Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики - Илья Свободин
Попытки найти правильную процедуру пока не увенчались успехом. Есть два диаметральных подхода. Один мы видели при так называемом «реальном» социализме – когда процветали уравниловка, пренебрежение личным вкладом с одной стороны, и неоправданные бюрократические привилегии с другой. Зеркальная ситуация наблюдается при «свободно-рыночном» капитализме, где главенствует закон выживания сильнейшего. Для многих второй подход воплощает своеобразную «естественную» справедливость, ведь в борьбе и должны побеждать сильнейшие! Правда апологеты «естественного» предпочитают умалчивать о том, что побеждают не сильнейшие личности, а сильнейшие группы, поскольку в одиночку противостоять группе бесполезно.
Если сравнить две названные модели с точки зрения этики, следует признать, что социализм – шаг вперед, хоть и номинальный. Это более новая и более сложная модель, она отвергает всю предыдущую борьбу за выживание и осознанно строится на правилах, нацеленных на общее благо, как бы превратно оно ни понималось. Капитализм же, как мы видели, внутренне несовместим с правилами. Он лишь пытается облагородить борьбу за выживание и с этой целью запрещает некоторые виды насилия, в то время как другие, напротив, ради эффективности даже поощряются. Однако, несовместимость правил с борьбой порождает противоречие, которое неизбежно ведет к разрушению капитализма – или к постоянному наращиванию социальной роли государства и, таким образом, переходу к социализму или, что вероятнее в условиях морального упадка, к окончательному уничтожению рынка структурами сумевшими победить конкурентов и захватить власть.
Сравнение моделей показывает насколько важно иметь цель общества. Вы, возможно, возразите – у капитализма тоже есть цель, она даже называется «свобода»! Да. Однако, во-первых, эта цель недостаточно продумана. Либеральная свобода личности, свобода «добиваться успеха», сводится лишь к свободе от физического насилия, а также некоторых видов мошенничества и воровства. Но как быть с иными видами насилия, например экономическим, которое уничтожает свободу не менее эффективно? Во-вторых, исправить эту цель нельзя без изменения модели. При социализме, теоретически, если обнаружилось недостаточно правильное понимание цели, ее можно скорректировать.
Пример социализма показывает также насколько важно понимать сущность цели. Именно этого не хватало в том социализме, который выстроили в СССР и который правильно называть «коммунизмом». Дело в том, что плановая экономика в масштабах всего общества не только технически нереализуема, она, в отличие от правил, не совместима со свободой каждого принимать самостоятельные решения. План – позитивное требование, в то время как правило – негативное. План – это признак коммунизма, ибо когда общество превращено в огромную коммуну, его управление требует высокой централизации. Достижение общей цели не требует жесткого плана, как впрочем и непременной общей собственности на «средства производства». Важнее экономические и финансовые правила, заменяющие конкуренцию честным соревнованием. Рынок, экономический обмен – это форма договора и заменять его принуждением нельзя.
Обмен должен опираться на формальные единицы ценности. Однако достаточно ли денег в качестве вознаграждения? Нет. Свобода, а именно она лежит в основе любого честного обмена, не сводится к практическим благам. Люди могут хотеть и признания, и уважения, и известности. С другой стороны, вознаграждение предполагает предварительную оценку. Но как оценить вклад человека, если результат творчества – что-то новое? Хуже того, чем абстрактнее творческие результаты и следовательно чем они важнее, тем менее они поддаются формальной оценке! Выходит, справедливость невозможна?!
Тут вы наверное заподозрите неладное. В жизни справедливость ассоциируется не только с наградой за труд, но и с расплатой за вред, и при этом она частенько торжествует. Получается, одни оценки могут быть справедливыми или нет, а другие не могут? Для ответа заметьте, что справедливой может быть кара, возмездие, наказание, компенсация – т.е. то, что опирается на оценку насилия. А ответное насилие вполне может быть соизмеримым. Мы видим здесь ту же асимметрию, что и в негативности этики, в познании свободы от противного. В данном случае, мы можем оценить вред, ущерб – потому что он детерминирован, мы его понимаем, можем сравнить. Эти знания позволяют выстроить процедуру, и тогда мы можем говорить о справедливости и самой процедуры, и действий сделанных в соответствии с ней. Иными словами, несправедливы деяния ведущие нас в прошлое, в мир детерминизма, лишающие нас благ, а ответ, соответственно, справедлив если возмещает утраченное.
В случае же движения в будущее, к новым благам и новой пользе, говорить о справедливости пока рано. Свобода не может быть формализована, а удачный творческий результат – это всегда шаг к свободе. Иногда предлагают учитывать трудозатраты – как говорится «каждому по труду». Но разве творческий вклад равен потраченному времени? А как насчет пользы? Если при капитализме люди трудятся ради личного блага, то при коммунизме, как выяснилось, вообще трудились зря.
Как же подступиться к проблеме справедливого обмена?
Начнем с того, что хотя обьективная оценка конкретного вклада по традиции называется справедливой, это, конечно, не совсем правильно. Нельзя придумать модель, которая бы обьективно оценивала каждый конкретный вклад. Ни рынок, ни госплан на это не способны. А справедливость – это качество именно социального института, процедуры, а вовсе не отдельного действия по оценке пользы или ущерба. Отдельное действие может быть справедливым только если оно олицетворяет соответствующий институт, как например, судебное решение. Или скажем, человека можно назвать справедливым только если он выступает в некой социальной роли, например, является судьей или начальником раздающим премии.
Далее, каждый из нас является потребителем общественных благ – мы постоянно взаимодействуем с обществом и оцениваем эти блага. Однако обычно мы оцениваем их с точки зрения не столько некой социальной роли, всего общества или абстрактной справедливости, сколько личной субьективной пользы. Когда мы приходим в магазин и видим цены, мы думаем не о справедливой цене, а в лучшем случае об адекватной, разумной или честной. Аналогично, когда хозяин устанавливает зарплату работнику, он отталкивается в лучшем случае от общепринятой или средней по рынку.
Однако очевидно также, что без обьективной оценки труда невозможна никакая справедливость. Откуда же она возьмется? Из итога. Об обьективности и следовательно о справедливой награде за труд правомерно говорить когда человек оценен в целом или за какой-то период времени, когда проявилась работа социального механизма, когда блага материализовались. Хотя каждый шаг к свободе не поддается формализации, она возможна если иметь дело с итогом проекта, длительной работы или жизни человека, поскольку все это уже в прошлом.
Мы видим тут явное противоречие между личным и общим. С одной стороны понятно, что только из пользы каждого слагается польза всех. Но с другой, как люди, учитывая только свой интерес и свою пользу, могут обеспечить справедливость итога? Кроме того, так ли уж хороша справедливость после смерти?
Единственный выход в том, чтобы человек каждый раз выступал от лица всего общества, включая, как ни трудно, потомков. Этика не оставляет нам иного выхода. Она требует, чтобы в каждой субьективной оценке конкретного результата человек стремился быть обьективным, поднялся над эгоизмом, увидел всю пирамиду благ целиком, почувствовал как труд других вносит вклад в общее дело.
