Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики - Илья Свободин
Рост свободы наглядно проявляется в изменении характера детерминации – более сложные формы материи подчиняются и более сложной детерминации. Если мы можем описать движение камня в простых и понятных терминах причин и следствий, как описать поведение кошки или собаки? В их действиях мы тоже видим закономерности – они следуют законам выживания, но эти законы отражают уже не столько причинность, сколько целесообразность. А наше поведение? Разве наши свободные поступки имеют причины? Нет, но зато они имеют цели! Таким образом, причинностная детерминация, свойственная примитивным формам материи, вытесняется целенаправленностью. Поведение материи становится не только более свободным, в нем все явственней проступает смысл!
Чем дальше идет эволюция, тем многообразнее становится мир и, соответственно, тем больше возможностей для появления нового. Иными словами, чем свободнее мир, тем быстрее он развивается. Эволюция, а можно сказать и само время, постоянно ускоряется, к чему мы, находясь на ее пике, прилагаем все усилия. И это логично! Если время – эквивалент свободы, то чем больше свободы, тем насыщенней, продуктивнее время.
Избежать законов детерминизма, однако, нельзя. Все новое, созданное свободой, он тупо повторяет, превращая в старое. Повторения рождают законы и свобода подчиняется детерминизму – ведь законам нельзя не подчиняться. Ей приходится вновь творить, изобретая все более сложные и более свободные сущности. И потому мы не можем увидеть свободу. Как только мы добиваемся какого-то результата, как только мы воплощаем наш замысел в реальность, он вписывается в детерминизм соответственно его законов. Достижение результата обесценивает его и мы вынуждены ставить новые цели – ибо свободу невозможно обесценить. Она ускользает, она манит нас, чтобы опять на мгновение проявиться в чем-то неожиданном и необычном, что тут же превратится в старое и привычное. В этом и заключается ответ на вопрос «как могут уживаться детерминизм и свобода?» В этом же и ответ на вопрос – а что там было в начале? А также и на вопрос – что будет в конце: победа Добра, ужасная Тепловая смерть или полная неизвестность?
20 От пользы к красоте
Если вы решили, что свобода, к которой идет эволюция, гарантирует неминуемую победу добра, то это, конечно, не так – свобода не гарантирует даже собственное существование. Отсюда следует кстати, что и сама эволюция не гарантирована. Это касается и эволюции общества. Как мы говорили, прогресс хоть и ведет нас к свободе, не закономерен и не неизбежен – добро само по себе не победит. Его необходимо творить своими руками. Причем как и в случае эволюции, главное здесь – творить, создавать новое. Именно творчество делает людей свободнее.
С этим согласны не все. Некоторые полагают, что главная роль принадлежит рабочим и иным «пролетариям». Действительно, как например сочинение музыки помогает прогрессу, делает людей свободнее? Прогресс проявляется прежде всего в умножении практических благ, высвобождающих нас из тисков необходимости. Потому главное – труд! Именно труд создает блага, а он вовсе не обязательно связан с творчеством. На самом деле, конечно, связан. Во-первых, труд – это коллективный процесс. Сотрудничество – единственный способ производить больше, чем человеку нужно. Если каждый станет сам делать себе все необходимое, люди вернутся в пещеры, поскольку окажутся способны лишь собирать бананы. Сотрудничество же требует открыть в себе уникальные способности, стать личностью. Во-вторых, что еще важнее, польза труда прямо зависит от его созидательности, его творческого наполнения. Нетворческий труд наименее полезен.
Чтобы разобраться почему это так, представим все блага в виде пирамиды, на вершине которой – несколько абстрактных, таких как свобода, справедливость, истина, а в основании – множество конкретных товаров и услуг, доступных людям ежечасно и повсеместно. В середине пирамиды находятся институты, технологии, знания, организации и тому подобные общественно полезные сущности, которые делают возможным производство конкретных благ – от идеи до ее практического воплощения. Легко догадаться, что за видимым прогрессом в материальных благах стоит невидимый, но гораздо более существенный прогресс – в социальных институтах, в знаниях и идеях делающих эти блага возможными. А потому, в то время как все блага важны и полезны, чем выше на пирамиде располагается благо, тем более оно ценно.
Вы, однако, можете возразить, что напротив – чем ниже, чем конкретнее благо, тем оно полезней. Что за прок от истины, когда нечего есть? В этом возражении присутствует здравое зерно. Однако польза от конкретного блага, в силу конкретности, есть польза также для кого-то конкретного, и по этой же причине польза практического блага всегда субьективна. Говоря иначе, практическая польза заметнее человеку просто потому, что ему трудно увидеть всю пирамиду целиком. Он не понимает, что хлеб, например, невозможно сделать доступным, если в обществе нет стремления к справедливости. Предпочтение конкретных благ свойственно людям недалеким, не склонным задумываться, живущим одним днем.
Создание личного практического блага особого вдохновения не требует. Наши потребности и возможности хорошо известны, надо лишь следовать по стопам множества людей. Но стоит только человеку задуматься о пользе другим, как его цели и соответственно его труд становятся менее практичными. Без вдохновения тут уже не обойтись. Отказывая себе в удовлетворении потребностей, трудясь ради других, человек вынужден отказываться и от субьективности, он как бы мысленно поднимается по пирамиде благ – его цели становятся все обьективнее, все ближе к свободе. А чем обьективнее польза, тем больше творчества она требует, тем сильнее надо напрягать мозги, углубляться в отвлеченные материи. Общее благо мало зависит от непосредственной нужды, от насущной необходимости. Легко освободить себя от голода, раздобыв кусок хлеба, но куда трудней освободить других, придумав как выпекать хлеб быстро и продавать дешево.
Не только обьективная польза требует творчества, но и, наоборот, само творчество нацелено на обьективную, а не на субьективную пользу, на абстрактные, а не на конкретные блага. Можно представить как человек мастерит что-то для себя, но невозможно вообразить, чтобы он, например, сочинял для себя музыку.
Между обьективной и субьективной пользой есть интересная и неочевидная связь. Поскольку абстрактные, вечные блага на вершине пирамиды порождают более практические этажами ниже, они делают их более многочисленными и доступными, а значит и менее ценными. Обьективные блага как бы уничтожают субьективные, а люди, создавая их, делают нетворческий труд все менее нужным и менее полезным, освобождаются от него. Это хорошо демонстрирует прогресс. Чем больше развито общество, тем больше люди там заняты творчеством, тем меньше нужда в монотонном, неквалифицированном труде, тем меньше роль «пролетариев».
Однако непосредственная практическая польза – очень сильный мотив, заставляющий людей действовать. Достаточно ли одного стремления к свободе, чтобы пересилить этот мотив, отказаться от личного блага и выбрать общее? Нет ли у свободы каких-то дополнительных средств, чтобы побудить людей к творчеству?
Есть. Одно из них мы называем красотой. Красота – то, что отличает все новое. Чем новее, необычнее творческий результат, тем он красивее. Вы спросите – какая тут связь? Практические блага полезны и уже в силу этого нужны, но идеи, особенно абстрактные, не несут никакой практической пользы. В чем же их смысл, в чем притягательность? Они красивы. Красота как бы подменяет пользу, она подталкивает людей к творчеству, помогая отвлечься от практичности, возвыситься над повседневностью. Как ей это удается? Красота вызывает восхищение, причем именно своей необычностью, несводимостью к чистой рациональности. Так, посредством чувств, свобода доносит до нас ценность того, что нужно нам само
