Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф
Рассматривая западную схоластическую средневековую философию, все как один повторяют лаконичное суждение, а именно: «Философия на службе и под влиянием и руководством католической теологии». Они говорят, что она не может быть ничем иным, и кажется, что все сказано после декларирования этой четкой формулы. Это находящееся в обращении определение, допускающее самые разнообразные толкования, может быть обнаружено почти во всех книгах, которые касаются схоластической философии. Независимо от того, дают ли их авторы радикальную или умеренную его интерпретацию, оно предлагается читателю в качестве сокращенного тезиса, содержащего в сжатой форме все, что стоит знать по этому предмету. «Схоластика – это философия, поставленная на службу доктрины, уже основанной церковью, или, по крайней мере, философия, поставленная в такое подчинение этой доктрине, что она становится абсолютной нормой того, что они имеют общего»[164].
Так вот это самое определение схоластической философии в Средневековье определяет ее из рук вон плохо, поскольку содержит смесь правды и лжи, точности и неточности. Ему нельзя доверять, как тем двусмысленным сентенциям, которые Джон Стюарт Милль называет «софизмами простого наблюдения», которые посредством повторения становятся нечто вроде transeat, или модными в науке без того, чтобы ставиться под сомнение.
Чтобы исключить двусмысленность, мы должны уделить внимание историческому окружению и рассмотреть и философию, и теологию в среде цивилизации, где они развиваются. Для этого мы должны рассмотреть, каких результатов они достигли, и изучение этого откроет новый рациональный аспект, в котором схоластическая философия и ее классификация знаний явятся в насущной и органичной гармонии с общей ментальностью той эпохи.
II. Сравнительный анализ различий между философией и теологией
То, что философия – это наука, отличная от теологии, было признано с середины XII века[165], и учителя XIII века делают акцент на это различие. Резкое разграничение состава в философии (artistae) и теологии – один из первых показателей того, что различие этих двух дисциплин было четко сохранено. Парижский университет просто позаимствовал методологические классификации XII века, какие можно найти в трактатах Доминика Гундиссалинуса, Гуго Сен-Викторского, Роберта Гроссетеста и многих других. Древо науки имеет форму пирамиды, со специальными науками в основании, философией посредине и теологией на вершине, как мы уже это объясняли[166]. Что нового было на этой стадии развития, так это вдумчивое и обоснованное изучение взаимной независимости философии и теологии.
Эта независимость основывается на различиях во взглядах (ratio formalis objecti) философии и теологии на материал, с которым они имеют дело (materia) [167].
Держа в уме этот принцип методологии, мы можем понять декларацию, которой Фома Аквинский открывает свои две Summae (труда) о raison d’etre (о смысле существования) теологии вне философских наук (praeter philosophicas disciplinas) и об ее отличии от философии. «Это, – говорит он, – различия во взглядах на знания (ratio cognoscibilis), которые определяют различия этих двух наук. Астроном и физик приходят к единому заключению, что Земля круглая; но астроном пользуется математическими аргументами, абстрагированными от материи, в то время как физик пользуется аргументами, полученными на основании состояний материальных тел. Тогда ничто не мешает изучать вопросы философских наук, насколько они известны в свете естественных причин, одновременно и другой наукой, в той степени, в какой они известны по мере их открытия. Так, теология, которая занимается священным учением, отличается подобным образом от теодицеи, которая является частью философии»[168].
Современник святого Фомы Генрих Гентский также поддерживает эту доктрину, принятую всеми интеллектуалами того времени. «Теология – это отдельная наука, – говорит он. – Хотя теология занимается определенными вопросами, затрагиваемыми философией, теология и философия тем не менее разные науки, поскольку отличаются поставленной целью (sunt ad aliud), процессами (per aliud) и методами (secundum aliud). Философ consults only reason; теолог начинает с акта веры, и его наука освещена светом сверхъестественного»[169].
Легко продемонстрировать, что такие принципы широко применялись в XIII веке. Философы размышляли о происхождении идей, о человеческой свободе, о причинности и конечности в природе, об отношениях между волей и знанием и о многих других проблемах чисто рационального сорта. Напрасно искать религиозный налет или теологическую arriere pensee (тайную мысль) в данных решениях, постоянная опора на Аристотеля есть простой факт, который делает это невозможным. С другой стороны, теологи обсуждают Троицу, Спасение, сверхъестественный аспект человека и подобные проблемы, и они ссылаются на авторитет Писания. Когда определенные вещи являются общими для двух планов изучения, такие как существование и природа Бога, существует разница во взглядах, с которых философ и теолог соответственно их рассматривают. Их аргументы встречаются, подобно лучам света, выпущенным из разных источников и сходящимся на одном экране, но они не более перепутаны, чем – в нашем сравнении – перепутаны источники света. Отсюда могут возникнуть многочисленные философские системы, выдающиеся объяснения мира и жизни, способные быть объясняемыми и порицаемыми, как объясняют и порицают философию Аристотеля или Платона, Декарта или Канта.
Важно заметить, что это различие было общепризнано схоластиками XIII и XIV веков. Доказательством того, что народ сам уподобляется разуму в материи, служит фреска Траини, сохранившаяся в Пизе в церкви Святой Катерины, на которую мы уже ссылались[170]. На этой фреске, названной «Триумфом святого Фомы», великий художник XIV века символически изобразил в рисунке и в цвете все интеллектуальные движения своего времени. То, что нас здесь особенно интересует, – так это различие источников, которыми вдохновлен Фома, сидящий на золотом троне в центре композиции, на коленях у него открытая книга Summa Theologica («Сумма теологии»). Сверху на фреске Христос проливает на него лучи света, которые освящают шесть священных персонажей – Моисея, четырех евангелистов и святого Петра, которые располагаются полукругом; тогда далее Платон и Аристотель расположены по обеим сторонам на том же плане. Волны света разносят учение по всему миру, в то время как Аверроэс в позе поверженного лежит у ног Фомы.
Здесь мы имеем, так сказать, искусственную картину, которая представляет собой поразительное resume (краткое изложение) умозрительных построений в XIII веке, и она показывает то впечатление, которое получают люди, такие как Траини, поставленный в положение, предоставляющее ему возможность обобщения. Она учит нас, что теология и философия есть разные плоскости, с подчинением,
