Монтень. Выписки и комментарии. 1930-е годы - Михаил Александрович Лифшиц
Глава XLII
О неравенстве, имеющемся среди нас
Огромна разница между людьми, но это разница душевных качеств. Собаку, сокола мы оцениваем не по ошейнику или цепочке. Почему же не оцениваем мы точно так же и человека по тем качествам, которые принадлежат ему самому? «Мы говорим, что он ведёт пышную жизнь, имеет прекрасный замок, пользуется таким-то кредитом, получает столько-то дохода; но всё это вокруг него, а не в нём».
Обширные рассуждения насчёт того, что человека, как и поросёнка, не продают в мешке. Здоровое и ловкое тело, дарования, самостоятельность мысли, хладнокровие перед лицом смерти, уверенность в себе, уравновешенность, удовлетворённость – вот критерии, а не богатство и почести. Если человек велик, то он стоит выше королевств и герцогств. Он может наслаждаться здравым умом и радовать свои чувства, как того требует природа и Лукреций.
«Сравните с этим суматоху среди современных людей, тупых, низких, раболепных, непостоянных, всегда волнуемых бурей различных страстей, которые толкают их то туда, то сюда, всецело зависящих от других; ведь это небо и земля; а между тем таково наше обычное ослепление, что мы этого совсем не замечаем; вот когда мы видим крестьянина и короля, знатного и простолюдина, начальника и частного человека, богатого и бедного, нам сразу же бросается в глаза чрезвычайное несходство между ними, хотя, в сущности говоря, они различаются друг от друга только своими штанами и чулками».
Подобно тому, как буржуазная демократия имеет две ипостаси равенства: права гражданина и права человека, так имеет две стороны и демократия дворянская: равенство баронов, король – только первый среди равных, и равенство естественное, равенство тел, равенство животных, равенство близости к природе (в древности – равенство перед Аидом). Но между этими двумя сторонами лежит открыто признаваемое неравенство, а не потаённая механика капиталистической эксплуатации.
Император, ослепляющий нас пышностью, подобен актёру, который обращается в самого себя за кулисами. «Это самый обыкновенный человек и, быть может, более низменный, чем последний из его подданных». Ничто не может избавить его от человеческих слабостей: трусости, честолюбия, зависти, лихорадки, колик в желудке. «Перед нами всего-навсего человек: и если он родился уродом, этого не исправит его власть, хотя бы ей подчинялся весь мир… Что толку от всего этого, раз человек груб и туп от природы?» Царствовать – довольно тяжёлое занятие. «Легче и приятнее повиноваться, нежели приказывать». Благодаря доступности удовольствия лишены для короля той прелести, какую они имеют для частного лица. Для государя настоящий праздник – надеть маску и спуститься до уровня обыденной простонародной жизни. «Нет ничего столь надоедливого и столь безвкусного, как чрезмерное изобилие». «Жизнь монархов ярко освещена, за каждый проступок их обвиняют в тирании, презрении к законам и т. д. Весьма неприятно есть и отправлять свои естественные потребности под присмотром множества слуг; пользоваться услугами людей, совершавших большие государственные подвиги и т. д… Преимущества государей – преимущества мнимые».
Кроме того, положение сеньора немногим уступает королевскому. Где-нибудь в Бретани сеньор-домосед среди своих слуг и вассалов выглядит совсем по-королевски. О короле он вспоминает только по поводу тех отдалённых родственных связей с королевским домом, которые записаны в книге у его секретаря. «Поистине, законы наши предоставляют нам достаточно свободы; и самодержавие даёт почувствовать свою тяжесть французскому дворянину едва ли два раза за всю его жизнь. Действительное и существенное подданство испытывают среди нас только те, которые добровольно подчиняются ему и хотят извлекать из такого подчинения почести и богатства; а кто ведёт укромную жизнь у своего домашнего очага и умеет управлять хозяйством, не затевая споры и не судясь со своими соседями, тот у нас не менее свободен, чем дож Венеции».
Дальнейшее принижение королевского достоинства. Положение монарха по отношению к подданным – самое тяжёлое. «Все действительные удовольствия, выпадающие на долю государей, таковы же, как и у людей среднего состояния, – одним богам предоставлено садиться на крылатых коней и питаться амброзией; такой же у них сон и такой же аппетит, как и у нас; и сталь их – не лучшей закалки, чем та, которой вооружаемся мы; корона же не защищает их головы ни от солнца, ни от дождя».
«Нравы каждого создают ему его судьбу» (Корнелий Непот).
Итак, все люди физиологически равны, но различаются по своим душевным качествам и развитию тела. Уважение должно быть распределено не по чинам, а по личным достоинствам. Частный человек – король у себя дома.
(Но равенство прав возможно лишь внутри определённого сословия, на одинаковой ступени общества. Буржуазная демократия, напротив, распространяет частное право на всё общество, но элементарные права человека её не интересуют, и в этом отношении капитализм беспощаднее, чем феодальный порядок. Вот почему материалистический гуманизм перигорского дворянина во многом ближе к эпохе, когда в центре внимания стоят именно не политические и не юридические, а элементарные права человека.)
Глава XLIII
О законах против роскоши
Нужно внушать к ней отвращение. Критика распущенности и новшеств в костюме. Среди других нововведений: «Вопреки обыкновению наших отцов и в нарушение исключительной свободы, предоставленной благородному сословию нашего королевства, мы в любом месте так долго остаёмся в их присутствии (т. е. в присутствии королей) с непокрытыми головами; да и не только в их присутствии, айв присутствии сотни других людей – так много развилось у нас теперь маленьких корольков, половинок и четвертинок настоящего короля; немало и других порочных нововведений подобного рода». Продолжительность и прочность обычаев и привычек – признак их авторитета.
Глава XLIV
О сне
Человек должен быть добродетелен, но не должен напоминать бесчувственного и неподвижного колосса. Самые важные люди предавались спокойному сну накануне своих подвигов.
Глава XLV
О битве при Дрё
Общая мысль такова: «Целью и стремлением не только командира, но и всякого солдата должна быть победа в целом», и «никакие частные обстоятельства, как бы важны они ни были, не должны отвлекать от этой главной задачи». Если выгодно нападать с тыла, то не так уж умно придерживаться рыцарских правил, всё равно приходится отступать от них. – Такова война, такова жизнь.
До известной степени цель оправдывает средства; относительность средств, которые старый, раздробленный, не умеющий подчинять себя разумной цели средневековый индивид готов рассматривать как нечто самодовлеющее, как самоцель.
Ирония над этой эстетической независимостью частных побуждений, поступков, движений, жестов, над всем этим «романтизмом средних веков», как сказал бы наш Белинский. Этот
