективно–идеалистической трактовке.
С индетерминнрованностыо человеческого поведения связывает свободу и крупнейший представитель атеистического экзистенциализма Ж. П. Сартр. От детерминизма, утверждает он, следует отказаться, как от «обветшалых одежд прошлого». Необходимость и свобода представляются философу несовместимыми, поэтому свободу, по его мнению, следует понимать как преодоление необходимости [см.: 267, с. 281, 377, 381]. Мысль о противоположности свободы и детерминизма унаследована экзистенциализмом от С. Кьеркегора, полагавшего, что философия, не занимающаяся человеком, имеет дело лишь с необходимостью [см.: 254, с. 724]. Ясно, что Кьеркегор в качестве объекта критики имел в виду лапласовскую трактовку детерминизма. Его последователи продолжают отождествлять с последней всякую концепцию детерминизма.
Характерны в связи с этим высказывания бывшего пресс–секретаря президента США, а ныне телевизионного журналиста Б. Мойерса. Рассматривая феномен творческой личности, он поет дифирамбы С. Кьеркегору, который, с точки зрения Мойерса, превзошел Гегеля и Маркса, провозгласив, что «детерминизм мертв» и что человеческая деятельность недетерминирована [см.: 129, с. 40]. Основываясь на этом убеждении, журналист сводит анализ природы творческой деятельности к бессистемному указанию на многообразные факты, характеризующие творчество (разрыв с прошлым и преемственность, конвергентное и дивергентное начала в мышлении, «жажда нового», отклонение от нормы, бьющая через край энергия т. п.). Общий вывод — иррациональность рассматриваемого феномена и недетерминированность самого процесса творческого освоения действительности, связанного со способностью «не доискиваться с раздражением фактов и причин» [см.: 129, с. 41].
Приобретающая в настоящее время все большее влияние на Западе философия герменевтики [см.: 136] сводит познание мира к интерпретации «текста», под которым понимает всякое языковое описание. Отрывая «текст» от того, что он описывает, герменевтика берется понять мир, не прибегая к самому миру. Но всякое понимание предполагает наличие связи и детерминации «чего–то чем–то», ибо что еще может означать понимание, если не выяснение связи и зависимости? Герменевтика не может поэтому отказаться от детерминизма, но переносит его в область отношений «текста» и «истолкователя». Особенно показательны в этом плане работы видного современного финского философа–герменевтика Г. ван Вригта (в английской транскрипции Г. фон Райт).
Вригт убежден, что без детерминистских представлений невозможно рассмотрение человеческих поступков. Поэтому он отмечает, что главной целью его работы «Объяснение и понимание» (1971 г.) была разработка «детерминистической теории человека» [см.: 239, с. 415]. Вригт противопоставляет детерминизм в науке о человеке детерминизму в науке о природе. Он считает, что если детерминизм в естествознании тесно связан с представлениями об универсальных закономерностях, повторяемости и воспроизводимости явлений, то в науке о действии и поведении человека детерминизм представляют понятия «цель», «мотивация», «интенциональность», связанные с проявлением «свободной воли» и не отражающие якобы никакой объективной закономерности [см.: 239, с. 415]. В связи с этим никакого предвидения как перспективного прогноза в гуманитарном знании быть не может, ему доступен лишь ретроспективный взгляд — понимание того или иного совершенного человеческого действия. Здесь ясно представлена субъективизация и индивидуализация социального процесса, на основе которых Вригт постулирует «методологический разрыв» между естествознанием и гуманитарным знанием, базирующийся, по его мнению, на принципиальной противоположности детерминистских установок.
Создав таким образом проблему, Вригт пытается найти ее решение в «экстернализации» — переходе «от рассмотрения индивидуальных действий к факторам, детерминирующим поведение индивида как члена некоторого социального сообщества в контексте институционализированных человеческих отношений» [см.: 239, с. 416]. Но и «экстернализация», интерпретированная таким образом, не ведет к выяснению объективных оснований человеческой деятельности. Она представляет собой простое суммирование субъективных стремлений в некотором интерсубъективном социальном институте. В связи с этим Вригту не удается преодолеть установленный им же барьер между детерминизмом в естествознании и в области гуманитарных наук.
Впрочем, это явно устраивает философа, уделяющего много внимания доказательству принципиального различия каузальности в естествознании и обусловленности в науках о человеке. Детерминистическое объяснение мира Вригт сводит к каузальному объяснению. Мир, по его мнению, охватывает сложная причинно–следственная сеть, в которой каждая причина связана с однозначной или неоднозначной возможностью, что и дает большую или меньшую свободу развитию [см.: 281, с. 45–50]. В этом
